– Хорошо. Я готов. Любые деньги, пожалуйста, распоряжайся. Кому ты их отдашь? Лобанову? На, мол, тебе, живи с Веней. Так?

– Давайте киллера наймём.

– Кого?!

– Киллера.

– Стой. Ты же только что кричала, он вам нужен, я так понял, что живым.

– Вам бы всё шуточки шутить. А ей так и так недолго осталось. Не станет её – он к нам вернётся, ему больше некуда.

– На счёт «недолго», откуда знаешь? У меня, например, другие сведенья.

– Неважно. Тем более нужно её устранить, если она себе два века намерила, да ещё и Виктора забрала.

– Чёрт, какая кровожадная женщина!

– Я должна бороться за свою семью. Веня не может, он комплексует, боится, что не имеет права. А вот я имею. Вообще-то и Веня имеет, в конце концов, у нас ребёнок от Лобанова! Конечно, чужому человеку не понять.

– Наташа! Поверь мне, я не чужой. У меня не то, что к Лобанову, вообще к Вениному гомосексуализму давно никаких претензий. Машу я считаю родной внучкой. И с чего ты взяла, что я сижу, сложа руки?

– С того, что она ещё жива, а Виктор ещё не дома.

– Тебе Вениамин случайно не рассказывал, какое состояние он может унаследовать?

– Так, мельком, какие-то дикие миллиарды, а что?

– Вот именно, восемь диких миллиардов долларов. Представляешь, сколько у меня завистников, конкурентов, злопыхателей, вредителей? Если бы я их всех переубивал, это сотне крематориев в авральном режиме пришлось бы работать.

– А в девяностые годы, небось, ничем не брезговали?

– Сейчас не девяностые. И ты медсестра, между прочим, а не бандюга в красном пиджаке. А та несчастная женщина...

– Это Венечка несчастный. Разве справедливо отнять у него Виктора? Он и так потерял... сами знаете.

– Знаю, дочка, больше твоего. У него ведь на глазах это случилось. Он с тех пор...

– С тех пор видит женщин изнутри?

– Не знаю, что он там видит, не представляю, но исследования проводили, в детстве ещё – мозг уникально работает, как-то иначе.

– Вот видите! И он не сошёл с ума, и стал прекрасным врачом, и прекрасным человеком. Он такой добрый, если б вы знали, как Маша его любит!

– Ну и подумай, разве ради счастья такого человека можно кого-то убивать?

– Я на всё готова.

– Слушай, дела у нас на данный момент такие: этой женщине требуется операция, возможность которой подтверждена пока только теоретически и кое-какие исследования на животных недавно начали. Мы сейчас работаем над тем, чтобы максимально ускорить это дело. В порядке эксперимента, или как-то ещё, в общем, получит она необходимое лечение, вопрос нескольких месяцев, а то и недель.

– Я не ослышалась? Вы вылечить её хотите?!

– Именно.

– Замечательно! И стала она лучше прежнего, и жили они долго и счастливо.

– Позволь тебе напомнить, что пока она была здорова, они друг в друге совершенно не нуждались.

– На счёт неё я бы поспорила, но в принципе, да, похоже на правду. А что с ней вообще? Виктор говорил, парализована, я думала банальный инсульт.

– Автомобильная катастрофа, спинной мозг повреждён.

– И можно восстановить?

– Можно.

– Вот это круто.

– Останется разрулить с психологией и политикой личных отношений.

– Ничего не понимаю, внимательно слушаю.

– Смотри, у неё две взрослые дочери. Сейчас, когда ситуация безнадёжна, унылая больная прикована к постели, Лобанов там один у смертного одра дежурит, так?

– Угу.

– А вот счастливые хлопоты по восстановлению и реабилитации ему поручать нельзя, сама понимаешь, такие вещи слишком сближают. Надо дочек подтянуть, тем более, что операция, действительно очень прогрессивная – восстановление должно как по маслу пройти.

– Я могу помочь?

– Да вот не знаю, ты у нас девушка импульсивная, не дипломатка.

– Я буду стараться. Я!... Аркадий Борисович, всё, как вы скажете!

– Лобанова, пожалуй, можно тебе поручить. И Вениамина, конечно.

– Да я наладчик мостов с многолетним стажем!

– Посмотрим, посмотрим. Кстати, светлая мысль однажды у Вени проскользнула: нужно бы ехать, и выносить горшки за этой дамочкой. Представляешь, как на вашего Виктора это подействует?

– Я готова.

– Умничка. И дочку с собой захвати. А там, глядишь, и мой сынок подоспеет.

– Он ненавидит Лондон.

– Ничего, потерпит. Надеюсь, недолго. После операции – наилучшие пожелания, ноги в руки и срочно назад, поняла?

– Поняла, а если...

– Нет, одну мы её не бросим. Обработаем дочек, зятьёв, не изверги они, слава Богу, нормальные люди. И потом, может, она встретит кого-нибудь в реабилитационном центре. Новая жизнь, всё-таки, романтика, понимаешь?

– Да! Точно! Надо подослать к ней кого-то, отвлечь от Виктора.

– Испорченная ты всё-таки, женщина, Наталья, ни капли в тебе наивного романтизма.

