Часа через два раздался телефонный звонок. Женя с замирающим сердцем взяла трубку.

— Женюра, это я, — проговорила Любка.

— А, ты. Привет.

— Все убиваешься от горя? Голос, как после похорон.

— Мама заболела, — сказала Женя.

— Что с ней?

— Давление. Гипертония.

— Это серьезно. Помочь чем-нибудь нужно?

— Да нет. Чем тут поможешь? Я на хоре сто лет не была, и, наверное, снова не приду. Объяснишь все Лосю.

— Конечно, объясню. Ты, главное, не волнуйся.

Любка замолчала, однако, Женя чувствовала, что она не хочет вешать трубку. Поговорить с ней о Женьке, что ли? Посоветоваться? Может, она подскажет что-нибудь дельное?

— А я, кстати, сегодня Карцева видела, — неожиданно призналась Любка.

— Правда? Где?

— На улице. Я из института шла, смотрю — знакомая фигура.

— Что он там делал, возле института? — удивленно проговорила Женя.

— Не признался.

— Вы с ним разговаривали?

— Да, представь себе, я удостоилась этой высокой чести — пообщаться с Карцевым. — В Любкином голосе сквозило возбуждение.

— Он… он обо мне ничего не говорил? Не спрашивал?

— Нет, Женюр. К сожалению, нет.

— А как он выглядел?

— Обыкновенно. Видно, в отличие от тебя, он страдает гораздо меньше. Если вообще страдает.

Жене захотелось с размаху швырнуть трубку на пол.

— По нему незаметно, когда он страдает, — проговорила она холодно.

— Может быть, — тут же с легкостью согласилась Любка. — Разве я спорю? Я только сказала, что видела его. Думала, тебе будет интересно.

— Нет, мне совершенно все равно.

— Оно и чувствуется. — Любка многозначительно хмыкнула. — Ладно. Если что потребуется, звони, не стесняйся. Я могу приехать, посидеть с мамой.

— Спасибо. Я буду иметь в виду. — Женя положила трубку.

Что, интересно, Женька забыл в их краях? Неужели… неужели хотел встретить ее? Вот ведь — упрямец, что ему стоит включить телефон или хотя бы появиться у себя дома? Так нет, все нужно перевернуть с ног на голову.

Настроение у Жени заметно повысилось.

«Пойду на хор в пятницу, — твердо решила она. — Подойду к нему, что бы он ни вытворял. Заставлю выслушать».

Женя снова взялась за книги. Она пыталась себе представить, как будет проходить заседание кафедры. Наверняка главным ее противником станет Носов — про него известно, что он всегда топит дипломников и аспирантов. Кроме того, Носов в позапрошлом году защитил диссертацию как раз по оценке риска техногенных катастроф, и это его конек. Перегудову можно не опасаться, ей вообще научная деятельность до лампочки. Григорянц… ну, с Григорянцем она как-нибудь справится, тот явно в числе ее поклонников. Есть еще ассистенты, но те не в счет — они совсем молодые, на пару лет старше самой Жени.

«Прорвемся, — подумала она. — Не впервой».

Действительно, много лет назад, в школе, у нее уже был подобный случай. Женя очень любила математичку, Александру Григорьевну. Та тоже была к ней привязана, не раз говорила, что считает ее лучшей в классе по своему предмету, неизменно ставила пятерки за все ответы и контрольные.

Как-то весной по школе пронесся слух, что грядет комиссия с проверкой. Проверять должны были предметников и в первую очередь тех, кто имел часы в старших классах. Педагоги заволновались. Женя видела, что Александра Григорьевна тоже опасается комиссии, хотя вслух та ничего не говорила. Потом учительница попросила ее остаться после уроков.

— Вот что, Женечка. — Тон у Александры Григорьевны был очень серьезным и вместе с тем просительным. — Ты вся моя надежда. В РОНО на меня имеют зуб.

— За что? — удивилась Женя.

— Старые счеты. Не в этом дело. Меня постараются утопить по полной программе, станут искать, к чему бы прицепиться. Проверка будет проходить в форме открытого урока. Я могу вызвать к доске любого из учеников. Женя, я вызову тебя.

— Меня?

— Да. На кого еще мне рассчитывать? У тебя блестящие знания и по алгебре, и по геометрии, тебя невозможно будет заманить в ловушку. Но ты готовься, почитай учебник, посмотри по тетради все старые темы. Хорошо?

— Да, я постараюсь. — Женя кивнула.

С одной стороны ей было лестно, что Александра Григорьевна так ей доверяет, с другой страшно — вдруг она что-нибудь забудет или перепутает, и учительницу не аттестуют?

Женя ушла домой и неделю, не разгибаясь, сидела над книгами.

В назначенный для комиссии день она явилась в школу ни свет ни заря. В классе уже сидели какие-то люди: две женщины в строгих, деловых костюмах и лысоватый, сумрачного вида, мужчина. Он то и дело подносил к носу платок — очевидно, его мучил насморк.

Женя села за свою парту, открыла тетрадь и принялась повторять назубок заученную теорему. Класс постепенно заполнялся народом. На часах была уже половина девятого. Прозвенел звонок. Ребята с ожиданием смотрели на дверь, откуда должна была появиться Александра Григорьевна, но той почему-то не было. По кабинету пронесся шепот. Лысый дядечка громко высморкался и, недовольно сморщившись, проговорил что-то на ухо одной из дам. Та кивнула, брезгливо поджав губы. В этот момент дверь, наконец, распахнулась и вошла завуч.

