Девушки прикололи к платьям фрейлинские шифры на голубых бантах и отправились во дворец. Елизавета Алексеевна уже отобедала и писала письмо матери в своем кабинете. Ольга постучала в дверь и, услышав приглашение, вошла, держа за руку Натали.

– Ваше императорское величество, разрешите нам приступить к своим обязанностям, – сказала она, делая глубокий реверанс.

– Невесты! – улыбнулась императрица, – поздравляю вас обеих с помолвками, и хотя мне будет жаль с вами расстаться, но я желаю вам обеим счастья. Подойдите ко мне.

Девушки подошли к столу и замерли, ожидая приказаний. Государыня открыла изумрудно-зеленую малахитовую шкатулку с золотым двуглавым орлом на крышке и достала два одинаковых овальных портрета в рамках, усыпанных бриллиантами.

– Когда вы покинете меня, вы сдадите фрейлинские шифры, но я хочу, чтобы у вас остались воспоминания о тех днях, что вы провели при дворе, поэтому я дарю вам свои портреты, которые вы сможете носить на том голубом банте, где раньше носили шифр.

– Ваше императорское величество, вы так добры, – сказала Ольга, чувствуя, что у нее на глаза наворачиваются слезы, – мы еще так мало сделали.

– Ничего, вы еще послужите несколько месяцев, прежде чем я отдам вас мужьям, – засмеялась Елизавета Алексеевна.

Она отдала девушкам портреты и отпустила их, предложив узнать у гофмейстерины, нужны ли они еще на сегодня. Сама она собиралась обсуждать вопросы благотворительности и в молоденьких фрейлинах не нуждалась. Девушки вышли в приемную, где увидели двух мужчин. Тот, что постарше, невысокий брюнет с большой головой и брезгливым выражением остроносого лица, сидел в кресле, вытянув вперед ноги в начищенных до сияющего блеска черных ботинках. Ольга отметила, что он одет по последней английской моде в длинные черные панталоны, в то время как его спутник был в чулках и панталонах до колен. Зато немодный молодой человек был поразительно красив. Черные кудри и большие черные глаза могли принадлежать как итальянцу, так и уроженцу Кавказа или азиатских окраин империи. Лицо молодого человека было тонким и очень изысканным, но его портило высокомерное выражение. Около мужчин топталась камер-фрейлина Сикорская. Когда девушки вышли, она как раз что-то говорила посетителям. Увидев вышедших фрейлин, она воскликнула:

– Ее императорское величество освободилась, господа, я сейчас доложу о вас.

– Доложите сначала обо мне, – высокомерно заметил большеголовый щеголь, – министр идет на прием раньше помощника.

«Так это и есть знаменитый князь Голицын, обер-прокурор Синода и министр просвещения, – подумала Ольга. – Не очень приятная личность».

Девушки посторонились, пропуская Сикорскую, и отправились искать гофмейстерину. Старая дама сообщила, что видов на девушек не имеет, и отпустила их домой. Обрадованная Ольга обняла подругу за талию и хотела уже уехать, как их окружили фрейлины.

– А вот и наши невесты, – лукаво сказала княжна Туркестанова, загораживая собой проход. – Похоже, что они собираются сбежать, не приняв поздравления от своих подруг.

– А мы им этого не позволим, – улыбнулась Катрин Загряжская.

Она взяла за локоть Натали, Ольгу обняла княжна Варвара, и вся компания направилась в комнату фрейлин.

– Что вам подарила государыня? – полюбопытствовала Роксана Струдза. – Мы знаем, что она готовила вам подарки, но что – не сказала.

– Ее императорское величество подарила нам свои портреты, – ответила Натали, – сказала, что хочет, чтобы у нас была память о времени, проведенном здесь.

– Мы тоже хотим, чтобы у вас осталась память о нас, – заметила Туркестанова. – Поэтому и заказали для вас маленькие копии шифров.

Женщина подошла к шкафу, стоящему в углу комнаты, и достала оттуда два шелковых мешочка. Она развязала шнурки и вытряхнула на ладонь две маленькие золотые копии тех фрейлинских шифров, которые красовались сейчас на платьях девушек.

– Спасибо. Вы все так добры к нам! – воскликнула Ольга, и Натали присоединилась к благодарностям подруги.

– Ну, не все здесь так добры, есть и исключения, – хмыкнула княжна Туркестанова, – одна камер-фрейлина, похоже, рада, что рядом с ней не будет больше красивых молодых лиц.

– Не расстраивай их, Барби, – заметила Роксана, – лучше пусть расскажут, когда у них свадьбы.

– Дата моей свадьбы зависит от здоровья дедушки, – объяснила Натали. – Мама сейчас поехала к нему и бабушке в Италию, а оттуда должна написать, что мне делать. Если мама сможет вернуться к свадьбе, то я выйду замуж весной или летом в Москве, а если она напишет, что нужно спешить, чтобы не попасть под траур, мы обвенчаемся раньше.

– А я должна выйти замуж в июне в Лондоне, мой жених служит в посольстве и не смог больше оставаться со мной. Сегодня на рассвете он отплыл в Англию, а я сяду на корабль в мае.

– Так вы теперь разлучены? Бедная девочка, – посочувствовала Туркестанова, – но ничего, время пролетит быстро. Не успеешь оглянуться, как пройдет зима, порт снова откроется, и за тобой придет корабль, который повезет тебя к твоему принцу.

