— Ты готова? — в ухо ей поинтересовалась Люба.

— Кажется.

— Тогда спускайся, я уже у подъезда.

— Ладно. — Женя отключила телефон, спрятала его в сумочку, поправила на груди кулон и вышла в прихожую. Там она сняла с вешалки ветровку и надела уличные туфли.

В дверях комнаты показалась мать.

— Вы поехали?

— Да. Люба ждет внизу. Вернусь часа через два.

— Да ты не торопись, — захлопотала Ольга Арнольдовна. — Пой в свое удовольствие. Музыка — великая вещь. Даже Шерлок Холмс в свободное от расследований время играл на скрипке.

— Муть все это. — Женя махнула рукой. — Ладно, пока. — Она поцеловала мать и вышла за порог.

На улице стояло бабье лето. Ярко светило солнце, легкий ветерок гнал по тротуару первые золотые листья. Люба, как всегда нарядная и веселая, бросала голубям кусочки обсыпанного маком бублика. Птицы хищно кидались на лакомство, отталкивая друг дружку.

При виде Жени Люба состроила недовольную физиономию.

— Тебе что, носить нечего?

— Почему нечего? — удивилась Женя. — Что плохого в джинсах?

— Ничего, если не считать того, что ты таскаешь их второй год.

— Но это же не дешевка, а фирменные. Они и стоили прилично, — попыталась оправдаться Женя.

— Да ну тебя. — Люба бросила на асфальт остатки бублика и крепко взяла подругу под руку. — Идем.

Ехать и впрямь оказалось недолго. Через четыре остановки девушки сошли и зашагали к видневшейся впереди высокой темно-зеленой ограде.

— Это бывший детсад, — на ходу объясняла Люба, — Всеволод Михалыч его отремонтировал на свои деньги, станки соорудил. Рояль откуда-то приволок списанный. Старенький, но играет прилично. Теперь у нас здесь репетиционный зал. — В Любиных словах звучала гордость.

— И много народу в вашем хоре? — полюбопытствовала Женя.

— Человек тридцать. Состав все время меняется. Кто-то уходит, кто-то, наоборот, приходит. В основном — студенты, молодежь до двадцати семи. Я-то пою сравнительно недавно, а есть «старички» — те в хоре уже четвертый год, с момента образования.

— Неужели им всем нечем заняться? — Женя недоуменно пожала плечами.

Люба прыснула.

— Женюра, ты рассуждаешь, как человек, привыкший к тотальному планированию и целесообразности. Увы, не каждому даны твои способности переть вперед, как танк на окопы. Людям необходимо что-то для души, а не только для холодного разума.

— Ладно, ты уж меня и расписала! — Женя усмехнулась. — Не думала бы я о душе, черта с два согласилась бы сейчас с тобой пойти.

Подруги миновали калитку и зашли в подъезд одноэтажного кирпичного здания. Уже от дверей слышны были бравурные звуки — кто-то играл на рояле. Люба и Женя разделись в гардеробе и, одолев узкий коридор, очутились в просторном репетиционном зале. Левая часть его была пуста, правую занимали ряды новеньких станков. Точно посредине стоял огромный, черный, блестящий рояль.

«Ничего себе «списанный», — с невольным восхищением подумала Женя, глядя на его полированный, почти зеркальный бок.

За роялем, спиной к дверям, сидела полная, седоватая женщина в свободном сиреневом платье. Ее пухлые пальцы ловко и стремительно бегали по клавишам, голова кивала в такт музыке. Рядом, склонившись к пюпитру, стоял высокий, сухопарый мужчина с кудрявыми рыжеватыми волосами и такой же бородой. Это и был Всеволод Михайлович Лось, основатель любительского молодежного хора «Орфей», композитор и дирижер.

Кроме него и концертмейстера в зале находилось еще несколько хористов: двое ребят и три девушки. Они стояли тесной группкой неподалеку от станков и о чем-то оживленно болтали.

Люба дождалась, пока пианистка закончит играть, и подвела Женю к бородачу.

— Здравствуйте, Всеволод Михалыч. Это моя подруга Женя. Она хочет ходить к нам на репетиции.

Лось окинул Женю цепким взглядом и кивнул.

— Что ж, я рад. Вы любите петь?

— Вообще-то нет, — с улыбкой начала Женя, но Люба тут же перебила:

— Не слушайте ее! Она очень любит петь, и вообще, Женюра чрезвычайно одаренная девушка! Уже сейчас работает над темой для диссертации.

Женя ткнула подругу в бок кулаком.

— Замолчи сейчас же, что ты несешь! — Ей было ужасно неловко и стыдно. Вечно эта Любка ляпнет про нее какую-нибудь чепуху!

Дирижер и седовласая концертмейстерша переглянулись.

— Все ясно, — проговорил Лось с усмешкой. — Анна Анатольевна, сыграйте нам, пожалуйста, что-нибудь из распевок. Желательно попроще. Проверим ваши данные, — объяснил он смущенной Жене.

Толстуха ударила по клавишам, воспроизводя легко узнаваемую мелодию.

— Можете спеть на слог «лё»? — спросил у Жени Лось.

— Могу, наверное.

— Будьте добры.

Она откашлялась и повторила то, что играла пианистка. Вышло вполне сносно. Бородач удовлетворенно кивнул.

— Дальше, пожалуйста.