— Здравствуйте, дети. Садитесь. — Голос ее заметно дрожал, по лицу шли красные пятна. — Мне придется всех вас огорчить. Дело в том, что Александра Григорьевна… не сможет сегодня вести уроки.

— Как не сможет? Почему? — хором зашумели школьники.

— Она… неважно себя чувствует. Ей пришлось остаться дома и вызвать доктора. Но урок должен состояться, независимо от этого. Кого Александра Григорьевна планировала сегодня спрашивать?

Взгляды одноклассников дружно уперлись в Женю. Та встала из-за парты, чувствуя, как лицо заливается краской.

— Очень хорошо, — обрадовалась завуч. — Зимина, иди к доске. Отвечай все так, как, если бы здесь стояла Александра Григорьевна. Наши уважаемые гости будут задавать тебе вопросы, ты не теряйся. Ясно?

— Да.

Завучиха села на последнюю парту, рядом с лысым. Женя медленно вышла к доске.

— Пожалуйста, — ободрила ее одна из теток, — мы слушаем тебя.

Она принялась доказывать теорему о пределах. Каждое слово этой теоремы было ей отлично известно и выучено наизусть. Женя оттарабанила материал, привела примеры и замолчала, глядя на комиссию.

На лицах женщин читалось одобрение. Завучиха улыбалась во весь рот, демонстрируя золотые коронки. Один лысый и сморкатый дядька продолжал оставаться угрюмым и мрачным.

— Можно вопрос? — спросил он, обращаясь неизвестно к кому — то ли к завучихе, то ли к самой Жене.

На всякий случай та кивнула.

— Вы доказали прямую теорему. А как насчет обратной?

Женя пожала плечами.

— Могу и обратную. — Она быстро стерла тряпкой написанное на доске, и принялась вновь чертить формулы.

— Так, — не сдавался лысый. — А следствия?

Женя вывела следствия.

Лысый внимательно посмотрел на доску и мотнул головой.

— Неверно.

— Как неверно? — ахнула завуч.

— Так. Она перепутала. Эти следствия относятся к первой теореме. Вопрос азбучный. Видно, что девочку натаскали и не более того.

Женя в растерянности смотрела на свои формулы. Неужели она — действительно — допустила ошибку? Нет, быть этого не может. Следствия относятся к обеим теоремам в равной степени, и нечего морочить ей голову.

— Эти следствия верны для двух теорем, и прямой и обратной, — проговорила она твердо.

Тетки зашушукались. Лысый смотрел на Женю в упор и ничего не произносил.

— Здесь нет ошибки, — повторила Женя еще уверенней и громче.

— Правильно, нет. — Дядька вдруг улыбнулся. — Молодец. Тебя не собьешь.

— Иван Иваныч, это нечестно, — вполголоса проговорила одна из дам.

— Не учите меня, Светлана Игоревна. Я езжу с инспекциями вот уже пятнадцать лет. Ты можешь сесть. — Он кивнул Жене.

Та вернулась за парту. Минут через пять комиссия ушла. На перемене Женю вызвали к завучихе.

— Умница, Зимина. Александра Григорьевна хочет тебя поблагодарить.

— Александра Григорьевна? Она что, звонила в школу?

— Нет, не звонила. — Завуч понизила голос. — Она тут, у меня. Пойдем. — Она взяла изумленную Женю за руку и провела ее в соседнюю комнату, смежную с основным кабинетом.

Там действительно сидела Александра Григорьевна, бледная, с заметными кругами под глазами.

— Женечка!

Женя бросилась к учительнице.

— Что с вами? Вы заболели? Вы такая бледная!

— Нет, Женя, я не больна. Я… нарочно отказалась присутствовать на уроке.

— Нарочно?!

— Да. Мне пришлось солгать, хоть это и непедагогично. Дело в том… я не могла видеть этого человека… — Александра Григорьевна запнулась, руки ее дрожали.

— Лысого? — внезапно догадалась Женя.

— Да. Это… это мой первый муж. Мы очень плохо с ним расстались, с тех пор он видит во мне врага. Наверное, я поступила малодушно, но… это было выше моих сил.

— Успокойтесь, Александра Григорьевна, — вмешалась завуч. — Женя, хотя и совсем еще ребенок, все поняла правильно. И она вас не подвела, а это главное. Все, Женечка, иди. И никому не говори о том, что сейчас узнала.

Потом, когда Женя стала старше, она узнала, что Александра Григорьевна много лет судилась с мужем из-за дочери — тот хотел забрать ребенка и не гнушался для этого никакими мерзостями, в том числе и клеветой. Будь она, восьмиклассница, в тот день хоть чуть-чуть менее уверенной в собственной правоте, это могло стоить учительнице ее карьеры и должности…

…Женя оторвалась от конспектов и задумчиво уставилась в стену. Так было тогда, много лет назад. А теперь… теперь все гораздо проще. Ей предстоит постоять не за кого-то, кто нуждается в ее помощи, а за саму себя. Она должна справиться, ведь на карту поставлена ее профессиональная честь.