Уилл, голубоглазый, белокурый, неторопливый, прислонился к стене, сложил на груди загорелые руки и уставился на дверь, за которой только что скрылись Мария и ее подруги. Нетрудно было догадаться, о чем он думал.

Саймон же застыл в напряженной позе как петух перед боем: руки в боки, откинув назад полотняный пыльник. У него были темные волосы, довольно длинные, они залезали ему за воротник, и необычные серебристые глаза, которые могли пригвоздить человека к стене, как лезвие шпаги. Говорили, что он похож на мать, легендарную красавицу из Тайдвотера, которая давно покинула этот мир, не перенеся тягот суровой жизни на Диком Западе.

Уилл внешне был похож на Ангуса или, по крайней мере, на Ангуса в молодости, каким тот был запечатлен на портрете, висевшем над камином в большом кабинете на ранчо Трипл Кей. Но приветливый нрав Уилла был его собственным. Ангус же был не более приветлив, чем гризли, которому воткнули в зад палку.

Дерби вздохнул и потянулся за штанами, которые валялись на кресле в углу комнаты. Что касается его, то он вообще не был ни на кого похож.

– Ты должен вернуться, – сказал Уилл. Дерби натянул штаны и застегнул их.

– Черта с два! – ответил он.

– Старик болен, – промолвил Саймон. Что-то было в его голосе усталость, горе, – что сразу заметил Дерби.

– Что значит болен?

Дерби почувствовал тревогу. Ведь ему всегда казалось, что Ангус будет жить вечно. Он обрезал манильскую сигару и бросил кончик на треснувшее блюдце.

– Отец хочет тебя видеть, – вставил Уилл. Его лицо было бледным под слоем дорожной пыли, и на нем не было выражения ненавистного Дерби простодушия, которое обычно придавало Уиллу вид ребенка-переростка, замышлявшего шалость. – Он уже десять дней прикован к постели задыхается, у него болит грудь.

Дерби схватил рубашку и стал торопливо надевать ее, повернувшись спиной к законнорожденным сыновьям Ангуса Каванага.

– Думаю, вам не следовало оставлять его, – сказал он, застегнув портупею и закрепив кобуру на бедре. Его голос звучал хрипло, несмотря на все усилия скрыть волнение. – Не понимаю, чего он от меня хочет. Он и я, мы давно все решили.

Едва он успел договорить, как кто-то схватил его за плечи, резко развернул и швырнул к стене. Дерби и Уилл часто дрались, когда были мальчишками, и даже став мужчинами, но сейчас Дерби увидел перед собой Саймона. Он чуть не пристрелил его, инстинктивно схватившись за пистолет. Старший брат, обычно не склонный к применению силы, стоял достаточно близко, чтобы Дерби мог попасть в него, даже не целясь. Глаза Саймона цвета ртути сверкали гневом.

– Ты перед ним в долгу, никчемный болван, и если ты сам не поедешь, клянусь Богом, я зашью тебя в саван, взвалю на кобылу и доставлю домой!

Домой. Для Дерби домом был салун «Голубая подвязка», его матерью – проститутка из публичного дома. Единственное, чего ему не хватало здесь, так это образа девушки, которую он видел в зеркале на стене бара. Долгое время он думал, что она ангел с большими нежными глазами и блестящими белокурыми волосами; теперь он считал, что это была иллюзия, плод воображения одинокого ребенка. Но все равно он скучал по ней.

– Ты имеешь в виду Трипл Кей? – спросил он подчеркнуто сухо.

Название ранчо всегда задевало его: оно подразумевало троих Каванагов – Ангуса, Уилла и Саймона. Там не было места для сына проститутки.

Саймон испустил громкий вздох и запустил руку в волосы. Его черная шляпа лежала на столе для покера.

– Да, – сказал он с преувеличенным спокойствием, – именно это я имею в виду.

Уилл стоял с опущенной головой.

– Он умирает, – произнес Уилл голосом, тронувшим Дерби.

Но эти слова не могли ничего изменить. Ангус был высокий широкоплечий мужчина с гривой седых волос и с выносливостью буйвола, но людям свойственно стареть.

– Ты бы лучше сказал ему остальное, – добавил Уилл, обращаясь к Саймону.

– Что остальное? – насторожился Дерби, сощурив глаза и тыча пальцем в грудь брату.

Саймон снова провел рукой по волосам.

– То, что касается твоей матери, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

Но ответил не Саймон, а Уилл.

– Она умерла, Дерби. Это случилось как раз перед тем, как слег отец. Умерла от какой-то лихорадки, – он замолчал, задержал дыхание и громко вздохнул. – Мне жаль.

Ярость и еще какое-то чувство, похожее на горе, нахлынули на Дерби, полностью очистив сознание от хмеля. Он толкнул Саймона в грудь, едва не сбив его с ног. Саймон не пытался защититься.

– Почему ты сразу не сказал мне, что Хармони умерла?

– Успокойся, – виновато пробормотал Уилл. – Такие новости нелегко сообщать.

Дерби опустил руки и отвернулся. Хармони Элдер была проституткой, хозяйкой борделя, не было смысла отрицать это. Но все же она по-своему была хорошей матерью и гордой женщиной. Ее бизнес процветал, и она держалась за него.

– Нужно что-то делать с «Голубой подвязкой», – тихо сказал Саймон. – Даже если ты не поедешь на ранчо к отцу, ты должен уладить дела матери.

