Нежное личико с огромными бархатными глазами вновь всплыло из глубин памяти. «Я должен хотя бы увидеть ее, – подумал князь Сергей, – только узнать, какой она стала».

Пустоватая холостяцкая квартира Вольского действительно оказалась самым подходящим местом для беседы двух дипломатов, волей судьбы ставших теперь разведчиками. Богато обставленной просторной квартире явно не хватало женской руки. Все в ней стояло на своих местах, было очень чисто и …скучно. Вольский провел своего молодого коллегу в столовую, большую комнату с темной мебелью и фиолетовыми портьерами.

– Прошу к столу, ваша светлость, – пригласил он, – у меня кормят по-русски, такой уж обычай завела моя супруга.

«Так он женат, – подумал Курский. – Зачем же живет один? Странно».

– Моя супруга и дочери постоянно живут в Москве, – заметив реакцию гостя, объяснил Вольский. – Я все время в разъездах, а супруге лучше быть около наших дочерей и внуков. Теперь и племянник в Москве поселился вместе с молодой женой. А я уж тут один как-нибудь обойдусь.

Сергей, мысленно обругав себя за то, что его мысли можно прочитать по лицу, уселся к столу, на котором красовалась большая кулебяка, стояли тарелки с холодным мясом и заливной рыбой, несколько плошек с солеными грибами, вареной картошкой и крошечными огурчиками.

– Подавай, – велел Вольский, обращаясь куда-то в сторону двери.

– Сейчас принесут утку с кашей, и больше нам никто не помешает, – объяснил он гостю.

Для Вольского не было тайной, почему посольство в Лондоне так успешно работает. Помимо того, что непревзойденная графиня Ливен умудрилась обворожить всех главных персон этой страны, включая принца-регента, но и посольство заработало по-другому. Курский смог так организовать работу, что донесения приходили день в день, деньги расходовались исключительно по делу, и что самое интересное, от князя начали поступать ценные наблюдения по развитию торговли и промышленности Англии. Вольский был удивлен точностью и глубиной познаний молодого дипломата и его аналитическими способностями. Николай Александрович разлил по рюмкам водку из запотевшего графина и, дождавшись, когда слуга, отрезав по большому куску утки, наполнил их тарелки и бесшумно исчез, поднял свою.

– Предлагаю выпить за те назначения, которые сегодня произошли. Я считаю, что это подчеркивает ту важность, которую придают новому направлению государь и граф Нессельроде, – провозгласил он, чокаясь с гостем. – Надеюсь, что мы совместными силами будем вести эту работу успешно!

Они выпили, и Вольский, как бы подводя черту под праздничной стороной сегодняшнего ужина, перешел к делу.

– Ваша светлость, вам придется начинать с нуля. До сих пор вся работа в посольстве строилась вокруг обмена официальными бумагами и салона нашей блистательной Дарьи Христофоровны. У вас пока нет никого, будете искать информаторов, кого за деньги, кого по дружбе, болтуны тоже очень полезны, им и платить не нужно, только бы послушали. Деньги на эти цели уже зарезервированы, что-то увезете с собой, остальное получите через посольство.

– Да, не очень почтенное занятие, – пожал плечами князь Сергей, только сейчас понявший окончательно, чего от него ждут, – расспрашивать друзей, а потом выдавать их откровения в рапортах.

– Не нужно смотреть на это столь пессимистично, – посоветовал Николай Александрович, – эта работа очень важна. Блестящий пример – граф Чернышев, он, конечно, еле ноги унес из Парижа, когда Наполеон заподозрил русского любовника своей сестры Полины в шпионаже, но зато успел многое сделать: у государя была подробнейшая информация о французской армии. Император не остался в долгу – Чернышев делает стремительную карьеру. А сколько жизней спасла эта работа!

– Но сейчас нет войны с Англией, – заметил князь Сергей, – мы никого не спасаем.

– Вооружение – вещь тонкая и небыстрая. Нужно не только придумать новинку, но еще и испытать ее, поставить на производство, вывести в серию, а только потом армия и флот начнут получать пушки и корабли. А ведь можно и в тупик угодить: не заметить недостатка в новой конструкции, а он вылезет на поле боя. То, что будете делать вы, дает нам двойную выгоду. Наши производители вооружения будут проверять идеи конкурентов очень придирчиво, и пройдет через это сито только то, что действительно ценно, а наши, проверяя, напитаются новыми техническими идеями. Зачем все время изобретать колесо?

– Вы, оказывается, философ, ваше высокопревосходительство, – засмеялся Курский, – поднимаю обе руки, вы меня полностью убедили.

– Вот и отлично, – обрадовался тайный советник, – только зовите меня, пожалуйста, по имени-отчеству, Николаем Александровичем, ведь нам придется работать очень плотно.

– Благодарю, но и вы тогда зовите меня Сергеем Ивановичем, – попросил князь.

– Конечно, – обрадовался Вольский и заговорил о деталях предстоящей работы. Пока еще ничего не было, и нужно было объять необъятное, но, глядя на сосредоточенное волевое лицо своего молодого коллеги, Николай Александрович интуитивно понял, что они справятся.

