И, кажется, она и принимала. Но он был окружен опасностью. Я знала, что Берли был настроен против него, он собирался расчистить дорогу для карьеры своему сыну, и я была рада, что Эссекс начал дружбу с сыновьями Бэкона — Энтони и Фрэнсисом.

Они были умными, но слегка страдали от обид, им казалось, что Берли препятствует их продвижению.

У Эссекса теперь было еще двое сыновей — Уолтер, названный в честь своего дяди, и Генри. Увы, он был неверный муж. Он был чувственен, охоч до женщин и к тому же не привык подавлять свои желания. Одной женщины ему было недостаточно, так как его привязанности были недолговечны, и его положение располагало к постоянным интригам.

Типичным для него было и то, что, вместо того, чтобы выбрать любовницу с осторожностью, дабы посещать ее тайно, у него были романы с горничными королевы. Мне было известно по крайней мере про четырех из них. Элизабет Сатвэлл родила ему сына, которого знали как Уолтера Деверо, и из этого был раздут скандал, были еще леди Мэри Говард и две девушки — Рассел и Бриджес, их всех публично унижала королева за связь с Эссексом.

Меня очень огорчало его поведение, потому что Елизавета была строга со своими горничными, она сама их отбирала из семей, которые когда-то оказывали ей услуги. Стать горничной королевы — была награда для девушки из такой семьи. Мэри Сидни также была взята королевой в горничные, и вскоре благодаря стараниям королевы же она удачно вышла замуж за графа Пемброка. Родители стремились отдать своих дочерей, поскольку знали, что королева сделает все для их благополучия. Если кто-то из девушек выходил замуж без разрешения королевы, она гневалась, если она подозревала кого-то в том, что называла непристойным поведением, она бывала еще более оскорблена, а уж если партнером по непристойному поведению оказывался один из фаворитов, тут и вовсе не было предела королевской ярости. И, зная все это, Эссекс флиртовал и заводил связи, не только не думая о том, что он навлекает на себя опасность, но и к огорчению жены и матери.

Я удивлялась, как долго он сможет избегать опасностей, которые ему угрожали, и даже не делать попыток быть осторожным. Конечно, он был молод, а королева все более увлекалась молодыми, поэтому против очарования Эссекса бывало трудно устоять.

Пенелопа оставила, наконец, своего мужа и открыто жила со своим любовником Чарльзом Блаунтом, который стал лордом Маунтджоем после смерти старшего брата. Королева не любила Пенелопу; у нее был, конечно, некоторый недостаток такта, и, уж конечно, королева не потерпела бы от красивой женщины того, что терпела от мужчин. Более того, она была моей дочерью, к тому же королева слышала, что она оставила мужа и живет с любовником. Хотя она и была склонна простить такую вольность красавчику Маунтджою, Пенелопе не стоило ждать той же милости, однако, любя Маунтджоя, королева не препятствовала пребыванию моей дочери при дворе.

Пенелопа и Эссекс были друзьями, и она, будучи натурой сильной, пыталась давать ему советы. Она была уверена в себе, была, как и я когда-то, признана наиболее красивой женщиной при дворе, а поэмы бедного Филипа Сидни, посвященные ей, возвысили ее в собственных глазах. Маунтджой обожал ее, Эссекс — уважал. Она не могла не быть довольной своим положением хотя бы уже потому, что имела смелость оставить по собственному усмотрению ненавистного мужа.

Так случилось, что Пенелопа оставалась с Уорвиками в Норт Холл, когда прискакали послы с известием, что королева находится неподалеку. Эссекс знал, что королеве будет неприятно общество его сестры, и он выехал навстречу Елизавете, что восхитило ее. Но вскоре выяснилось, что целью его встречи была просьба отнестись милостиво к присутствию его сестры. Елизавета ничего не ответила, и Эссекс, как всегда, самоуверенный, воспринял это как согласие. Каковы же были его унижение и обида, когда королева отдала приказ, чтобы на время ее пребывания Пенелопа оставалась в кабинете. Импульсивный Эссекс был предан своей семье и постоянно делал попытки уговорить королеву принять меня. То, что с его сестрой обращаются подобным образом, было для него непереносимо.

После ужина он спросил, не примет ли королева Пенелопу. Он сказал, что понял, будто она ответила согласием на его просьбу, а теперь был удивлен, что она нарушила свое слово. Так разговаривать с королевой было непозволительно, и она резко ответила, что не желает давать повод людям говорить, будто она приняла его сестру, чтобы угодить ему.

— Нет, — закричал он, — вы бы приняли ее, чтобы угодить этому мошеннику Рейли. — И он стал обвинять ее в том, что она постоянно потворствует Рейли, что она оскорбляет его и его сестру за то, что та любит авантюриста Блаунта.

Королева призвала его к спокойствию, но он не угомонился. Он сыпал тирадами против Рейли. Сказал, что она, королева, благоговеет перед ним, что он не находит удовольствия служить госпоже, которая лебезит перед таким низким человеком. Это было более чем глупо, ибо Рейли обязательно доложили бы эти слова, так что Эссекс приобрел бы себе врага на всю жизнь.

Но королева устала от его капризов. Она закричала:

— Не берите на себя слишком много! Не смейте ко мне обращаться в таком духе. Как вы смеете критиковать других! Что касается вашей сестры — она второй экземпляр вашей матери! А вашу мать я не потерплю при дворе. И вы сполна унаследовали ее качества, поэтому я устала и готова отослать вас прочь.

— Тогда сделайте это! — закричал он. — Я и сам не останусь здесь, чтобы слушать, как порочат мою семью. У меня нет желания служить вам. Я без промедления увожу из-под этой крыши сестру, а поскольку вы боитесь огорчить этого мошенника Рейли — а он был бы рад моей отставке, я также уеду.

— Я очень от вас устала, глупый мальчишка, — холодно сказала она и отвернулась.

Эссекс поклонился, отвернулся и прошел прямо в комнату сестры.

— Мы немедленно уезжаем, — сказал он. — Приготовься.

Пенелопа была изумлена, но он сказал, что это необходимо, потому что он поссорился с королевой и теперь оба в опасности.

Он отослал ее домой с эскортом и заявил, что едет в Голландию. Он собирался присоединиться к войскам, готовящимся к битве при Слисе, и надеялся, что падет в ней. Смерть для него была предпочтительнее службы у такой несправедливой госпожи, и он не сомневается, что она будет рада избавиться от него.

И он уехал в Сэндвич.

На следующий день королева спросила о нем и услышала, что он на пути в Голландию. Она послала за ним.

Он уже готовился сесть на корабль, когда погоня настигла его. Поначалу он отказывался возвращаться, но ему было сказано, что в таком случае его привезут обратно силой, чтобы выполнить приказ королевы. Он вынужден был подчиниться.

Когда он вернулся, королева ласково приняла его. Она поругала его и сказала, что он поступает глупо и негоже оставлять двор без ее разрешения.

В течение нескольких дней он вновь был в фаворе.

Ему везло, моему своенравному сыну. Если бы он только пользовался этим! Но мне казалось, он специально показывает свое презрение к милостям, даруемым ему. Если кто-то когда-то и искушал судьбу, то этим человеком был Эссекс.

Одним из сильнейших его желаний было мое признание при дворе. Он знал, как я этого хотела, и видел, что Лейстер не в силах был устроить это. Думаю, он стремился в конечном счете доказать, что сможет добиться того, чего не добился его отчим.

Для меня было непроходящей досадой, что я не входила в круг королевы. Лейстера не было уже десять лет. Теперь не было причин, по которым мое присутствие было бы ей неприятно. Я была семейной пожилой женщиной, и могла же она забыть наконец, что когда-то я вышла замуж за ее «милого Робина».

Я дала ей фаворита в лице сына. Могла бы она понять, что, если бы не я, то некому было бы услаждать и в то же время огорчать ее, как услаждал и огорчал Эссекс. Но она была мстительна. Сын мой обещал, что однажды он сведет нас. Он рассматривал как оскорбление то, что она отказывалась примириться со мной, и это было для него вызовом и стимулом.

Он был теперь ее секретарем, и она не упускала его из виду. Люди понимали, что могут добиться своих целей через этого молодого человека, которого она обожала.

Однажды он приехал ко мне в состоянии большого возбуждения.

— Приготовьтесь, миледи, — закричал он, — вы едете ко двору.

Я не могла поверить:

— Это правда? — спрашивала я. — Она примет меня?

— Она сказала, что будет проходить из кабинета в Зал присутствий и, если ты будешь в галерее, она увидит тебя.

Да, встреча была очень формальной, но то было начало, и я была возбуждена. Моя долгая ссылка заканчивалась. Эссекс настоял на своем, ибо она не могла ему ни в чем отказать. Я вспоминала, как она смеялась над моими комментариями в прошлом, а теперь мы стали старше, и могли бы с ней беседовать, обмениваться воспоминаниями, а «кто прошлое помянет — тому глаз вон».

Я часто думала о ней. Я видела ее многие годы, но никогда — близко. Я видела ее проезжавшей мимо в экипаже, величественную королеву и одновременно женщину, нанесшую мне поражение. Мне хотелось быть с нею близко, потому что лишь возле нее я чувствовала пульс жизни. Я скучала по Лейстеру. Да, я разлюбила его в конце жизни, но без него жизнь для меня потеряла цвет и вкус. Мы смогли бы компенсировать друг другу потери. Да, у меня был Кристофер — добрый, преданный, молодой, который все еще считал своей удачей женитьбу на мне. Но я постоянно против воли сравнивала его с Лейстером, а какой мужчина мог бы сравниться с ним! Но то не вина Кристофера, что я не видела в нем того, что было в Лейстере. Дело было в том, что я была любима самым выдающимся мужчиной века, и в том, что она, королева, тоже любила его. И только теперь, когда я потеряла его, я могла бы вновь ощутить вкус жизни только в кругу королевы: пусть она смеется со мной, пусть дерется со мной, но только пусть вновь придет в мою жизнь.