У Дерби защипало глаза; наверное, от сигарного дыма, наполнившего маленькую комнату, решил он. Он выругался про себя себя, но не потому что ему нужно было возвращаться в Редемпшн. Дерби обещал Хармони, что когда придет время, он выполнит ее волю, хотя и не знал, что она подразумевала под этим, да его это никогда и не интересовало. И вот время пришло.

– Хорошо, – ответил он. – Только дайте мне собрать вещи и уплатить по счетам.

– Подождем до завтра, – сказал Саймон непривычно мягко для него.

Он положил руку на плечо Дерби, потом подумал и убрал.

– Кажется, дождь собирается, – предположил Уилл.

Он, в отличие от Саймона, никогда не стремился на восток и не учился замысловато выражаться. Младший из двух законнорожденных сыновей Ангуса Каванага слишком любил ранчо, чтобы покинуть его. И Дерби вполне понимал Уилла – Трипл Кей было чудесным местом: почти семьдесят тысяч акров леса и пастбищ, включая два действующих серебряных прииска. Главный дом ранчо был большой, настоящий особняк по редемпшнским масштабам, но Саймон и Уилл уже давно жили каждый под своей собственной крышей. Уилл был женат, Саймон же был вдовцом и жил со своей маленькой дочкой. Дерби завидовал тому, что у них были собственные дома и семьи гораздо больше, чем их деньгам или отеческой любви старика Каванага.

– Да, – запоздало согласился Дерби. – Наверное, будет дождь. Можете переночевать в отеле, ниже по улице. Там достаточно чисто и прилично кормят.

– Утром отправимся на север, – сказал Саймон.

Хотя это было сказано как утверждение, Дерби знал, что на самом деле это вопрос. Он кивнул.

– Можешь поесть с нами, – неуверенно предложил Уилл.

Уилл всегда был миролюбивым человеком и нравился Дерби, хотя он никогда не признавался себе в этом.

– Я не нуждаюсь в вашей благотворительности, – огрызнулся Дерби.

– А мы надеялись, ты заплатишь, – ухмыльнулся Саймон.– Я только что отдал почти все мои деньги той проститутке, кстати, она жульничала. А жену Уилла, Бетси, ты знаешь – она никогда не выпустит его из поля зрения больше чем с двумя монетами в кармане.

При других обстоятельствах Дерби улыбнулся бы. Единственное, чего ему безумно хотелось, так это снова увидеть в зеркале Кейли Бэрроу, когда он вернется в «Голубую подвязку». Будучи ребенком, он видел ее время от времени, но вот уже несколько лет, как Кейли не показывалась. Фактически с тех пор, как он связался с братьями Шинглер. Она была его фантазией и не более того, но он жаждал увидеть ее снова, где-то в глубине своего сердца Дерби испытывал мучительную тоску по ней. Сейчас, когда он узнал о том, что умерла его мать и что человек, который произвел его на свет, тоже скоро сойдет в могилу, именно в Кейли он хотел найти утешение.


Подключение света и воды к старому дому заняло три дня. Кейли спала в бальном зале на раскладушке. Она давно не чувствовала себя такой счастливой. Мир и покой казались блаженством, и она с удовольствием отключила бы телефон, если бы не боялась, что Джулиан очень расстроится, если не дозвонится до нее. Он тогда послал бы в Редемпшн поисковую группу или примчался сам.

Ей не хотелось никуда ехать, ну разве что в Лас-Вегас, ближайший крупный город, чтобы купить глину и новый набор инструментов для ваяния. Ее руки чесались от желания работать, создать что-то новое, воплотить то, что рождалось у нее в душе.

Надвигалась буря, извещая о себе громом и грандиозными вспышками молний. Кейли стояла у стеклянных дверей в дальнем углу бального зала, ела чили из картонной коробки и наблюдала приход грозы, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку. Связь была очень плохая, и голос Джулиана а это, конечно, был он – звучал глухо и прерывисто, будто он звонил с другой планеты, а не из соседнего штата.

– Алло, – сказала Кейли, прижав телефон плечом к уху.

– Я тебя плохо слышу! – закричал Джулиан.

Кейли вздрогнула и заставила себя улыбнуться.

– Гроза, – сказала она, откусив чили.

– Что ты сказала?

Кейли торопливо прожевала и проглотила.

– Я сказала, здесь гроза!

– Когда ты вернешься?

– Не знаю, – ответила Кейли. – Мне нужно остаться здесь на какое-то время, Джулиан. Я не могу это объяснить, но мне нужно остаться.

Джулиан долго не отвечал. Кейли уже подумала, что прервалась связь. Потом он сказал ровным голосом: – Я приеду к тебе!

– Нет! – выпалила Кейли с решительностью и твердостью, которую обычно приберегала для наглых клерков и грубых официантов.

– Что ты сказала?

Молния рассекла небо и наполнила светом бальный зал. Арфа напевала нежную мелодию, а люстра аккомпанировала ей, наигрывая тихую хрустальную музыку. Потом комната опять погрузилась в темноту.

– Я не хочу, чтобы ты приезжал сюда, Джулиан, – пояснила Кейли.

Дом был большой и пустой, но даже при выключенном свете он не был пугающим. Но вдруг у Кейли засосало под ложечкой. Ею овладело странное чувство, словно должно было произойти что-то важное. Она подошла к зеркалу, но не увидела в нем ни Дерби, ни салуна.