Она спасла ему жизнь. Он — ее должник хотя бы только за это. Но она уже однажды оставила его, как ненужный хлам, его врагам. Она была самой красивой, самой умной и самой очаровательной женщиной, которую он когда-либо встречал. Но она же бессердечно украла его фамильный перстень. Она занималась с ним любовью со страстью и пылом, которых он не знал раньше. Но она предала его, когда его семя было еще теплым в ней.

Однажды он уже предлагал ей замужество. Она наотрез отказалась. Он не был склонен повторять собственные ошибки. Но вот сейчас она смотрела на него, затаив дыхание, и восхищение на ее лице постепенно сменялось недоумением, пока он не спешил с ответом.

— Почему? — прямо спросил он.

— По-потому что я вижу, что вы не такой, каким я вас себе представляла, — запинаясь, произнесла она. — Вы честный и… достойны доверия…

— Достоин доверия?

Она в недоумении уставилась на него.

— Теперь я понимаю, — с горечью сказал он. — Вы ничем не лучше своей матери. Теперь вы знаете, что я — Дункан де Ваэр. Теперь я вас достоин — с моим состоянием и положением.

— Дункан де Ваэр? — воскликнула она. — Это абсурд! Вы смогли одурачить Эль Галло и его экипаж, но я не так доверчива!

Он покачал головой, не веря своим ушам.

— Вы мне не верите?

— Что вы — сэр Дункан де Ваэр? Конечно, нет.

— Тогда почему вы хотите стать моей женой? — требовательно настаивал он.

— Я сказала вам…

— Я всегда был честен и достоин доверия, — решительно отрубил он. — Почему сейчас? Почему не раньше?

Она поежилась под его взглядом.

— Потому что…

— Потому что? — настаивал он, пытаясь заглянуть в ее душу.

И внезапно его глаза стали пустыми, и он многозначительно перевел взгляд на ее живот.

— Вы боитесь, что могли зачать ребенка, — догадался он, — и не хотите, чтобы он оказался незаконнорожденным.

— Нет! — вскричала она, но румянец на ее щеках подсказал ему, что он был близок к правде. Да, два дня назад замужество представлялось ей вполне приемлемым решением, но с тех пор она прошла через все круги ада. У нее было два дня, чтобы поразмыслить над всем, через что им пришлось пройти, над достоинствами цыгана, над своим предательством, над всем тем, что действительно имело значение. Она стала другой женщиной.

— Вам не о чем беспокоиться, леди, — буквально выплюнул он, и его глаза метали молнии. — Я всегда забочусь о своих отпрысках.

— Вы не понимаете. Я… — Лине уставилась на него, не веря своим ушам. — А сколько их у вас?

— Девятнадцать. — На его лицо набежала легкая тень задумчивости. — Или двадцать.

Сначала она подумала, что он просто шутит. Но он был серьезен, как никогда. Ей стало трудно дышать — он говорил серьезно.

— И если я женюсь, — сказал он сквозь сжатые зубы, — то по более веским причинам, чем необходимость дать свое имя ребенку, которого я зачал.

Лине отчаянно запротестовала.

— Пожалуйста, не торопитесь с ответом. — Святой Боже, лучше бы она вообще не спрашивала. Она все еще не могла смириться с тем, что у их любви не будет другого шанса. — Пожалуйста, подумайте над этим.

Он в нерешительности пожевал губами, прежде чем ответить.

— Я… подумаю об этом.

Он снял накидку с деревянного крючка и закутал ее, чтобы скрыть перепачканную кровью юбку. Потом он быстро увел ее с корабля, подальше от любопытствующей толпы, задержавшись на мгновение только для того, чтобы отправить какого-то парнишку в замок с сообщением об их благополучном возвращении.

На следующий день старая повозка, запряженная измученными пони, медленно тащилась по южной дороге. Обычно у Лине на поездку уходило всего несколько часов. При таких темпах им потребуется целый день. Слава Богу, подумала она, что капитан Кемпбелл оказался настолько любезен, что дал им денег на дорогу, в противном случае им пришлось бы идти пешком поскольку у троих путешественников — Гарольда, цыгана и ее самой — не было ни фартинга.

Она не знала, каким образом им удалось переночевать в гостинице прошлой ночью. В сущности, она почти ничего не помнила из происшедшего после того, как они сошли на берег. Но она проснулась отдохнувшей после благословенной ночи без сновидений на удобном соломенном тюфяке и обнаружила, что кто-то оставил для нее чистое нижнее белье и юбку.

Когда явился цыган с лошадью и повозкой и настоял, что должен сопроводить ее в Аведон, она едва не расплакалась от облегчения. Наконец она ехала домой.

И вот теперь путешествие подходило к концу. Янтарное солнце пряталось за горами, когда они взобрались на вершину холма, у подножия которого приютился Аведон.

Лине гордо вскинула голову. Прекрасную, поросшую густой травой долину, где паслись овцы, пересекала серебряная лента реки, огибая стены небольшого городка. Вдалеке виднелись поля пшеницы и ячменя, овса и ржи, распростершиеся на плодородной почве, подобно плащу с разноцветными заплатками. С вершины холма крытые соломой домики деревушки казались соседями, собравшимися посплетничать.

Когда они въехали в городские ворота и оказались на вымощенной булыжником улице, Лине вдохнула знакомый запах дома — свежескошенного корма для скота, выдержанного эля, резкий запах красильни, вечерней похлебки, разогреваемой в сотнях домашних очагов. Большинство купцов уже закрыли свои лавки и отправились по домам. Скоро наступят сумерки и городские ворота закроют на ночь.

В глазах у Лине появилась предательская влага, когда она подумала о том, как изменилась ее жизнь с тех пор, как она последний раз была здесь.

Дункан, прищурившись, рассматривал дома, мимо которых они проезжали. Он по привычке выискивал беспризорников, забившихся в щели между домами, и жалел, что у него нет с собой серебра.

Они приблизились к внушительному строению, обнесенному стеной, и Гарольд с гордостью указал на него рукой, что означало, что они прибыли к дому де Монфоров.

Над соломенной крышей высокого дома курился легкий дымок, хотя в закрытых ставнями окнах света не было видно. Двор был чистым и ухоженным, а его каменные плиты чисто подметены. Но никто не выбежал из дома, чтобы поприветствовать свою хозяйку. Дункан забеспокоился.

Лине, забыв о всякой осторожности в своем стремлении как можно быстрее оказаться дома, спрыгнула с повозки и побежала к деревянным воротам, готовясь распахнуть их створки, чтобы телега могла въехать внутрь. Не успела она коснуться деревянных панелей, как Дункан схватил ее за плечи и отстранил.

— Позвольте мне войти первым, — пробормотал он, всматриваясь во внешний двор перед домом, потом перевел взгляд на надворные постройки, но не заметил ничего подозрительного. — Подождите здесь. Я иду внутрь.

— Но вы… — запротестовал Гарольд.

— Подождите здесь. Я не хочу, чтобы вы попали в ловушку.

— Мне кажется, вам лучше… — начала Лине.

Он отошел, прежде чем она успела закончить. Вытащив кинжал, он приблизился к двери с величайшей осторожностью, словно охотник, выслеживающий оленя. Он медленно приоткрыл дверь.

Внутри дом освещал только огонь в очаге. На оштукатуренных стенах танцевали тени, отбрасываемые мебелью. Он напряг слух, стараясь расслышать хоть малейший звук, и сделал неуверенный шаг внутрь.

Быстрое движение воздуха должно было насторожить его, но оно было слишком кратким, чтобы он успел отреагировать. Темнота внезапно расцветилась мириадами звезд, когда его сбил с ног сильнейший удар по лбу.

Глава 19

После этого удара Дункан шатался, как пьяный, и тряс головой, пытаясь избавиться от неприятного ощущения — в глазах у него двоилось, в голове гудело, и эхом отдавалось квохтанье какой-то старухи. Интересно, ему это только кажется или действительно какая-то дряхлая женщина причитает над ним?

Снаружи ойкнула Лине, услышав странный звук.

— Я присмотрю за лошадью и повозкой, миледи, — пробормотал Гарольд.

Лине подобрала юбки и поспешила к дому, услышав, как старуха угрожает дальнейшей расправой.

— Маргарет! — закричала она. — Маргарет, это я, Лине.

— А, моя Лине, ты уже вернулась домой! Не беспокойся, девочка! — просияла старая женщина. — Попался, мошенник! Несколько дней он будет плохо видеть, это уж точно.

— Маргарет! — упрекнула ее Лине, оглядывая полутемную комнату. — Что ты наделала? Где он?

Прежде чем Маргарет успела ответить, Лине наткнулась на покачивавшегося цыгана. Он вцепился в ее плечи, ища поддержки, и едва не свалил ее на землю.

— Он не прошел мимо меня, — продолжала трещать Маргарет. — Я поджидала этого хитрого мошенника.

— Маргарет, — сказала Лине, стараясь сохранить спокойствие. — Положи свое оружие и зажги свечу. Боюсь, что ты напала на… друга.

— Друга? — пронзительно заверещала Маргарет. — Так он не вор?

— Нет, Маргарет, и почему ты сидишь в темноте, когда у нас полно свечей?..

— Свечи не помогают моим старым глазам, — пожаловалась Маргарет. — А он если не вор, значит, что-то вынюхивал, прокравшись сюда тайком?

Болезненный гул в голове у Дункана не желал проходить. Только когда была зажжена свеча, он обнаружил причину этой боли.

И сразу же пожалел об этом. К его стыду, крошечная женщина лет семидесяти с угрожающим видом сжимала в руках огромную железную сковородку, держа ее, словно дубинку. Несмотря на уверения Лине в том, что он — не вор, в ярких глазках-бусинках женщины снова промелькнуло подозрение, особенно когда она узрела его плачевный внешний вид.

— Вам лучше присесть, — заботливо посоветовала Лине, когда он взялся обеими руками за голову, и осторожно усадила его на стул. — Маргарет, я надеюсь, ты удовлетворена. Ты чуть не вышибла ему мозги.

К ужасу Дункана, Маргарет выглядела чрезвычайно довольной собой.