Коляска катила по Невскому проспекту. Осенний вечер был промозглым и очень темным, улица освещалась только огнями факелов, горящих у некоторых дверей, и светом из окон. Еще до войны в Санкт-Петербурге собирались установить газовые фонари, но тогда не успели, а теперь все, видимо, забылось. Однако Сергею было уютно в темноте кареты. Впереди была новая трудная работа, и сейчас были, может быть, последние спокойные дни. Он договорился с Вольским, что поработает с инженерами на верфях, потом проедет по оружейным заводам и, получив необходимый уровень понимания в тех вопросах, которыми собирается заниматься, отправится обратно в Лондон.

«Месяца два-три я могу затратить на эту инженерную подготовку, – подумал Сергей, – и смогу видеть Ольгу».

Теплая волна, прокатившись по сердцу, подняла настроение. Его ангел большеглазой девочкой в белом платье, спускающейся по лестнице, вновь всплыла из глубин памяти.

«Милая, как же ты меня встретишь? – подумал князь. – Я свалял дурака, но тогда удар был слишком сильным, и, главное, все произошло через три месяца после злополучной несостоявшейся свадьбы в Лондоне».

Сергей в который раз подумал, что благодаря этому нежному ангелу он так быстро оправился от безмерного унижения, поняв, что его чувство к Кате не было глубоким. Малышка вылечила его своей преданностью и бесхитростной, такой открытой любовью. Да он должен был ноги ей целовать, а он повернулся и сбежал. Чего теперь стоили все его оправдания, он просто не захотел объясняться с мужчиной, победившим его в борьбе за женщину. Какая разница, что для Черкасского Катя была судьбой, а для него только увлечением, его мужское «я» не смогло смириться с публичным унижением. А теперь это самое «я» кричало, что его нежный ангел должен быть с ним.

«Господи, пошли мне удачу, пусть она простит меня и примет обратно, – мысленно попросил Сергей, – и я больше никогда не предам ее доверия».

Коляска остановилась у крыльца, и лакей поспешил отворить перед князем дверь.

– Ваша светлость, графиня просила вас прибыть в гостиную, она и барышни уже поужинали, – отрапортовал он.

– Хорошо, – кивнул Сергей. Погруженный в свои мысли, он даже не обратил внимания на то, что лакей сказал «барышни».

Молодой человек привычно направился в любимую комнату сестры. Уже в дверях он услышал веселый смех. Заливисто хохотали молодые девушки. Два молодых голоса, перебивая друг друга, говорили что-то о камер-фрейлине. Уже поняв, кого увидит, князь остановился в дверях. Но он не ожидал, что увиденное поразит его в самое сердце. В кресле около камина, сверкая очаровательной улыбкой, сидела ослепительная красавица. Все в ней было совершенно: точеные черты нежного лица, блестящие каштановые локоны вдоль щек, бархатистые темно-серые глаза с приподнятыми, как у восточных женщин, уголками. Красавица была так хороша, что оторвать от нее глаз было невозможно. Но куда же делась трогательная, угловатая девушка-подросток? С той было так просто и легко, а эта великолепная молодая женщина была бесподобна, и, самое главное, она была совершенно недосягаема.

– А вот и Серж, – обрадованно встала ему навстречу сестра, – знакомься – с Натали приехала ее подруга княжна Ольга Черкасская.

– Мы знакомы, – спокойно сказала девушка, окинув вошедшего равнодушным взглядом, – мы виделись два года назад в имении крестного.

Сергей не мог поверить, что этот равнодушный голос принадлежит его нежному ангелу, у той все ее чувства были написаны на лице. А теперь эта мраморная статуя в бархатном фрейлинском платье с алмазном шифром на голубом банте смотрела на него, как на пустое место! Он совершенно не был к этому готов. Столько мечтать и получить равнодушный кивок!..

– Сергей! – прозвучал удивленный возглас Сони.

Поняв, что он ведет себя неприлично, князь собрался с мыслями и ответил:

– Да, княжна права, мы действительно встречались у дяди. Только теперь ее светлость очень повзрослела, ее совершенно невозможно узнать!

– Да, девочки выросли и стали настоящими красавицами, – поддержала разговор Соня, – а в этих бархатных платьях они совсем взрослые.

– Этот фасон одинаков и для фрейлин, и для старших дам. Все фрейлины императрицы гораздо старше нас с Холи, камер-фрейлина, наверное, ровесница дяде, а гофмейстерина – вообще старуха, – простодушно заметила Натали, поднимаясь навстречу князю Сергею. – Как я рада, что хоть вы приехали, мама хочет меня бросить!

– Я буду в столице месяца три, – осторожно ответил молодой человек, – у меня дела в министерстве, а потом уеду в Лондон.

– Может быть, мама успеет вернуться до вашего отъезда, – предположила его племянница.

– Вряд ли, дорогая, – вздохнула графиня Софи, – если с дедушкой все обойдется, я вернусь месяцев через пять, а ты пока поживешь у Черкасских.

Натали надулась и начала что-то обиженно выговаривать матери, Соня виновато успокаивала дочь, но князь Сергей их не слышал. Все его внимание поглощала невозмутимо молчащая сероглазая красавица. Она была абсолютно бесстрастна. Твердо выдержав его пристальный взгляд, она даже бровью не повела. Спокойно поглядев в его глаза, княжна повернулась к спорящим и примирительно сказала: