– Я готова.
– Сегодня вечером.
– Куда пойдём, поинтересоваться можно?
– Так, одна великосветская пати.
– Qu'est-ce que c'est[1] пати?
– Soirée.[2]
– А! Je compris.[3]
– Quelle sage![4] Я не знал, что ты говоришь по-французски.
– Я и не говорю. Отрывочные знания остались в пределах школьной программы.
– Жаль. А то бы завели себе секретный язык. Лоб французского не знает. – Мне тоже стало очень жаль. Ради такого дела я готова наброситься на учебники, или пойти на курсы. – Кстати, о нашей вечерней вылазке ему знать не обязательно.
– А что мы скажем?
– В лучшем случае ничего.
– А в худшем?
– В худшем придётся соврать, или сказать правду. И то и другое нежелательно.
– У тебя неприятности?
– У меня безумная идея. Настолько безумная, что даже Витя может решить, что я того, подвинулся рассудком.
– Можешь распоряжаться мной, как угодно.
– Это только на сегодня. А вообще-то, как пойдёт.
Он сосредоточенно забарабанил пальцами по клавиатуре. Всё время, пусть недолгое, пока я живу здесь с Венечкой и Виктором, чаще всего мне в голову приходит песенка из старого мультфильма: «друг в беде не бросит, лишнего не спросит». Я как-то сразу усвоила их общую манеру лишних вопросов не задавать. Ничего похожего на равнодушие или пренебрежение, наоборот, максимальная готовность поддержать, поспособствовать, но без въедливых выяснений и непрошеных замечаний. Мне этого всегда не хватало дома. Особенно с тех пор, как папа заболел. Венечка и Лоб (уже привыкаю так Виктора называть) могут вообще без слов обходиться. Самый простой пример: Лоб лежит на диване в гостиной, читает книжку. Венечка рядом, со своим компьютером; вдруг молча встаёт, выходит, через минуту возвращается с пледом и укрывает Виктора. Тот только мычит в знак благодарности. Казалось бы, мы с мамой то же самое делаем друг для друга, но с одним отличием. Либо она заглядывает ко мне и, вырывая из книжной реальности, начинает: «Ната! Не холодно тебе? Накрыть одеялом? А? Чего молчишь?». Либо, заставая врасплох, в самый неподходящий для меня момент зовёт из своей комнаты: «Ната, накрой меня! Я замёрзла». Короче говоря, мы с ней далеко не телепатки, не то, что мои парни. В этом доме изо всех сил стараюсь соответствовать. Больших усилий стоит иногда вовремя прикусить язычок. В общем, не стала больше ничего выведывать на счёт этой «пати», хоть он меня заинтриговал страшно. Лестно, что от Виктора у нас секрет. Я, ведь, очень боялась, что окажусь лишней, что им, особенно Венечке, придётся терпеливо мириться с моим присутствием. И сейчас остаётся такое опасение. Я только стараюсь в панику не впадать, слишком не заморачиваться и делать лицо попроще, как они оба советовали.
Официально мой рабочий день с восьми до четырёх. Как правило, я управляюсь раньше, часа в два уже совсем делать нечего. Венечка с часами не считается, соблюдая свой, ему одному понятный график. Последнее время стараюсь в клинике лишний раз у него перед глазами не маячить. Боюсь надоесть. И дома Наташа и на работе – слишком много Наташи получится. Но именно, что стараюсь, плохо выходит. Тянет увидеть его, поделиться успехами, новостями, посоветоваться. Если совсем невмоготу, использую верное средство: позвонить Виктору.
– Как там наш мальчик? – Задаёт он входящий в традицию вопрос.
– Новый маммограф привезли. Какая-то страшно продвинутая модель. Наш, естественно, в центре событий. Проводит испытания.
– Опять, значит до утра. Что тогда, вдвоём поужинаем? Дома хочешь, или в ресторан сходим?
– Ой. А я сегодня тоже вечером занята.
– Та-а-к. Понятно. Дурной пример заразителен. Ещё месячишко и тоже дома перестанешь ночевать. Машину прислать тебе?
– Нет, спасибо.
– Ну, счастли́во. Я здесь тоже, знаешь ли, не груши околачиваю. Если что – звони.
Знал бы, Витенька, как ты ко мне несправедлив. С огромным удовольствием я провела бы тихий уютный вечерок дома. Вместо какой-то там пати. И куда мне на пати, в самом деле, ни ступить ни молвить не умею. Кроме студенческих дискотек сроду нигде не была. Опозорюсь, и мальчика нашего опозорю. Если это только не есть его цель, явиться с нелепой женщиной, дабы шокировать общественность. Не выдержала, помчалась искать его.
– Девчонки, Маргулиса не видели?
– Они там с Ниной Андреевной аттракцион неслыханной щедрости устроили. Всех желающих на новом маммографе обследуют.
– В диагностическом?
– Да.
Ой, хоть бы Виктор прав оказался, что это до утра развлечение. Чует моё сердце, ничего хорошего нам эта вечеринка не сулит. Теперь уже жалею, что поскромничала и не расспросила подробнее, куда, идём, что предполагает моё «поведение по инструкции». Он как-то странно смотрел. Ничего определённого, но вот есть ощущение, что не просто развлекаться позвал. Я просунула голову в новый кабинет маммографии (уже и табличку прикрутили) аппарат, действительно, шикарный, сразу видно. Краем уха слышала, у клиники новые владельцы. Явно они не скупятся. В третьем корпусе затеяли ремонт; по всей больнице компьютеры новые устанавливают, медицинское оборудование самое продвинутое закупают. Надеюсь, и на сотрудниках не станут экономить. Впрочем, мне всё равно, недолго осталось. Венечка, как только меня увидел, интерес к аппарату тут же потерял.
– Закончила уже? Пошли?! – Как будто у меня есть выбор. – Подожди две минуты, я переоденусь. – Он сменил медицинский костюм на джинсы, футболку и блейзер, схватил меня за руку и чуть не побежал к машине. – Поехали!
Доро́гой, желая избавиться от тревожных мыслей, о предстоящем мероприятии я попыталась завести непринуждённую беседу.
– Как тебе новый маммограф?
– Нормально. Работает.
– Я думала, ты будешь в восторге.
– Ничего особенного. Времена меняются, техника совершенствуется, естественный процесс.
– Вень, извини, можно тебя спросить, почему ты именно маммологом стал?
– В смысле «почему не проктологом»?
– Нет, ну-у…
– Учителя хорошего встретил, он меня увлёк. Сначала вообще онкологией, потом как-то само, знаешь, как бывает, планируешь одно, а жизнь по-другому выруливает.
– Это точно.
– Я ещё в колледже учился, в Лондоне, профессор у нас пару лекций прочёл и как-то сразу зацепил меня.
– Ты учился в Лондоне?
– Да, жил там с двенадцати лет.
– Супер! Для меня это как другая планета.
– Так себе планетка, я рад, что её покинул. Там всё шло по накатанной: учился по обязанности, развлекался дежурно, короче, удовольствие от жизни ниже среднего. Однажды, точно по башке меня стукнуло, понял, что могу собой распоряжаться, как хочу. Одна беда, довольно поздно я это понял. Взял билет и улетел в Москву. У меня здесь детство прошло; такие остались воспоминания, солнце, счастье, не знаю как передать, чистота какая-то, что ли… В девять лет, так получилось, в общем, пришлось уехать из дома. С тех пор я всё время чувствовал тяжесть вот здесь, в средостении, сжалось всё в комок и не отпускало. Я почему-то решил, что в Москве непременно должно отпустить. … Медицину, кстати, зря российскую ругают, кое в чём она получше западной. Онкология вообще на высочайшем уровне. Ты знаешь, что в Америке, например, раннего выявления, по сравнению с нами, процент ничтожный.
– Нет, я не знала.
– Вот. А считается, у них там кущи райские. Ничего подобного.
– Скажи, а теперь не болит?
– Что? А. Значительно меньше.
– Интересно, что ты заговорил о детстве, как о времени, когда светило солнце. У меня те же самые ассоциации.
– Видимо, у всех так.
– Может быть.
– Я посмотрел в инете, в декрет с тридцати недель отпускают.
– Хорошо, а то я забыла узнать. Теперь можно Виктору дать отчёт.
– Надо думать, для него это не так уж важно. Просто он очень добрый и очень порядочный человек. И естественно он прав: ты можешь отдыхать, заниматься собой, готовиться. Вечно я спорю с ним, горячусь, а в итоге всегда выходит, что нужно было молча сделать, как он сказал и всё.
– Сразу после курсов неудобно увольняться.
– Курсы это мелочь, нестоящая внимания. Главное через силу не работай. Головокружений не чувствуешь, слабости?
– Что ты! Я великолепно себя чувствую. Сейчас намного бодрее, чем раньше. Травки твои, наверное, действуют.
– Ну, как говорится, дай Бог.
«Я так рада, что у нас будет ребёнок!», – чуть было не ляпнула это вслух. Хоть режьте меня на части, полное ощущение, что это его дитя. Теперь уж и мечта о хорошеньком рыженьком мальчике не кажется вовсе несбыточной. И совсем не любопытно больше, как он узнал. Всё, что до него касается, для меня настоящее чудо. Так одним чудесным явлением больше, одним меньше – значения не имеет.
– Приехали, выгружайся.
Я помню это здание, в нём раньше был большой промтоварный магазин. Огромная стеклянная витрина с козырьком. Только на козырьке и стёклах теперь написано «Студия красоты Александра Пенчука». Ух ты! Я знаю этого Александра. У него своё шоу на телевиденье. По третьему, вроде, каналу. Берёт как будто с улицы, как будто страшненьких женщин, и делает из них красавиц. По крайней мере, такое должно сложиться впечатление в конце программы. Сам этот Александр довольно заурядной внешности мужичонка: не первой свежести, лысеющий, с грубыми простыми чертами лица, но жутко, до неприличия манерный. Лицо его и манеры в таком диссонансе пребывают, что смотреть противно, честно говоря. Неужели, он и из меня сейчас станет красавицу формировать? Мама ро́дная! Ладно, ради нашего золотого мальчика.
– Добрый день! – Обратился Венечка к девице на ресепшене таким тоном, да ещё и бровками так сделал, как будто кадрить её собрался.
– Добрый день, Вениамин! – Ответила девица совершенно в том же духе. – Валерий вас ждёт, проходите. Хотите чаю, или кофе?
"Мой ребёнок от тебя" отзывы
Отзывы читателей о книге "Мой ребёнок от тебя". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Мой ребёнок от тебя" друзьям в соцсетях.