— Итак…, когда и при каких обстоятельствах он сорвал спину? — от моего голоса из снега выпорхнули воробьи и маленькой стайкой осели в кустах шиповника.

— Оля…?

— Что? — я туже завязала шарф и оправила теплые перчатки. — Ты тоже не в курсе? Или это секретная информация, не подлежащая распространению?

— Я в курсе. — Сухо произнес собеседник. — Но был уверен, что поговорим мы о другом.

— О чем?

— Не дави на отца, он и так достаточно мягко с тобой обошелся. — Вот тут голос младшего Краснощека был похож на скрип снежного наста, что укрепился из-за обледенения.

— Это было не достаточно мягко. — Заметила я. — Кстати, кто на него давил ранее?

— Никто. — Недовольно ответил парень.

— А твоя ммм… мама, она как с ним разговаривала? — тут я решила внести уточнения, — если заболеет, или потянет какую-нибудь мышцу… отравление или излишнее употребление спиртных?

— Мамы не стало, когда мне было 6 лет, а Лешке 9. Я мало что помню из той семейной жизни.

— Сожалею…

Наше молчание затягивалось, мы от их дома отошли сравнительно не далеко, но уже потеряли море времени. Я с интересом взглянула на младшего сына Богдана Петровича, он с интересом смотрит вдаль, специально не замечая моего внимания. Пришлось покашлять, эффекта никакого.

— Сереж, …Сереж, а другие?

— Что другие?

— Другие жен… то есть у твоего отца есть люди, которые имеют право потребовать чтобы он продолжил курс лечения, вразумить, надавить авторитетом? Родители, друзья, другие… люди?

— Нет. И других ммм… женщин, — перекривил он мою стеснительность, — не было.

— То есть как?

— То есть тех, кто посмел бы надавить авторитетом или потребовать в счет заслуг на любовном фронте — не было. — Дал он определенную характеристику всем тем, кто был в окружении отца.

А перед моими глазами отчетливо всплыла картина, как бледный клиент сдерживается при своем секретаре и, сжав зубы, терпит адские боли.

— И сейчас не появилось? — не поднимая головы, тихо спросила я, — или в ближайшие два три года, месяца, дня?

— Ты что, Сморчок, клинья к нему подбиваешь?!

— Здрасти! — желание прикопать его в снегу возникло неожиданно, и было достаточно стойким. — Прекрати использовать это уничижительное обращение.

— Да уж здоровались! I! — отмахнулся он от моего наставления и повторил вопрос. — Все-таки подбиваешь?

— Ты что себе надумал?! Я о секретаре его спрашиваю. Встречаются они или нет?

— А Раиса Викторовна тут при чем? — возмутился он, как девица на неприличное предложение.

Почему-то мне вспомнилась Люсик и ее возмущения на пьянь мужицкую, живущую неподалеку: «Представляешь, предложил в магазин за стопариком сгонять. У него, видишь ли, опохмелка не наступила. Ибо первые три бутылки водки эффекта не дали!»

Дав себе остыть, я спросила: — То есть ты хочешь сказать, что между ними ничего нет…

— А разве есть?

Осталось гадать, так ли младший сын осведомлен в сердечных делах своего отца, как заявляет. Потому что я видела, как Раиса не хотела от него уходить, а он из-за нее терпел боль и сдерживал ругань.

— Эй! Ты скажи, между ними что-то есть? Ты видела?

— Что я могла увидеть, в общей сложности лишь третий день с вами. Да и это не главное… Мне нужно знать, кто может на него повлиять и что вызвало судороги. Они же не появились сразу после операции. Так?

— Так. На третий месяц.

— И что он сделал? — Сережа интригующе замолчал, продолжая идти чуть впереди меня. — Вариант что он за дамами бегал, отпадает, как я поняла, он у вас не из бегающих.

— Да, ему не приходилось.

А пока он идет, я незаметно слепила один снежок, а затем и второй. Красота на улице, лес, снег, солнце, снежки лепятся, и живая мишень рядом идет.

— А за кем или чем еще он мог бегать? Или скорее убегал от кого-то?

— От кого? — он обернулся.

— Откуда мне знать? Может быть, бегал от приставов, от налоговой, от бандитов, от дам… от тебя.

— В смысле от меня?

— Ну…!

И вот тут я выудила снежки, нахально прищурившись, и каково было мое удивление когда этот детина высвободил из-за спины ком, в десять раз превосходящий мои снежные снаряды.

— Ой… и когда успел?

— А это важно? — и ком полетел в меня. Что ж первое удивление было мгновенно смыто азартом и жаждой мести, а, так как у меня брат старший домашние щи ел не зря, то два прицельных попадания в шею Сергея не прошли не замеченными.

— Ой-е! — и, кажется, они и не только незаметно не прошли, но еще и заворот попали.

— Ну, Сморчок!

— Чего тебе, Селозя?!

— Ты… сейчас доиграешься!