– Ах, скорее бы, он уехал только сегодня, а я уже скучаю, – вздохнула Ольга.

Фрейлины, отвлекая девушку от грустных мыслей, начали шутить, и княжна рассмеялась вместе с остальными. За веселым разговором женщины провели еще четверть часа, а потом, все еще шутя, фрейлины вручили свои подарки и проводили молодых подруг, пожелав обеим счастья.

Не до шуток было только камер-фрейлине Сикорской, подслушавшей рассказ княжны, стоя под дверью. Получалось, что Наталья так и не смогла воплотить в жизнь свой план, и ее добыча ускользнула за море. Все было напрасно! Отчаяние переплеталось в ее душе с ненавистью. Ей казалось, что тяжелый камень лег на сердце и вот-вот раздавит его. Женщине даже почудилось, что она вот-вот умрет. Но ничего не произошло, сердце продолжало все также биться, глаза видели запертую дверь фрейлинской, а уши слышали веселый смех женщин.

Сикорская судорожно передернула плечами и приказала себе немедленно уйти в свою комнату. Если ее обнаружат, к отчаянию прибавится еще и мучительное чувство стыда от этого унижения. Ступая на цыпочках, камер-фрейлина прошла по коридору, а повернув за угол, побежала. Только оказавшись в спасительной тишине своей маленькой комнаты на антресольном этаже, женщина задумалась. Она вновь вспомнила все, что сказала Черкасская: князь Сергей уехал, предварительно официально объявив о помолвке.

Наталья знала, что теперь Курский уже не сможет взять назад слово, данное княжне. Помолвку может расторгнуть только семья девушки, и то, если на это будут серьезные основания. Курский для нее был потерян… Черная ненависть к мерзкой девчонке, вставшей на ее пути, скрутилась в душе Сикорской в тугой комок. Но хотя бы здесь она будет отомщена – княжна поплатится за свою дерзость. Мадам Кларисса обещала это. Но сколько придется ждать? Когда же красота исчезнет с этого юного личика? Когда же соперница начнет болеть и, самое главное, когда же она умрет?

На эти вопросы не было ответа, и Сикорская заставила себя не думать об этом. Конечно, когда гроб княжны опустят в могилу, Наталье будет приятно, но кроме удовлетворения, она ничего не получит. Не будет ни титула, ни имения, ни богатства. Все это мог дать только брак с князем, а его не будет.

«Но почему? Что я сделала не так? – подумала она, и тут же сама ответила на этот вопрос: – Я пожалела денег. Нужно было сразу заплатить за вечный приворот, а я решила обойтись дешевой восковой куклой».

Но злости на себя у Сикорской не было. Она вообще никогда не жалела о том, что сделала. Когда ее планы не сбывались, она находила новую цель и начинала ее добиваться. Так и сейчас, приняв то, что свершилось, Наталья подошла к кровати и достала из-под перины завернутую в шелк восковую куклу и серебряный флакончик.

«Выбросить все это? – подумала она. – Все равно толку ни от куклы, ни от воды с кровью теперь не будет».

Но тут же ей вспомнилось замечание мадам Клариссы, что сейчас можно сменить объект приворота. А если так, то еще не все потеряно – нужно просто найти нового жениха. Разве мало при дворе неженатых богатых аристократов. Зачем ей вообще сдался этот Курский, она решила его заполучить сначала из-за глупых иллюзий, а потом из мести. Эти чувства и погубили весь план. Нужно было трезво выбрать объект, руководствоваться только разумом. Жених должен был удовлетворять только двум требованиям: быть титулованным и богатым.

Наталья повеселела. Как хорошо, что она еще не успела использовать содержимое флакона. В приемной императрицы сегодня сидели двое мужчин, которые удовлетворяли этим простым требованиям: оба были князьями, оба были богаты и, самое главное, оба были холостыми. Это качество незамужние фрейлины императрицы обсуждали в первую очередь. Правда, про князя Голицына ходили слухи, что он не любит женщин, а предпочитает мужчин, но это Сикорскую не волновало. Она вообще не собиралась интересоваться личной жизнью мужчины, достаточно будет того, что он на ней женится. Пусть даст ей титул и богатство, а потом делает все, что хочет. Женщина повертела в руках флакон, потом сунула его за корсаж и отправилась в приемную.

«Кого удастся напоить водой, тот и будет моей жертвой, – решила Сикорская, – хотя Ресовский моложе и красивее. Но не буду требовать от судьбы слишком многого».

Женщина уже направилась к выходу, когда вспомнила о восковой кукле. Можно было ее растопить, бросить в огонь или вообще утопить в черной воде еще не замерзшей Невы, но желание помучить соперницу пересилило. Пусть кукла все так же лежит в ее постели, пусть Курского мучают мысли о фрейлине Сикорской, а его молодая невеста пусть страдает, не понимая причин беспокойства своего жениха. Злорадно улыбнувшись, Наталья спрятала куклу под перину и отправилась воплощать в жизнь свой новый план.

В приемной императрицы она застала только князя Ресовского, министр просвещения, по-видимому, все еще находился в кабинете государыни.

– Его высокопревосходительство еще у ее императорского величества? – осведомилась камер-фрейлина, обращаясь к товарищу министра.