– Вы зато, Аркадий Борисович, такой «наивный»! Пробу, извините, ставить негде.

– Так я старый.

– А я?!

– А ты ещё не жила толком.

– Аркадий Борисович! Я так люблю вашего сына! Меня от нежности прямо разрывает!

– Понимаю, девочка, и благодарю.

– Ведь мы вернём Виктора, да?

– Честно сказать, я думаю, что рано или поздно, всё наладилось бы и без нас. Но раз уж, как ты выразилась, есть возможности, почему бы не воспользоваться?



Глава 14


Он тоже первым делом спросил: «Что-то с Машей?».

– С Машей всё в порядке, она в гостинице с Софией, это наша няня.

– А Венька?

– Пока дома, но, надеюсь, скоро и он к нам подтянется. Вообще это была его идея.

– Чтобы тебе сюда приехать?

– Нет, что мы не должны оставаться в стороне. Она тебе не чужая, это верно, а ты нам не чужой. Где больная?

– Подожди, куда ты? Зачем?

Я нагло прошлась по квартире, пока не отыскала «смертный одр». Несчастная выпучилась на меня в ужасе. Я сказала:

– Хелоу. Переведи ей, что приехала твоя жена, и не какая–то там официальная, по бумажке, а настоящая, по жизни, мать твоего ребёнка, и она поможет тебе исполнять свой долг.

Виктор забубнил что-то по-английски. Больная, разумеется, в восторг не пришла, но я заранее настроилась вести себя поуверенней.

– Где тут руки помыть?

–А что ты собираешься делать?

– Всё, что нужно. Обмою её, постель переменю. Ты что делаешь?

– Я просто... я же, вроде, тебе объяснял, я здесь просто чтобы морально её поддержать, а ухаживают сиделки.

– Ясно. Ну, поддерживай на здоровье, а я тогда тебя морально поддержу, не против?

– Ты меня ошарашила.

– Я соскучилась, Витенька! Мы все соскучились.

– А Маша...

– Хочешь, сюда её приведу, познакомится с папиной родственницей, а хочешь, сами к ней сейчас поедем.

– Да, поедем. Ты на такси?

– Нет, наняла машину с шофёром, ждёт внизу.

– Тогда спускайся, я сейчас.

– Венечка! Всё в порядке, мы добрались.

– Знаю. Я уже Софии звонил. Наталья! Сколько раз говорить? Прекрати чудесить, дуй домой!

– Родной мой! Мы ненадолго. Развлекись там пока без нас.

– Ага, уложу Бантика в постель вместо Маньки, посмотрю телевизор и банку лечо на ночь съем в одно лицо.

– А ты на крылечко выйди, вокруг оглядись, там тоже есть сладкие перчики, свежие, не маринованные.

– Разошлась ты, Наталья, не к добру.

– А что? Я правильно говорю. Между прочим, Артём, очень пристально всегда рассматривает твою попу. При нас он, наверное, стеснялся, а теперь никто не мешает.

– Во-первых, у Артёма недельный отпуск...

– А! Нам задержаться?!

– Наташ! Ты чего, наркоты какой объелась?

– Нет, Венечка, это я исключительно на собственных ресурсах организма.

– Смотри, чтобы перерасход ресурсов не случился. Травок попей успокоительных.

– Всё, Венечка, целую, потом ещё поговорим. Витя! Я здесь!

– Вижу. Как он там?

– Сам знаешь, не очень. Ты как её, круглосуточно блюдёшь? С Машкой есть время пообщаться?

– Брось, не язви, и так тошно.

– Прости. Я ведь, действительно, приехала тебя поддержать. Её хоть лечат? Улучшения есть?

– Сейчас веду переговоры с одной клиникой, обещают операцию, говорят, очень эффективная. Но она сомневается.

– А чего тут сомневаться? Хуже-то уж не будет, хуже только в гроб.

– Вот и я о том же.

– Похудел. Откормить тебя надо немножко, а то Венечка без своего любимого животика и не признает.

– Да он меня вообще теперь не признаёт.

– Не надо, Витя. Так получилось, где-то он неправильно тебя понял, в чём-то он не так себя повёл, а где-то и ты неправ. Исправлять надо, а не дальше расковыривать. Ты хочешь вообще исправить, или что?

– Если б ты только знала, как хочу!

– Знаю. Потому, что сама так же.

– Всё хорошо же было у нас, скажи? Идеально практически.

– Нет предела совершенству, но явно было лучше, чем сейчас.

– А что ты имеешь в виду? Что нехорошо было?

– Это мы позже с тобой обсудим.

Видимо, от избытка эмоций, Маняша заснула у него на руках уже минут через двадцать. Он уложил её на диван, подошёл ко мне и порывисто обнял, прижался губами к виску.

– Умереть, как об вас соскучился.

Не ожидала, что настолько отзовётся моя душа на его ласку. И дыханье его и объятья и щетинка на подбородке, всё, оказывается, такое родное. Только сейчас поняла, как мне его не хватало.

У Вити такая реакция организма, что после секса он, как правило, сразу засыпает. И я бы ничуть не обиделась, но он продолжил целовать и ласкать, а выражение лица его сделалось чуть не торжественным, ужасно трогательным.