Женька видит, что ему надоело возиться с ним. Видит, что тот собрался уйти, но не решается. Неловко перед соседкой. Женьке вдруг остро хочется, чтобы он не уходил, остался. Поговорил с ним еще, просто побыл рядом. Но как об этом скажешь?

— Жека, я последний раз тебя прошу — не валяй дурака. Завтра пойдешь в класс, как миленький. Ясно?

Снова молчание.

Он пожимает плечами.

— Нюта, я не знаю, как еще с ним разговаривать.

— Не переживайте, Николай Николаич, я знаю. — Тетя Аня обнимает Женьку за плечи, ведет в кухню.

Там они сидят долго, может час, а может и все полтора. Женька пьет вишневый компот, она гладит его по голове и что-то тихо говорит. Смысла ее слов он не понимает, но постепенно успокаивается, перестает хлюпать носом. Может быть, все не так и страшно. Пойдет он завтра в эту дурацкую школу. Будет стараться успевать за остальными. Будет стараться. Только получится ли — вот в чем вопрос…

…Дорога до дому промелькнула незаметно. Женька и Анна Анатольевна вошли в подъезд. Лифт, как всегда, стоял намертво где-то между верхними этажами.

— Ты все же зайди к матери, — велела она, с трудом одолевая ступеньки.

— Зайду. Но ненадолго.

— Хорошо. Тебе что на ужин готовить?

— Все равно.

Анна Анатольевна кивнула и скрылась за дверью. Женька вынул из кармана связку, на которой болталось сразу два ключа: один от своей квартиры, другой от соседкиной, данный ей ему собственноручно. Открыл замок, зашел в прихожую. Привычно принюхался, но сегодня хлоркой воняло не так яростно, как всегда. Из комнаты матери не доносилось ни звука.

Он разделся, повесил куртку на крючок, пригладил волосы. И тут заметил, что на тумбочке у зеркала нет телефона. Интересное дело, куда это мать его задевала?

Женька решительно распахнул дверь в комнату и увидел Зинаиду, сидящую с трубкой на кровати. Лицо ее сияло. Она слушала, и кивала головой, не произнося в ответ ни звука.

— С кем это ты? — удивленно проговорил Женька.

Никаких друзей-приятелей у матери, разумеется, не водилось. Может родственники из Челябинска позвонили?

— Тише! — Зинаида замахала на него рукой, и поудобнее устроила свое громоздкое тело на постели. — Мешаешь.

— Да кто это? — рассердился он. — Говори сейчас же.

Физиономия Зинаиды расплылась в улыбке.

— Отец.

— Что?!

Женька застыл на пороге.

— Что еще ему надо? Какого черта?

— Женька-а, — жалобно заныла мать. — Я из-за тебя не слышу!

— Вот и хорошо. Вешай трубку, немедленно. Вешай, я сказал! — он сделал угрожающее лицо и шагнул к ней.

— Не-ет! — Зинаида отчаянно замотала головой.

Женька остановился. Он знал, что последует дальше: мать начнет вопить, как резаная. Его трясло от злости.

— Чего он лезет? Сто лет не появлялся, а теперь вдруг ему пообщаться захотелось! Гад. — Женька с силой хлопнул дверью и прошагал в кухню.

Налил под краном чайник, бухнул его на конфорку. С размаху пнул ногой табурет. Тот с грохотом полетел на пол, утратив при падении одну из ножек.

Все одно к одному! Куда ни сунься — везде он. И Женя… что же она не звонит-то?!

В коридоре зашлепали шаги. Мать вернула телефон на место и робко заглянула в кухню.

— Наговорилась? — устало произнес Женька.

— Да. Обещал приехать ко мне.

— Ну, это только через мой труп, — заверил он хладнокровно.

Зинаида ничего не ответила, быстро нагнулась, сколупнула с линолеума случайно налипший комок грязи и убралась восвояси.

Женька поднял табурет, привинтил отвалившуюся ножку, перевернул его и сел к столу. Чайник кипел и посвистывал, но ему не хотелось ни есть, ни пить. Он сидел и ждал. Ждал, что Женя угадает его молчаливую мольбу и позвонит. И дождался. Освобожденный Зинаидой аппарат залился трескучим звонком.

Женька пулей вылетел из-за стола и рванул в прихожую. Схватил трубку. Хотел произнести «Пичужка» и не решился. Тихо спросил:

— Жень, ты?

— Это не Женя, — отозвался в ответ веселый голос.

30

Через три дня «Орфей» уехал. Перед самым отъездом Жене позвонил Санек.

— Женечка, как ты?

— Все в порядке, Саня.

— Маме лучше? — в его голосе слышалось искреннее волнение.

— Пока что нет. Но врачи говорят, что должна пройти хотя бы неделя.

— Если хочешь, я могу остаться с тобой, не поехать.

— Что ты! Я со всем справляюсь одна.

— Ну, как знаешь. Мне жаль, что мои прогнозы насчет вас с Жекой не оправдались. Придется вам мириться после поездки.

— Придется. — Женя вздохнула. Поколебалась немного и прибавила. — Ты там… приглядывай за ним.

— В смысле? — не понял Санек.

— Ну, чтобы он не натворил каких-нибудь глупостей. Он же без башни, тем более злится на меня невесть за что.

