— Что вы себе поз… — зашипела она.

Он сжал ее запястье чуточку сильнее, чтобы она замолчала, а затем перевернул ее руку ладонью к себе. Его большой палец оказался в ее ладони. А потом что-то влажное и теплое коснулось кончиков ее пальцев.

Боже милостивый… он целовал ее.

Ей следовало отреагировать тысячью способов — ударить его, отдернуть руку, позвать на помощь Гарольда, — но прикосновение казалось таким невинным… и таким мимолетным, что, скорее всего, утром оно покажется ей сном.

— Благодарю вас, — пробормотал в ее пальцы цыган и отпустил руку.

Все закончилось так же быстро, как и началось. И тут на нее опустилась ночная прохлада, отчего она вздрогнула и поспешила назад в тепло и безопасность палатки. Но еще долгое время, пока она наконец не заснула крепким сном на своем соломенном матрасе, кончики ее пальцев покалывало от странного ощущения, которого она не понимала и которому не могла подобрать название.


Стояло лето. Дункан купался в южном пруду, позволяя воде омывать свое обнаженное тело, резвясь, подобно дельфину, в прогретых солнцем волнах и вновь погружаясь в освежающую влагу. Поток воды ласкал его тело маленькими водоворотами, цвет которых менялся от синего к голубому и золотистому.

И еще там были ее волосы — шелковистый каскад имбиря, ласково щекочущий его кожу, текущий, струящийся, подобно меду, меж его ног, оборачиваясь золотым облаком вокруг его груди, пока наконец восторг жидкого солнечного цвета не довел его до экстаза…

Цикады умолкли.

Он резко открыл глаза.

На него обрушилась ночь, черная, как капюшон приговоренного к смертной казни. Сердце его билось часто, но это был привычный ритм для опытного воина. Он положил правую руку на рукоять меча.

Рядом кто-то находился — он чувствовал их присутствие. Медленно и осторожно Дункан выглянул из своего кокона из накидки и шерстяного покрывала.

До рассвета было еще далеко, но заря уже позолотила край неба, так что он смог различить неясный силуэт человека, задумавшего что-то недоброе. Мужчина остановился менее чем в ярде от того места, где лежал Дункан. Он не рисковал подняться повыше, чтобы присмотреться, но готов был поклясться своим клинком: перед ним стоял один из людей Эль Галло. Он был уверен, что пират так легко не отступится и, конечно же, как мерзкий негодяй, нанесет удар под покровом ночи.

Но Дункан был готов к этому.

По крайней мере думал, что готов, пока мужчина не издал негромкий свист, подзывая двух сообщников из леса.

Дункан прищурился. Одного он мог застать врасплох. С двумя он мог биться на равных. Но трое… это будет непросто.

Знакомый жесткий шорох стали о кожу ножен подсказал ему, что его противники обнажили оружие. Они разделились, намереваясь обогнуть прилавок с разных сторон. Ему придется разделаться с первым нападавшим, а потом перепрыгнуть через прилавок, прежде чем остальные двое доберутся до входа.

Он улыбнулся. Хорошо — ему нравится рисковать.

Дункан досчитал до трех, а потом, словно дикий зверь, рванулся вперед, опрокинув первого злодея на землю. Мужчина начал выкрикивать что-то по-испански, отбиваясь ногами. Дункан сбросил свой плащ, спутал им ноги мужчины и вскочил на ноги.

Резко развернувшись на месте, он обнажил клинок. Слишком поздно. Те двое исчезли. Матерь Божья, неужели они уже внутри палатки? С бешено бьющимся сердцем он вскочил на прилавок.

Тот оказался совсем не таким прочным, как казался. Дерево жалобно заскрипело под весом его тела. Он оттолкнулся и спрыгнул, а ветхое сооружение развалилось на части.

Он бросился к палатке и резко откинул полог. Внутри было темно, как в преисподней. Теперь все было против него. Речь шла уже не о том, чтобы просто отпугнуть испанцев. Когда он найдет их, ему придется всех убить.

Откуда-то из середины палатки до него донеслось сонное бормотание Лине.

Он крикнул:

— Гарольд! Лине! Оставайтесь на месте, оба!

Он резко выбросил левую руку в сторону и почувствовал, что коснулся тяжелой шерсти — мужского одеяния. Резко рванув рукав на себя, он яростно ткнул мечом вперед. Но его цель, как ему показалось, просто растворилась в воздухе.

Он махнул мечом вправо. Проклятье! Где же они? Его нога наступила на нечто, весьма напоминавшее сапог, и он сделал широкое круговое движение мечом, располосовав очередной камзол. Но он не услышал ни вскрика, ни шума падающего тела, ни даже ругательства.

— Выходите ко мне, вы, жалкие трусы, — взревел он, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в непроницаемой темноте.

Что-то тяжелое обрушилось на землю слева от него. Он опустил острие меча вниз, пригвождая врага к земле.

— Что происходит? — закричала Лине.

— Оставайтесь на месте!

Дункан описал мечом широкий полукруг вокруг себя. Один готов. Где же прячется второй? Он напрягся, пытаясь расслышать хоть что-то. Но снаружи собрались, наверное, уже все обитатели палаточного городка шерстянщиков, разбуженные шумом и создававшие не меньший гам. Он развернулся на месте и сделал назад шаг, потом другой.

