Кейли из последних сил пыталась побороть в себе желание, но поддразнивание Дерби, его заносчивые слова только подливали масло в огонь. Ее сердце бешено колотилось, и когда она подняла глаза и посмотрела в суровое красивое лицо Дерби, то поняла, что он чувствует его учащенное биение. Все, что Кейли испытывала в этот момент, можно было прочесть по ее лицу: всю свою сознательную жизнь она ждала только этого человека и не могла предположить, что когда-нибудь действительно окажется в его объятиях. Она представляла это только в самых интимных своих фантазиях. И теперь они были вместе, но только она знала, какой малый срок отведен их счастью.

– Тогда возьми меня, – решительно заявила она. – И плевать, если кто-то услышит. Пусть все думают, что хотят.

У Кейли и в мыслях не было издеваться над Дерби, в пылу страсти это просто не пришло ей в голову, но что-то в ее словах вырвало тихий стон из его груди и побудило припасть к ее губам, жадно захватить их и насладиться победой. Все еще держа Кейли за запястья, он сжал их у нее за спиной и глубже проник языком в ее рот, пока Кейли не выгнулась, полностью отдавшись наслаждению. В этот момент перестало существовать и прошлое, и настоящее, и будущее, были только она и Дерби и все возрастающее желание, захлестнувшее их.

Кейли казалось, что она умрет, если Дерби не овладеет ею сейчас же и навсегда. Страсть, как лихорадка, с неуемной силой пронизывала каждый нерв, каждую клеточку ее тела.

Не отрывая своих губ от губ Кейли, Дерби начал расстегивать ее рубашку. Она не смогла сдержать стон желания, ощутив на своей груди его пальцы, нежно, но настойчиво теребящие напрягшиеся соски и наслаждающиеся упругостью ее плоти. Тело Кейли изогнулось дугой, но Дерби отпрянул с улыбкой, перевел дыхание и потянулся за деревянным стулом, на котором лежало поблекшее от времени свадебное платье. Не церемонясь, он бросил платье на постель.

– Пожалуй, не стоит ложиться, – сказал он, и глаза его светились при этом улыбкой.– Я не хочу, чтобы весь город услышал скрип пружин. Мне и так предстоит тяжелая задача – не дать тебе закричать.

Кейли знала, что эти слова приведут ее в ярость, но позже, когда у нее будет время и будут силы подумать над ними, а сейчас она не могла думать ни о чем, кроме того блаженства, которое ей суждено было испытать впервые с тех пор, как она стала женщиной.

– Боже мой, Дерби, я хочу тебя больше всего на свете. Я не могла бы хотеть тебя сильнее, даже если бы была утопающей, а ты единственной спасительной соломинкой, – с жаром прошептала она, пренебрегая своей гордостью.

– Я испытываю то же самое, – нежно ответил Дерби.

Он снял с Кейли рубашку и стал медленно раздеваться сам. Сначала снял подтяжки, потом скинул сапоги, вытянул рубашку из-под пояса брюк... Кейли очарованно следила за каждым его движением.

Наконец, когда Дерби полностью обнажился, как Адам в райском саду, он сел на стул и притянул к себе Кейли, усадив ее верхом на свои колени. Легкими возбуждающими движениями он поглаживал ее спину, наслаждаясь видом прекрасной груди.

– Все эти годы, – сказал он грубоватым голосом, – я боялся, что ты всего лишь плод моего воображения.

Кейли замерла от удовольствия, когда он наклонил голову и легонько коснулся кончиком языка ее податливого соска, дразня и возбуждая его.

– Ты знаешь, а ты прав, – прошептала она, имея в виду вовсе не воображение Дерби. – Я буду кричать как сумасшедшая. Я ничего не смогу с собой поделать.

Со всех сторон из-за стен маленькой комнаты до них доносились голоса и шаги людей, бренчание сковород и котелков из соседней кухни, крик мужчин, с улицы долетал цокот копыт.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы не подмочить твою репутацию, – пообещал Дерби и полностью захватил ртом ее набухший сосок.

Кейли закусила нижнюю губу, чтобы сдержать восторженный крик, и выгнула спину, чтобы ее грудь стала еще более доступной. Дерби, едва касаясь, водил трепетными пальцами вверх и вниз по ее позвоночнику, почти доводя ее до экстаза. Кейли откинула назад голову. Она почувствовала плоть Дерби, зажатую между их животами, твердую и могучую, изнемогающую от инстинктивной потребности оказаться внутри ее лона. Дерби прильнул губами к другой ее груди и стал смаковать как самую вкусную конфету, которая может скоро растаять.

Кейли обхватила руками голову Дерби, ее бедра призывно дрогнули на его коленях. Дерби был прав, подумала она, сравнивая ее с молодой кобылицей. Это была ее последняя мысль, ибо тело взяло верх над сознанием, отметая любые предрассудки. Их соединение было чем-то большим, нежели просто соитием; оно было похоже на первобытную церемонию спаривания. Ими руководила какая-то будоражащая стихийная сила, до сих пор неведомая Кейли. Но это нельзя было назвать и занятием любовью. Это понятие не вместило бы в себя всего того, что происходило в маленькой комнате. Этот акт был скорее космическим, нежели физическим, и грозил поглотить их обоих.

Кейли уткнулась лицом в шею Дерби, едва сдерживая отчаянное рыдание и смутно осознавая, что все ее тело с головы до ног покрылось испариной. Пряди волос прилипли к влажным щекам. Пытаясь унять ее пыл, Дерби нашептывал ей ласковые слова, которые только сильнее разжигали пламя страсти, охватившее Кейли.