Седоватая Анна Анатольевна послушно переместила пальцы вправо по клавиатуре и сыграла то же самое, но на полтона выше. Женя пропела мелодию снова. Так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала, что голос начинает ослабевать и давать петуха.

— У вас альт, — заключил Лось. — Не самый шикарный, но вполне приемлемый для нашего коллектива. И слух хороший. Вы ноты разбираете?

— Немного.

— Совсем великолепно. Любочка, вон там, в папке, партии. Дай Жене все, что мы сейчас проходим. А вы, Женя, сегодня просто постойте, понаблюдайте и послушайте. Не надо пугаться, если что-то не выйдет с первого раза, постепенно вы втянетесь в процесс. Вам понятно?

— Да. — Женя кивнула.

Люба всучила ей целую кипу листков, испещренных нотными крючками и закорючками.

— Держи. Это «Аида» Верди, это Петров, это русские народные.

— Да я в жизнь это не спою, — ужаснулась Женя.

— Споешь. — Люба оттащила ее подальше от рояля к станкам.

В зале постепенно собирался народ. Вошел рослый, симпатичный и спортивный парень, заметил Любу с Женей и прямо с порога направился к ним.

— Здорово, Чакина! Кто это с тобой?

— Привет, Санек. Это Женюра, мы с ней вместе учимся.

— Крашевников Александр. — Красавчик протянул Жене широкую, крепкую ладонь. — Для друзей и близких — просто Саня.

— Женя, — представилась Женя, пожимая его руку. Глаза парня игриво заблестели.

— Будем на «ты», ладно?

— Не возражаю.

— У тебя классная прическа. Обожаю, когда у девушек длинные волосы.

— Спасибо. — Женя окинула Санька насмешливым взглядом.

Она прекрасно знала цену своей внешности, знала, какое впечатление производит на ребят, и давно привыкла к восторженным взглядам и комплиментам. Честно сказать, последние порядком поднадоели ей по причине своей стандартности и повторяемости. И этот симпатяга Александр тоже лишен какой бы то ни было оригинальности — сплошные штампы, дежурные улыбочки, банальная стрельба глазами.

Санька, однако, нисколько не смутил Женин скепсис. Он продолжал улыбаться во все тридцать два зуба, стараясь заглянуть ей в лицо.

— А тебе какие парни нравятся?

— Мне? — Женя слегка прищурилась и, покосившись на ухмыляющуюся Любу, произнесла веско и значительно: — Пожалуй, те, которые отличаются немногословностью.

Санек понял намек, но не обиделся.

— Ясно. Придется подрезать язык. Тогда есть шанс оказаться в числе твоих любимчиков.

Люба хмыкнула. Женя весело расхохоталась.

— К чему такая жестокость? Мне не нужны жертвы.

— Ребята, по местам! — скомандовал дирижер и несколько раз звучно хлопнул в ладоши. — Начинаем репетицию.

— Так, — засуетилась Люба, — ты стоишь в альтах. Это там, справа. Иди, давай.

— А ты?

— Я в сопрано. А Санек за мной, он в тенорах. В перерыве увидимся. Ни пуха!

— К черту. — Женя на ходу кивнула Александру и поспешила туда, куда ей велела Люба.

Весь первый ряд занимали девушки, во втором стояли юноши, слева теноры, справа басы. Несколько человек с любопытством покосились на Женю, но тут Лось снова захлопал в ладоши и произнес:

— Поем гамму.

Концертмейстерша заиграла, хор звучно и мелодично затянул:

— До, ре, ми, фа…

Женя попробовала тихонько подпевать. Ее голос тут же слился с остальными, создавая приятное ощущение причастности к общей гармонии и красоте.

«…Си, ля, соль, фа, ми, ре, до…» Хор допел донизу и перешел в новую тональность.

— Сопрано, не халтурить! Альты неплохо. Не забывайте про цепное дыхание. — Лось дирижировал, делая плавные пассы руками. — Вот так. Сейчас молодцы! Дальше.

Распевка закончилась. На смену ей пришла другая, затем третья.

— Очень хорошо. — Лось обернулся к пианистке. — Попробуем Верди.

Та кивнула, раскрыла перед собой ноты и с азартом забарабанила по клавишам. Хористы вступили дружно и громко, на мгновение оглушив Женю. Она напряженно всматривалась в ноты, стараясь поймать мелодию, но от волнения в глазах рябило, крючки и точки сливались между собой в полную неразбериху. Женя опустила ноты и молча стала слушать хор.

Ей казалось, что ребята поют хорошо. Во всяком случае, никто не ошибался, все лихо крыли на итальянском. Девушки справа и слева от нее ловко выводили звонкие рулады. «Неужели и я так смогу?» — мелькнуло у Жени в голове. И тут же Лось перестал дирижировать и замотал головой:

— Нет, нет! Так не пойдет! Басы, что вы там спели? Это же откровенная фальшь! Братцы, пора уже разбирать ноты, чай не первый день их видите!

По хору прошел легкий гул.

— Давайте еще раз. Соберитесь, будьте внимательны.

Анна Анатольевна снова сыграла вступление. На этот раз Жене показалось, что она слышит кое-какие огрехи в исполнении: в частности, басы за ее спиной, действительно, пели грязновато и вразнобой. Лось еще пару раз остановил хор, затем все-таки они дошли до конца.