И запутался в складках испанского плаща.

Дункан рухнул на землю, вознеся меч над собой. Одним резким взмахом он разрубил пополам и мужчину, и стенку палатки.

Он судорожно вздохнул. Прошло уже много времени с тех пор, как он последний раз убивал человека. Сегодня он убил двоих. Но его ангел был в безопасности. Только это имело значение.

Лине готова была поклясться, что этот цыган-лунатик поднял такой шум, который разбудил бы мертвого.

— Что происходит? — настойчиво восклицала она.

— Нет! — взорвался он. — Оставайтесь на месте. Вам не нужно этого видеть.

Лине поджала губы. Никто не смеет указывать ей, что она должна или не должна видеть, тем более в ее собственной палатке. Она плотнее запахнула полы своего ночного халата и двинулась вперед.

— Нет! Оставайтесь на месте!

— Что вы наделали? — раздраженно спросила она, не обращая внимания на его предостережения. — Вы разбудили всех шерстянщиков в палаточном городке.

Она прошла мимо него и откинула полог палатки. Серый предрассветный сумрак просочился внутрь. Груда камвольной ткани в центре палатки напоминала спящего бродягу. Она нахмурилась: «Что он здесь делает?»

— Гм! — раздался голос снаружи. — Я могу чем-нибудь помочь?

Лине обернулась. Перед остатками того, что когда-то было прилавком, стоял высокий джентльмен в черном — иностранец, судя по его произношению. Он держал в руке свечу, и в ее неверном свете она разглядела худощавое вытянутое лицо, обрамленное безупречно подстриженной и тщательно ухоженной бородкой. Его черные глаза казались бездонными и светились в темноте. Бархатная накидка незнакомца была оторочена мехом, а на груди на длинной цепи висел большой серебряный медальон.

— Вам нужна помощь, миледи? — поинтересовался он снова.

Миледи. Это слово на мгновение ошеломило ее.

— Нет… сэр… или да. — Она робко улыбнулась. — Боюсь, я в некоторой растерянности. Не могли бы вы одолжить мне свечу?

По свече скользнула капелька воска и стекла мужчине прямо на руку, но он даже не поморщился.

— Разумеется. Позвольте мне. — Глаза его сверкнули, когда он прошел мимо нее внутрь палатки.

Ничто не могло подготовить Лине к полному разгрому, представшему ее глазам. Повсюду валялась изорванная ткань, материя свисала с верхних перекладин палатки. Штабели тонкого черного сукна были развалены, и на них повсюду виднелись отпечатки грязных сапог. Рулон камвольной ткани был распорот, словно кабан на ужин. А ее лучшая итальянская голубая шерсть — та, которую она пообещала леди Алисе, — была приколота мечом к стене палатки, словно бабочка, пришпиленная негодным мальчишкой.

Вот только в роли негодного мальчишки выступал этот назойливый цыган, который сидел сейчас на корточках и с изумлением взирал на дело своих рук, причем с таким видом, словно не мог понять, что же здесь произошло.

На глаза Лине навернулись слезы. Так много труда. Так много времени. И все напрасно. И все из-за этого простолюдина.

Потребуются месяцы, чтобы вновь выткать такое количество ткани, и годы, чтобы поправить ее репутацию.

— Убирайтесь! — голос ее дрожал, но она справилась с собой, ведь де Монфоры не плачут.

Цыган поднялся на ноги.

— Но я…

— Убирайтесь!

— Послушайте…

— Мне кажется, леди выразилась достаточно ясно, — произнес мужчина со свечой.

— Лине, вы не понимаете, — взмолился цыган.

— Нет, — с угрозой в голосе заявил мужчина, — это вы не понимаете. Леди попросила вас удалиться.

Цыган повернулся к ней. На ее лице застыло выражение оскорбленного достоинства и непонимания, которое почти убедило его. Но ей-то следовало знать, что почем, и ей вообще не следовало доверять ему, ведь он был простолюдином. Как и ее мать.

— Лине, послушайте меня. Трое людей Эль Галло пришли сюда, чтобы причинить вам зло. Я должен был защитить вас. Я последовал за ними в палатку. Вы должны поверить мне.

Иностранец вызывающе прервал его, став между девушкой и цыганом.

— Трое мужчин? Но я никого не вижу.

— Они вошли сюда. Они должны быть здесь. — Дункан в отчаянии огляделся по сторонам. «Это сумасшествие», — подумал он. Он ведь видел их собственными глазами. Но так ли это на самом деле? Он уже не был уверен. Собственно, он ведь не видел, чтобы кто-то из них действительно проник в палатку. — Подождите. Один был снаружи. Я оставил его там, связав своей накидкой.

— Я никого не видел, простолюдин.

Дункан не собирался верить этому жеманному иностранцу на слово. Он рванулся мимо мужчины и откинул полог палатки. Снаружи собралась небольшая толпа торговцев, любопытство которых оказалось сильнее желания выспаться. Он пробирался сквозь переговаривающихся зевак, осматривая землю в поисках пропавшего испанца — его плаща, берета, шерстяного одеяла. Ничего.