…Я стою на сцене в костюме Бабы Яги, на фоне избушки на курьих ножках, смотрю в зал, полный народу, и вижу только одно лицо… Артем сидит в первом ряду и улыбается мне… Потом я начинаю лихо приплясывать и распевать хрипловатым голосом:

Я по небу лечу, чу-чу-чу, чу-чу-чу!

Помелом, как рулем, я верчу!

Я всем миром кручу, как хочу, чу-чу-чу!

И кого захочу проучу!

Я лечу в темноте без огня,

Все ужасно боятся меня!

Все в испуге дрожат у дверей,

Да не бойтесь, не ем я людей!

И вообще я вегетарианка!

Я проскакала по сцене верхом на помеле и спустилась в зал, задержалась у первого ряда, где сидели Артем с Валеркой Ермолаевым. Потом двинулась вприпрыжку через проход. В зале стоял безудержный хохот. Кто-то протягивал ко мне руки, стараясь ухватить за помело или подол платья. Я сама с трудом сдерживалась, чтобы не захохотать, но нельзя было выходить из образа. Моя Яга должна была выглядеть грозной и властной. Прошествовав мимо зрителей, я удалилась под грохот аплодисментов, а через минуту снова появилась на сцене.

А там уже стоит Лешка Соколов, с торчащими рогами на голове, весь облепленный засохшими ветками, ударяет в пол копытами. В руках он держит бумагу с печатями.

— Ты чего это в моем доме делаешь? — возмущаюсь я.

— Тебя дожидаюсь, по важному делу.

— По какому еще делу?

— Пора тебе, матушка, о пенсии задуматься, уж за тыщу перевалило, — говорит он. — Пиши по собственному желанию — так Совет Леса постановил.

— Да как же это? — возмущаюсь я. — Я вашим лешакам в совете в дочери гожусь, а они все заседают! Где же тут справедливость?

— Ты лешаков не трожь, мамаша, — Лешка грозно надвинулся на меня. — Они — партийная номенклатура, а ты даже не член Вселесного Совета! Лучше старших послушай. Коли уйдешь подобру-поздорову, проводим с почетом, пенсию выделим, кое-какие льготы сохраним, а нет — на себя пеняй!

— Ишь, какой нашелся! — Я замахнулась на него помелом. — Сам еще зеленый, а раскомандовался.

— Ты это, не очень, мамаша. — Он отпрыгнул в сторону. — Знаешь, кто мой папаша?

— Ладно, — говорю я, — пиши по состоянию здоровья, леший с тобой!

Ухмыльнулся Лешка, стукнул копытами об пол и ускакал.

Я ударила посохом об пол и закричала:

— Эй, девки, Машка, Глашка, Наташка! Быстро с печи слезайте!

— Ой, неохота, мамаша, — отвечают хором Вика, Саша и Женя.

— Я вам покажу неохота! Совсем обленились, бездельницы! — Я замахиваюсь на них помелом, они с визгом спрыгивают на пол, босые, растрепанные, встают вокруг меня, зевают, переглядываются.

— И что это, маменька, беспокоить изволили? — спрашивает Вика, зевая во весь рот.

— Слушайте, дочери мои любезные, Марья Горынычна, Глафира Кощеевна и Наталья Ивановна! Указ Лессовета вышел. Отправляют меня на заслуженный отдых. Придется теперь и вам поработать, вы — моя надежда и опора. Вот и решайте, которая на мое место пойдет?

— Не пристало нам работать, маменька, — говорит обиженно Вика. — Мы какие-никакие, а царевны!

— Ишь, царевны нашлись! Из вас и ведьмы-то никудышные! — Я снова замахиваюсь на них помелом, они отбегают, прячутся в сторонке. — Не хотите трудиться — ступайте в город, ищите женихов выгодных, а я на свою персональную пенсию держать вас на шее не собираюсь!

Я ухожу в угол сцены, потом медленно удаляюсь за кулисы и смотрю оттуда на сцену, где продолжается действие.

— Вот еще, ходить куда-то! — Вика лениво потягивается. — Пускай женихи сами приходят да сватаются, а мы посмотрим, какой от них прок. Как бы ни ругалась мамаша, а мы все ж царевны. Не пристало нам ноги по кочкам да ухабам топтать!

— Кто тебя, Наталья, в жены возьмет? — Женька на нее пальцем тычет. — Ты и до пяти сосчитать не можешь, а нынче все грамотных любят. Небось не Иван-царевич, а Иван-дурак тебя породил.

— Не смей маменьку оскорблять! — закричала Сашка.

Они сцепились, начали таскать друг друга за волосы под гул и хохот зала.

Вика бросилась их разнимать.

— Да хватит вам драться! Лучше на себя поглядите! И так страшней войны, а еще последние волоски друг дружке выдираете! Кому вы нужны такие? Нет, лично я уж лучше маменьку послушаюсь и в город пойду, может, и правда какого царевича закадрю, городского или заморского. А здесь в лесу разве кого дождешься? Одни лешаки да водяные, надоело уже.

Сашка с Женькой драться перестали, призадумались, а Вика подошла к зеркалу, стала губы красить, волосы расчесывать; из-под них маленькие рожки показались.

Я посмотрела в зал из-за кулис. Артем безудержно смеялся, а Валерка замер на стуле, поедая глазами Вику.

А она закончила прихорашиваться и пошла прочь от избушки. На сцене погас свет, ребята быстро поменяли декорацию. Заиграла музыка. Когда свет снова зажегся, Вика стояла на сцене за спиной у Пашки и с удивлением его разглядывала. А Пашка сидел на берегу реки с удочкой в руках, пел «Лыжи у печки стоят», но то и дело прерывался и приговаривал:

— Ловись-ловись, рыбка, ловись-ловись, золотая!

— Зачем тебе, добрый молодец, золотая рыбка? — спросила Вика у него из-за спины.

— Да как зачем? — не оборачиваясь, ответил Пашка. — Ни машины у меня, ни квартиры, ютимся с родителями в коммуналке! Даже жениться не могу — какая девушка за нищего пойдет?

— Не печалься, — говорит Вика. — Я за тебя замуж пойду.

Обернулся он, поглядел на нее, ахнул, рот раскрыл. Потом говорит:

— Да кто ж ты такая, красавица?

— Я — царевна из сказки!

— Нехорошо, девушка, над бедным инженером насмехаться.

А она отвечает:

— Я вовсе не насмехаюсь. Если в жены возьмешь, помогу твоему горю лучше всякой рыбки.

— А ты меня не обманываешь? — спрашивает Пашка. — Знаешь, я ведь всяких видал.

— Да можешь сам убедиться!

Вика ногой топнула, в ладоши хлопнула, и тут сразу на сцене громко загудело, заревело, появился картонный автомобиль. Пашка бросил свою удочку, подошел, потрогал, дверцу открыл.

— Ух ты! Настоящий.

— Садись, добрый молодец. Вези меня в город, знакомь со своими родителями да родственниками…


…Лариса продолжала стоять в дверях, глядя в зал невидящим взглядом. Вдруг прямо рядом с ней раздались громкие голоса, кто-то рванулся к выходу, чуть не сбив ее с ног. Она очнулась, незаметно отошла в сторону и быстро побежала по лестнице вниз, смешавшись с толпой студентов. Недавнее видение было настолько ярким, реальным, что ей не хотелось расставаться с ним, как утром, внезапно проснувшись, не хочется выходить из приятного сна…

Домой Лариса вернулась около шести. И с удивлением обнаружила, что Артем уже дома. Он сидел в кресле и просматривал какие-то бумаги.

— Как ты рано сегодня! — обрадовалась Лариса.

— Я-то рано, а вот ты неизвестно где! — Он встал, подошел к Ларисе, притянул ее к себе и поцеловал. — Ну-ка рассказывай, где была?

— С Викой встречалась.

— Ну и как у нее дела?

— По-моему, неплохо. Она отлично выглядит. Мы посидели в кафе, а потом я отвезла ее на свидание к режиссеру.

— У них роман?

— Нет, просто он хотел о чем-то с ней поговорить. Ее ведь утвердили на эту роль. Я ужасно рада, что именно так все получилось. Она, правда, обо всем узнала, ну, что нас на одну роль пробовали, и жутко переживала. Названивала сюда, пока нас не было, хотела немедленно со мной объясниться. Представляешь, бедная Вика мучилась целых две недели! Считала себя виноватой, будто она мне дорогу перебежала.

— И как же ты ее успокоила? — спросил Артем.

— Знаешь, я ей сказала, что отказалась роли вовсе не из-за нее, а из-за тебя…

— Ты так ей и сказала? — Артем как-то странно посмотрел на Ларису.

— Ну да. Именно так… Сказала, что для меня гораздо важнее быть с тобой, чем сниматься в любом кино.

— И Вика поверила?

— Думаю, в конце концов поверила. Правда, когда мы в первый раз встретились, она вообще очень удивилась, что мы с тобой до сих пор не развелись. — Лариса рассмеялась. — А потом говорит — неужели такая любовь бывает? Ей трудно было даже представить себе такое! А я отвечаю — бывает, раз в тысячу лет!

— Лара, а ты сама действительно так думаешь? — серьезно спросил Артем.

— Конечно!

— Интересно. — Артем взял сигарету, закурил. — Послушай, а я могу задать тебе один некорректный вопрос?

— Какое странное предисловие. — Лариса перестала смеяться. — Это на тебя не похоже…

— Как раз очень похоже, — усмехнулся Артем. — Я просто прикидываюсь, а на самом деле я страшный хам, грубиян, собственник, ревнивец и вообще чудовище.

Лариса обняла его, потом отстранилась, заглянула в глаза и сказала:

— Ну что ж, чудовище, задавай свой некорректный вопрос!

— А ты не обидишься?

— Не знаю, может, и обижусь. И так прямо тебе и скажу!

Артем встал, медленно развязал галстук, повесил на спинку стула, расстегнул ворот рубашки.

— Я вот о чем подумал… Если бы тебе и правда пришлось выбирать? Без Вики, без всей этой нелепой ситуации… И был бы не этот дурацкий фильм, а что-то другое, более важное и интересное для тебя… Но тебе надо было бы выбирать между этим и мной… Каким бы тогда был твой выбор?

Лариса удивленно посмотрела на него.

— Ну и вопрос! Если это просто шутка, тогда ладно. Но если это серьезно, тогда я не понимаю, почему ты об этом спрашиваешь.

— Но ты все-таки ответь, — настаивал Артем.

— Хорошо. Если это тебя действительно беспокоит, я отвечу. Все очень просто. — Лариса взяла сигарету, нервно закурила. — Десять лет назад я выбрала тебя и ничего больше в своей жизни менять не собираюсь. Ты это хотел от меня услышать? Или, может быть, у тебя самого что-то изменилось?