Она вздрогнула и закончила умывание, вытерев полотенцем лицо и грудь. Потом надела свежую сорочку и чистые чулки, лежавшие у нее в дорожной сумке. Натягивая тонкие белые чулки и пристегивая их к подвязкам, Элис старалась не обращать внимания на легкие волнующие обрывки воспоминаний о его руках, которые так умело, обшаривали ее бедра. Что за мысли! Девушка приказала себе думать только о маленьком бедном Гарри, который ждет, не дождется ее возвращения домой.

Облачась в свое темно-синее дорожное платье, она пожелала себе никогда не встречаться с Люсьеном в обществе — в особенности в этом сезоне, потому что потом ей исполнится двадцать два года, что на деле является последним шансом для женщины. Это значит, что пришло время раз и навсегда решить, кто из ее давних поклонников годится ей в мужья.

Проклятие! Она совсем запамятовала о своих поклонниках вчера ночью, когда Люсьен спросил, кто же любит ее! К несчастью, Элис знала, почему забыла об их существовании в этот момент, — рядом с ним они не выдерживали никаких сравнений. Однако Дракон. — существо, погибшее окончательно; если и найдется та, что станет его женой, Элис будет ее очень, жаль.

Трое ее поклонников были приятными молодыми людьми, из хороших семей и с прекрасным, будущим; все ухаживали за ней, как рыцари, «взглядами», в течение последних четырех сезонов, начиная с ее первого появления в свете. Роджер был умен, Том храбр, а с Фредди было весело. Только вот в глубине души Элис мечтала о таком человеке, который обладал бы всеми этими качествами, а вдобавок еще и множеством других. Благослови их, Боже, они были с ней так терпеливы, так долго ждали, когда же она сделает выбор. Но ее сдержанным отношением к своим поклонникам не исчерпывались все сложности. Гораздо серьезнее было то, что она не могла оставить Гарри на Кейро, учитывая, какая это легкомысленная и безответственная мать. Не могла она и бросить его на попечение прислуги, какой бы доброй и умелой ни была Пег, да и остальные тоже. Чтобы расти, как полагается, человеку нужно быть окруженным семьей — это Элис знала по собственному опыту. Если Кейро не начнет относиться к своему сыну как мать, Элис никогда не сможет выйти замуж и покинуть Гленвуд-Парк. И останется старой девой, и у нее никогда не будет своих детей, которых она могла бы любить. Горестно вздохнув, девушка опустилась на табурет, стоявший у туалетного столика, и принялась укладывать волосы в гладкий пучок на затылке, позволив только нескольким завиткам резвиться у шеи.

В этот момент раздался стук в дверь. Элис посмотрела на отражение двери в зеркале. — Войдите!

В ответ на приглашение дверь отворилась, и пухленькая веселая горничная внесла поднос с завтраком. Сняв серебряную крышку, Элис увидела под ней весьма соблазнительный набор различных печений и поджаренных хлебцев, а также всевозможные варенья, мед, фрукты и кусок местного чеддерского сыра, но глаза у нее расширились при виде розовой розы, лежащей вдоль серебряного прибора. Элис была польщена и заинтригована. Под шипастым стеблем лежал ли сточек прекрасной льняной бумаги, сложенный втрое и запечатанный каплей алого воска.

Элис тут же протянула руку к записке, в то время как горничная наливала чай. Девушка дрожащими руками сломала печать и развернула бумагу. Читая, она мысленно слышала его небрежно-соблазнительный глубокий голос с плавными модуляциями.

«Доброе утро, Элис! Придите ко мне в библиотеку, как только сможете.

Ваш покорный слуга Л.К.Н.».

Приказание! Ну что ж, этого следовало ожидать. Его высокомерие возмутило ее, но при мысли о том, что она еще раз увидит Люсьена, голова у нее слегка закружилась. Элис пять раз перечитала записку, и сердце у нее сильно билось от страха и глубокого волнения. Что ему еще от нее нужно? Может быть, вообще не стоит обращать внимания на эту записку?

После получения известия есть она уже не могла. Горничная заботливо подала чашку чая, но руки у Элис дрожали так, что она пролила немного чаю на блюдце и чуть не испортила свое платье. Девушка смогла проглотить только кусочек поджаренного хлеба с вареньем. Элис надеялась ускользнуть из Ревелл-Корта, не повидавшись с ним, но ей не следовало забывать, что этот человек слишком развращен, чтобы позволить ей сделать это. Возможно, он собирается извиниться за свои непристойные ухаживания прошлой ночью — или хочет предпринять еще одну попытку. Элис решила, что снизойдет до него на пару минут. В конце концов, она слишком горда, чтобы прятаться.

Как только Элис покончила с завтраком и наскоро почистила зубы, ома бросила обеспокоенный взгляд в зеркало, нахмурилась, увидев, что щеки у нее горят от предвкушения встречи, пригладила волосы, а потом попросила горничную проводить ее в библиотеку.

