– Прекрати, Джесс! – Кирнан сорвалась на крик.

– Почему? Значит, делать можно, а говорить – нельзя? – усмехнулся он. – Или слова действительно действуют сильнее?

– Я вдова, Джесс, – в отчаянии напомнила ему девушка.

Он на мгновение разжал объятия, а потом с новой силой вцепился ей в плечи.

– Отлично, миссис Миллер, вдова так вдова. Но он никогда не мог бы дать вам того, что даю я. Черт побери, Кирнан, ты ведь сама пришла ко мне! Зачем же лицемерить? Перестань меня отвергать!

– Я и не отвергаю! – выкрикнула она, сотрясаясь от гнева. – И это ты называешь «отвергать»?! Я стала твоей, когда должна была принадлежать ему! Ты был первым, ты овладел мной на его земле, когда я считалась его невестой. А сейчас, когда я его вдова… Да еще в его доме, Джесс!

– Бог мой, теперь, когда он мертв, мне стало еще сложнее. Я сражаюсь с призраком!

– Но это его дом!

– Значит, если бы мы занялись любовью на сеновале, все было бы в порядке?

– Нет. Сеновал тоже его. Здесь живет его семья…

– Ты никогда его не любила! – внезапно взорвался Джесс.

– Ш-ш-ш, – прошептала Кирнан, поднося палец к его губам. Этот взрыв изумил и испугал ее. Еще никогда она не видела любимого в такой ярости. – Прошу тебя… – взмолилась она.

Он успокоился, но желваки его по-прежнему ходили ходуном.

– Мне надо идти, Джесс! – Она попыталась натянуть на себя остатки ночной рубашки, но он схватил ее за руку и повернул к себе лицом.

– Посмотри на меня!

Она взглянула ему в глаза – кобальтово-синие пронзительные глаза.

– Признайся, что ты никогда не любила Энтони.

– Джесс…

– Признайся же!

– Ты делаешь мне больно!

– А будет еще больнее, – грозно пообещал он.

– Будь ты проклят! – со слезами на глазах произнесла Кирнан. – Ну ладно, я скажу: ты сам прекрасно знаешь, что я не любила Энтони. Почему я должна об этом говорить?

– А почему ты притворяешься, что между вами что-то было? – сердито спросил он. – Ты что, лежала с ним на этой кровати? И потому тебе стыдно?

– Не твое дело, Джесс.

– Нет, мое.

– Джесс…

– Ты не любила его! Так какого черта вышла за него замуж?

– Потому что он не янки! – выпалила Кирнан, приходя в бешенство. Он ослабил хватку, и девушка быстро выскользнула из постели. Поддерживая разорванную рубашку, она в упор посмотрела на Джесса и повторила: – Энтони никогда не был янки!

Тут уж Камерон не выдержал – схватив ее за руки, он с силой притянул любимую к себе.

– Да, он никогда не был янки. Но не был и тем, кто тебе нужен. Он мертв, Кирнан. Видит Бог, я не хотел его смерти, но он умер, так же как и сотни, а может быть, и тысячи людей. И не надо делать вид, что ты любила его. Я все равно не поверю!

– Ты можешь отнять его дом, – с жаром произнесла Кирнан, – но овладеть его вдовой тебе не удастся! Я тебе не позволю – клянусь Богом, не позволю!

Она снова попыталась вырваться, но Джесс так сжал ее руки, что ей стало больно.

– Я уже овладел ею, – напомнил он с усмешкой.

– Пустите меня, капитан Камерон! – крикнула девушка.

– Ни за что. – Он посерьезнел. – Лучше выслушай меня. Я чувствую свою вину перед Энтони, потому и приехал сюда. Я подумал, что смогу сохранить его дом и семью, словом, сделать для него хоть что-нибудь. И пока что, Кирнан, мне это удается, а дальше – кто знает? Война может продлиться долго, очень долго… Сама ведь тоже сделала то, что считала нужным. Ты любишь Джейкоба и Патрисию, заботишься о них. Энтони был бы рад и мог бы тобой гордиться.

– Вряд ли он был рад, если бы вошел сейчас и обнаружил меня в твоей постели, как ты считаешь? – усмехнулась Кирнан, не спуская глаз с Джесса.

– Ты сама ко мне пришла, – заметил он.

Горячая краска стыда залила ее щеки.

– Отпусти меня, Джесс.

– Нет, пока не признаешься, что с ним у тебя никогда не было того, что было со мной. И никакое чувство вины не в силах этого изменить! Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь этого.

– Джесс…

– Признайся же!

– Ах ты, синебрюхий мерзавец! – терпение девушки лопнуло. – Да, с Энтони у меня никогда не было того, что с тобой. У меня вообще с ним ничего не было! Мы поженились, и он тут же уехал.

– Что?! – недоверчиво переспросил Джесс.

– То, что слышал. А теперь пусти меня!

Он силой привлек любимую к себе и набросился на нее с неистовыми поцелуями, жадными и страстными. Кирнан отчаянно боролась, пытаясь вырваться, уклониться, и вдруг Джесс сам оторвался от нее.

– Скажи, что больше не будешь мучить меня, Кирнан.

– Отпусти же меня, наконец!

Она принялась молотить кулаками по его обнаженной груди, плечам, животу.

Он легко отклонял ее удары, а когда она выдохлась, крепко обнял и прошептал:

– Скажи же, Кирнан.