Наконец он снова прильнул к ее губам и, не отпуская их, направил свой упругий член в страждущие глубины ее естества.

У Кейли все поплыло перед глазами, когда разгоряченная плоть Дерби медленно, но уверенно пронзила ее. Она чуть не лишилась чувств – таким неистовым было блаженство слияния с любимым. Она не смогла сдержать сладостный крик, который заглушил стон Дерби.

Поддерживая Кейли за скользкие бедра и продолжая целовать, он неторопливо, в размеренном темпе приподнимал и опускал ее, каждым движением переполняя восторгом все трепещущее существо Кейли. Она начала двигаться быстрее, но Дерби сдержал ее, сохраняя равномерный, медленный ритм. Достигнув первой вершины экстаза, Кейли запрокинула голову, непроизвольный стон вырвался откуда-то из глубины ее плоти. Дерби вовремя поднял руку и закрыл ей рот ладонью. Тело Кейли судорожно затрепетало, сильные спазмы сотрясали его один за другим. Дерби тоже начал терять контроль над собой. Он проникал в нее снова и снова, подавляя поцелуями крики упоения и восторга, которые рвались из ее горла.

Заключительной вершины экстаза они достигли одновременно. Спуск с нее был долгим и сладостным. Они прильнули друг к другу, Кейли опустила голову на плечо возлюбленного и замерла, вскрикнув, когда очередной оргазм, несколько меньшей силы, неожиданно охватил ее. Одной рукой поддерживая Кейли за спину, Дерби нащупал пальцем другой руки крошечный бугорок нежной плоти и стал ласкать его. И вдруг Кейли, которая всю жизнь отличалась завидным здоровьем, потеряла сознание. Дерби поцеловал ее в шею, в грудь, но уже не со страстью, а с благоговением. Затем он медленно приподнял ее, положил на узкую постель и укрыл старым стеганым одеялом.

До затуманенного сознания Кейли едва доносились какие-то звуки: грохот повозок и цокот лошадиных копыт, удары молотом по наковальне где-то в кузнице. Она находилась в состоянии полусна. Дерби собрал разбросанную по полу одежду. Последнее, что Кейли услышала, прежде чем забыться крепким сном – скрип закрывающейся двери.

Еще до того как открыть глаза, Кейли поняла, что что-то не так, что-то неладно; свинцовая тяжесть повисла в воздухе и со страшной силой давила на нее.

Она не хотела, чтобы к ней возвращалось сознание, не хотела, чтобы ее ужасная догадка подтвердилась – она была одна.

Слезы просочились сквозь ресницы и горячими струйками побежали к вискам.

– Дерби, – прошептала она, хотя знала наверняка, что не получит ответа, даже если во весь голос произнесет его имя.

Кейли понадобилось много времени, чтобы собраться с духом и открыть глаза. Она лежала одна на раскладушке в доме ее бабушки, нагая, полуприкрытая одеялом. Нигде не было видно ее свадебного платья.

Она услышала гудок автомобиля на улице и медленно села в недоумении. Ее тело еще было охвачено любовной истомой. Были и другие доказательства того, что она занималась любовью с Дерби: соски стали очень чувствительными, а на бедрах она ощущала его сперму.

Издав мучительный стон, Кейли повернулась к зеркалу в надежде увидеть в нем Дерби, и в то же время, надеясь, что его там не будет, но увидела лишь собственное отражение.

Она каким-то образом опять проскользнула через завесу времени, которая была не толще серебряного покрытия стекла, и в то же время была шириною в век. Теперь они снова были разлучены.

Кейли закрыла лицо руками. Каким законам все это подчинялось? – думала она, плача в тишине. Льюис Кэрролл забыл упомянуть о них в своих историях о путешествиях Алисы.

Когда к Кейли вернулось самообладание, она встала, завернулась в одеяло как в сари, и поднялась на второй этаж. Стоя под горячим душем, она думала об их с Дерби обреченном ребенке. Возможно, бедный маленький Гарретт уже был в ее чреве.

Кейли прислонилась лбом к кафельной стенке душевой кабины и закрыла глаза, ее снова охватила паника. Если она на самом деле беременна, успокаивала себя Кейли, то у двадцатого века были преимущества в этом плане. Если бы Гарретт родился здесь, в это время, то ему привили бы иммунитет против болезни, от которой ему суждено было погибнуть.

«Я должна быть сильной, – сказала себе Кейли. – Я должна подумать». Но, несмотря на данную установку, она почувствовала, что силы покидают ее, колени подкосились, ладони соскользнули вниз по стене.

Когда Кейли очнулась, она обнаружила, что лежит на полу, а вода бьет ее по плечам. Джулиан сказал бы, что у нее психическое расстройство, что Дерби лишь плод ее больного воображения, но она-то знала, что это не так. Был еще один человек, который знал это – Франсин Стефенс.

Немного придя в себя, Кейли встала, закрыла кран, вытерлась и машинально направилась в свою комнату. Она достала из чемодана бюстгальтер, трусики, джинсы и майку и, едва успев одеться, бросилась в туалет. Ее вырвало. Ополоснув лицо холодной водой, почистив зубы и расчесав мокрые волосы, Кейли, дрожащая от слабости, но полная отчаянной решимости, спустилась вниз, взяла сумочку с ключами и вышла из дома. Сев в машину, она надела солнцезащитные очки и поехала в сторону Трипл Кей. Франсин ждала ее на крыльце, будто чувствовала, что Кейли должна приехать. Как и в ее прошлый приезд, дом был полон рабочих, которые впрочем не обращали на гостью никакого внимания.