— Ясно, — проговорил Санек. — Постараюсь выполнить твою просьбу.

Женя подумала, что его самоотверженность и преданность достойны восхищения. И еще, что когда она увидела его в первый раз, то никак не ожидала такого рыцарского поведения.

— Спасибо, Санечка, — тепло поблагодарила она.

— Не за что, Женечка, — усмехнулся Санек. — Маме передавай огромный привет. Когда вернусь, обязательно навещу ее.

— Хорошо, передам. Целую тебя.

— И я тебя.

Они расстались. Женя физически ощущала наступившее одиночество. Она представляла себе, как ребята едут в поезде, как веселятся, прикалываясь друг над другом, как ругается Лось, стараясь казаться суровым. Еще она представляла себе Женьку, сидящего где-нибудь в дальнем углу, либо спящего, либо взирающего на происходящее вокруг с отрешенным видом.

Как замечательно было бы оказаться там — вместе со всеми, но ничего не поделаешь, сама виновата. Надо было молчать и дальше насчет Столбового, мать продолжала бы оставаться в счастливом неведении. И все было бы в порядке.

Женя накормила Ксенофонта и поехала в больницу. Она провела там почти весь день до самого вечера. Вернулась домой, выпила чаю и легла спать.

День за днем тянулась неделя. Жене казалось, что время застыло на одной точке. Каждый ее визит в больницу начинался с вопроса лечащему врачу: лучше ли матери? Врач отвечал уклончиво, что пока рано что-либо говорить, нужно подождать и посмотреть. Женя шла в палату, вынимала из сумки и клала в холодильник сок, молочные продукты и фрукты, затем садилась на стул возле кровати, брала мать за руку. Они тихо разговаривали, не касаясь болезненной темы.

Домой Женя возвращалась лишь ночевать. Один раз она съездила в институт и встретила там Григорянца. Тот подозвал ее и мягко проговорил:

— Женя, что вы думаете насчет защиты диплома?

— Ничего, — ответила она.

— Но вы же рассорились с профессором.

— Да, это так.

— Значит, вам надо найти другого руководителя. — Григорянц смотрел на нее испытующе.

— Вы можете взять меня к себе? — спросила Женя.

— Сожалею. У меня все часы заняты.

— Что же тогда делать?

— Идите к Людмиле Ивановне. У нее есть свободное время. Конечно, — Григорянц лукаво улыбнулся, — конечно, она будет руководить вами чисто формально. Вряд ли вы сможете почерпнуть для себя что-то полезное. Но, тем не менее, формальности необходимо соблюсти. Это распоряжение декана.

— Хорошо. — Женя кивнула. — Я поняла.

В тот же день она отыскала Перегудову.

— Я не знаю, что там за история вышла у вас с Николай Николаичем, — сказала та. — И не хочу вникать во все это. Можете приходить ко мне по четвергам, показывать, что сочтете необходимым. Я считаю, что ваша работа готова и не требует никаких дополнений.

— Спасибо, — поблагодарила ее Женя.

Дома она зачеркнула в календаре еще одно число. До приезда ребят оставалось пять дней. Назавтра матери делали анализы, и все утро у Жени оказалось свободным. Она подумала и решила съездить — навестить Зинаиду.

Та долго не открывала на звонок. Так долго, что Женя решила, что ее нет дома. Она уже хотела спускаться вниз, как неожиданно за дверью послышались шаги. Щелкнул замок. В нос шибанул позабытый уже запах хлорки.

— Это ты? — Зинаида стояла на пороге и улыбалась. Ее жидкие, бесцветные волосы, всегда собранные на затылке, сейчас были распущены, и в них пестрела кокетливая заколка в виде бабочки. На губах алела помада.

— Я, — сказала Женя, с удивлением отмечая перемены в Зинаидином облике. — Вот, пришла вас проведать. Женька ведь уехал.

— Уехал, — подтвердила Зинаида. — Ты заходи. Только сразу переобувайся, а то я недавно убирала.

Женя кивнула, сняла уличные туфли и остановилась посреди прихожей, не зная, куда идти. Поколебавшись, она двинулась в кухню, но Зинаида остановила ее, схватив за рукав.

— Там тоже вымыто. Идем лучше ко мне.

Ее комната оказалась еще меньше Женькиной. В ней стояла старомодная кровать с металлическими шишечками, очень пышная, покрытая каким-то чересчур цветастым, цыганского пошиба, покрывалом. В углу приткнулась немецкая швейная машинка. Почти всю стену напротив двери занимал гигантский шифоньер с большим количеством створок. Женя глянула на другую стену и невольно вздрогнула: там, прямо по центру, висела застекленная фотография в добротной, полированной рамке. Со снимка на нее смотрел Женька. Непривычно веселый, даже игривый. В следующий момент она поняла, что это вовсе не Женька, а Столбовой в молодости. Именно про эту фотографию, видимо, говорил ей Женька тогда, в сквере. Сходство было таким невероятным, что Женя даже зажмурилась. Потом осторожно открыла глаза.

Зинаида наблюдала за ней, цепко перехватив направление ее взгляда.

— Нравится? — в ее голосе отчетливо слышались восхищение и гордость, граничащие с благоговением.