Горячий шепот проник ей в душу, и она вновь почувствовала, как разгорается сладкий огонь желания. Вся ее ненависть тут же улетучилась. Рука любимого скользнула по ее груди и двинулась ниже.

– Джесс…

Она рванулась прочь, споткнулась и выпустила края рубашки.

– А теперь молчи, Кирнан, – хрипловатым голосом скомандовал Камерон.

Подхватив ее на руки и не сводя с нее горящих синих глаз, он бросил любимую на кровать. Рубашка порвалась окончательно, и перед его взором предстало роскошное женское тело.

– Джесс, как ты можешь…

Он упал на нее и закрыл рот поцелуем.

Она пыталась бороться, но жару его губ невозможно было противостоять. Сладкая истома разлилась по всему ее телу. Кирнан задумчиво провела по волосам Джесса и только тут поняла, что он ее не держит.

Но теперь ей самой расхотелось уходить.

Они вновь предались любви.

Потом, истомленные страстью, уснули. Проснулась Кирнан от прикосновения восставшей мужской плоти к своей спине. Джесс обхватил ее руками и не позволил повернуться. Не меняя позы, они занялись любовью – в третий раз за ночь. А потом Кирнан снова забылась в его объятиях.

Нет, война не кончилась – ее война с Джессом.

Но сейчас она слишком устала, чтобы бороться.


Проснулась Кирнан на рассвете. Жаль, но придется вставать… Джесс протянул руку, чтобы обнять ее, но она мягко отстранилась и умоляюще попросила:

– Пусти, мне надо идти. Дети…

Он все понял и, как бы извиняясь, сказал:

– Твоя рубашка…

– Ничего страшного. Я завернусь в простыню.

И девушка заторопилась к двери, молясь в душе, чтобы никто не встретился ей в коридоре.

– Кирнан!

Она обернулась. Как он хорош: бронзовые плечи на фоне белой постели, кобальтовые глаза, спутанные волосы…

«Интересно, смогу ли я когда-нибудь разлюбить его?» – мелькнула у нее мысль.

– Я пойду, Джесс.

– Кирнан, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Но я не могу за тебя выйти!

– Почему, черт возьми? – вспылил он.

– Потому что ты янки! Я до сих пор не вышла за тебя именно потому, что ты янки. И сейчас не выйду. Неужели ты не понимаешь? – Ну почему он каждый раз доводит ее до слез? – Я никогда не выйду за тебя, Джесс. Слышишь – никогда! – Она резко повернулась и пулей вылетела из комнаты.

В коридоре никого не было. А в палатах уже шумели – в госпитале начинался новый день.

Кирнан влетела к себе в комнату, вся дрожа, опустилась на постель и плотно завернулась в простыню. Сквозь окна в спальню сочился рассвет. День обещал быть прекрасным.

И никто, кроме них с Джессом, не узнает, какая прекрасная ночь предшествовала этому прекрасному дню!

Но как жить дальше? Жить с ним совсем рядом – всего в нескольких шагах – и не встречаться?

Кирнан долго-долго сидела неподвижно, предаваясь мучительным размышлениям. Но проблема решилась сама собой.

Еще накануне вечером из Вашингтона прибыла депеша, в которой Джессу предписывалось покинуть Монтемарт.


Очнувшись от мучительных дум, Кирнан умылась, оделась и направилась проведать раненых. Навстречу ей попался капрал О'Малли. Он был в приподнятом настроении – за ночь не случилось ни одной смерти.

– Конечно, этим парням еще далеко до полного выздоровления. Надо благодарить судьбу, что они вообще остались живы. Жизнь вообще чертовски приятная штука, прошу прощения за выражение. А как по-вашему, миссис Миллер?

– Согласна. А насчет выражений можете не извиняться. За последнее время я ко многому привыкла, – успокоила его хозяйка дома.

– Даже тот тяжелораненый южанин идет на поправку. Как бы его не отослали в лагерь для плен… И снова прошу прощения, миссис Миллер. Все время забываю, на чьей вы стороне. И не мудрено – вы так добры к нашим ребятам! Поговаривают, правда, что вы шпионка конфедератов, а я так скажу: если в ком есть сочувствие к людям, я завсегда его распознаю. А в вас, мэм, оно есть. Да еще какое!

«Сочувствие? – усмехнулась про себя Кирнан и чуть не рассмеялась в лицо капралу. – Возможно… А вот шпионю-то я точно!»

Впрочем, зачем развеивать иллюзии О'Малли? Пусть как хочет, так и думает.

– Благодарю вас за доброе слово, капрал. И все же я остаюсь конфедераткой и хотела бы навестить своих, если позволите, – с достоинством произнесла девушка, направляясь к двери.

Улыбнувшись капралу на прощание, она торопливо зашагала по коридору. Оказалось, что Каслмен уже проснулся. Около него хлопотала Патрисия. Придвинув стул, она писала письмо под его диктовку. Увидев Кирнан, девочка засияла от радости.

– Представляешь, вчера вечером все говорили, что Каслмен умрет, а он живой и почти здоровый! Ты только посмотри на него. Ну разве не молодец?

Кирнан и Каслмен переглянулись: ясно, что до полного выздоровления ему еще далеко.

– Я рада, что вам лучше, – с улыбкой проговорила Кирнан и, подойдя к постели, сменила повязку на его лбу.

Каслмен с чувством сжал ее руку.

– Это вы спасли мою ногу.