А пока он нукает, обещания дает, и снег из-за пазухи выбивает у меня опять несколько снарядов готово. Шапка с него слетела, как миленькая, следующий снежок пришелся в ухо и плечо, тоже правое. А затем фортуна мне изменила, либо он догадался, как уворачиваясь из-под моего обстрела уходить. Но если подумать то, что ему мои снежки — так, детские пульки против толстой слоновьей шкуры.

С ревом, а у него получалось только с ревом, он погнался за мной, а я от него. Те двадцать пять метров по хоженой тропинке до асфальтовой дороги были самыми сложными и страшными, но я их преодолела и с хохотом навернулась, падая лицом вниз. Откуда выехала машина и, как Сергей успел меня стянуть с проезжей части, я не поняла. Очнулась лишь в гостиной, когда он бережно передал меня в руки Людмилы Васильевны.

— Отец уже уехал?

— Да…

— Я вызову скорую. — Это магическое словосочетание всегда действовало на меня оживляюще. В каком бы состоянии ни была, упоминание о скорой как живительный напиток или нашатырный спирт, взбадривает и возвращает на праведную Землю.

— Не надо скорую!

— Очнулась… — настороженно произнесла Людмила Васильевна, продолжая прикладывать к моей шишке лед.

— Я и была в сознании… — выдохнула, ощущая тупую боль по всему телу.

— Что же ты не отзывалась?

— А ты Сморчком опять звал. — Парень явно надулся от такой несправедливости, но лица его я не видела, потому что глаза стало больно поднимать. Ой-ей, что-то мне не нравится диагноз, напрашивающийся сам собой. Понятное дело Сережа при виде моего обморока/отруба, вряд ли бы на кличку перешел и звал по имени. Но что ему еще сказать, чтоб он докторов не тревожил? Как вариант, что я в театральный решила поступить, вот и играла эпизод под названием «В отключке»? Или что мне перемещение на его руках понравилось? А вдруг он тащил за капюшон по снегу? Отозвавшись на тупую боль, воображение тут же нарисовало картину, где меня не тащат по снегу, а ногами пинают, как мячик.

— Я тебя нес. — Четко разделяя слова, произнес младший, — на зов ты не отвечала, шишка на лбу значительно выросла, а отеки под глазами уже есть. Ты головой нашла единственный камень в снегу, и с таким везение скорую, я вызываю немедленно.

— Сережа стой. С моим везением, как ты говоришь, скорая явно приедет через два часа, а мое состояние ухудшится.

— Тогда я сам тебя отвезу…

— И мы как по расписанию попадем либо в затор, либо в аварию. Давай так…

— Что значит, давай так…! Ты была в отключке…

— Аааа, простой обморок от счастья. Я исполнила давнюю мечту — замочила тебя… снегом!

Людмила Васильевна улыбнулась и, похлопав меня по руке, отошла со словами: «я чайник поставлю».

— Твой счастливый обморок длился более пятнадцати минут. — Непреклонным тоном завершил он опровержение.

— Я не поняла, ты меня откуда нес?

— Как откуда?! Оттуда… где растянулась, припечатавшись к камню, оттуда и нес.

— А по времени выходит, что с конца Дагестанской улицы, а по расстоянию мы были всего-то метрах в тридцати… — укор не обоснованный, но может он со злости перестанет настаивать на вызове скорой?

— Нет. — Упрямо ответил Сергей, и стало понятно, что мои слова его не задели, и сам он не передумал.

— Ладно, давай уговор. Если у меня вокруг глаз образуются «очки», как признак сотрясения мозга, мы едем в поликлинику, если нет…

— Мы едем в морг и вызываем службу погребения. — Произнес он серьезно, другими словами — в излюбленной манере, потому что черный юмор у парня в почете.

— Я за кремацию. — Взор удалось упереть теперь в его грудь. А дальше глаза подниматься все еще не желали, но это еще не повод. Подумаешь шишка, отеки — это все такая глупость. — Так мы договорились?

— Да, если ты помрешь на этом диване, я так и быть тут же устрою тебе кремацию.

— Спасибо ты очень добр. Но я насчет скорой интересовалась, вызовешь?

— Вызвать? — он мгновенно уцепился за идею и сделал шаг к двери.

— Нет. Подождем.

— Чего?

— Вечера. — Я погладила обивку диванчика, на котором полусижу и покосилась на наклонившегося парня. А он внимательно смотрит на мои отеки и, сделав шаг навстречу, к челке потянулся, чтобы мою шишку рассмотреть. Я уклонилась от его руки, и через мгновение хмыкнув, задумчиво заметил, что она еще чуть-чуть подросла.

Золото, а не парень, знает умница, как в трудную минуту поддержать. Надо бы его оторвать от созерцания безобразия на моем лице:

— А кресла в зеленой коже не жаль? Все же после кремации не восстановятся…

— Они давно вышли из моды. — Сережа сел передо мной на корточки. В его взгляде читалось приятное и в то же время настораживающее беспокойство. А вдруг все же вызовет, несмотря на уговор?

— Что, страшная, как атомная война?