Спустя несколько минут Элис уже шла по лабиринту коридоров на верхнем этаже. Наконец они выбрались на главную лестницу, где первый маркиз Карнартен следил за происходящим со своего портрета. Группа спорящих гостей, готовых пуститься в путь, толпилась в холле. Мистер Годфри и полудюжина лакеев сновали во всех направлениях, пытаясь удовлетворить последние требования отъезжающих, в то время как два мускулистых вооруженных стражника в черных плащах стояли, точно задумавшиеся колонны, в противоположных углах холла.

Верные сподвижники Дракона казались смущенными в свете солнечного дня и теперь прятали свои лица друг от друга под полями цилиндров и дамских шляпок. Кое-кто из дам даже опустил вуаль, чтобы получше скрыть лицо, но портрет маркиза ухмылялся, глядя на них с лестничной площадки; его хитрая улыбка, казалось, говорила, что, как бы они ни прятались, он прекрасно осведомлен об их грязных секретиках.

Элис пошла за горничной по тихому коридору, где уже не было видно гостей и не слышно их пререканий. Она увидела елизаветинское великолепие Ревелл-Корта при свете дня, и у нее закружилась голова. Идя по коридору, Элис заглядывала в разные комнаты — высокие, с дубовыми балками помещения, стены, украшенные лепкой кремового цвета, величественные ренессансные камины и красочные, выцветшие от времени ковры, покрывающие полы из серо-коричневых гранитных плит. Солнечный свет лился сквозь стекла ромбовидных окон со средниками, танцевал на прямоугольной тяжелой мебели, покрытой густой патиной времени, и согревал богатые старинные гобелены, изображающие сцены соколиной охоты или травли оленя.

Суровая, мужественная атмосфера этого места была необычайно далека от расслабляющей, просторной легкости Гленвуд-Парка с его комнатами пастельного цвета и уютными кушетками с завитушками, но строгость дома Люсьена успокаивала. Элис понравилось, как здесь пахнет — кожей, пчелиным воском, которым было натерто все темное дерево, и слабым ароматом трубочного табака. Наконец горничная остановилась перед закрытой дверью в конце главного коридора.

— Библиотека, мисс, — прошептала она, быстро присев в реверансе.

— Благодарю вас. — Кивнув, Элис протянула руку к дверной ручке, но поскольку она помнила полученный вчера ночью урок насчет появления в тех местах, куда ее не приглашали, собралась с духом и постучалась.

Сильный голос Люсьена ответил:

— Войдите!

И сердце у нее екнуло.

Элис расправила плечи и открыла дверь. Она увидела его сразу же. Он стоял в другом конце комнаты. Лениво прислонившись к книжному шкафу у окна, он читал тонкую книжку в кожаном переплете, и утреннее солнце играло на его черных волосах, которые были зачесаны назад и, как она заметила, все еще не высохли после утренних омовений. Глядя на него, Элис сделала два осторожных шага по комнате, ошеломленная переменами, произошедшими в его внешности. В это утро он был одет с небрежной элегантностью, как одевается сельский лорд в свободное время. Его утренний фрак густого цвета бургундского вина был надет на однобортный шелковый жилет и рубашку с высоким стоячим воротником, дополняли наряд панталоны желто-рыжего цвета. Склонив голову над раскрытой книгой, Люсьен не поднял взгляд на Элис. Она же мгновенно отвлеклась на то, как он держит книгу — концы его пальцев слегка поглаживают кожаную обложку. Руки у него крупные и мужественные, очень сильные, но невыразимо изящные. Элис оттолкнула сладкое до дрожи воспоминание о том, как эти гладкие горячие руки скользнули ей под юбку.

— Вы хотели видеть меня, милорд? — спросила она официальным тоном, не снимая руки с дверной ручки.


Пойдем, любимая, со мною

Сидеть над тихою рекою,

Где ловят счастье рыбачки

На серебряные крючки[5].


Элис заморгала от удивления.

— Прошу прощения?

Он посмотрел на нее обезоруживающим, довольно коварным взглядом и продолжал мелодичное чтение низким, чарующим голосом:


Пойдем, любимая, со мною

Сидеть над тихою рекою,

Где ловят счастье рыбачки

На серебряные крючки.

Когда надумаешь купаться,

Любой карась начнет пытаться,

Не в силах превозмочь искус,

Тебя попробовать на вкус.


На щеках Элис появился румянец, способный поспорить цветом с розой, которую он прислал ей, но она ответила ему лукавым взглядом. Неужели этот грубиян действительно полагает, что она клюнет на это?

— Закройте дверь, Элис.

Она подчинилась с хитрой усмешкой, а потом сложила руки за спиной и медленно и осторожно пошла к нему, а он снова принялся за чтение.


Стыдиться ли тебе светила? -

Его ты попросту затмила!

И, глядя на тебя в волне.

Иных светил не нужно мне!


— Это Эндрю Марвелл?

— Нет.

— Кристофер Марло?

— Невежественная девушка, это Джон Донн, «Приманка». Так я продолжу? — спросил он с деланным раздражением.

— Непременно, — ответила она с такой же деланной серьезностью. Он негодяй и грубиян, но на свой лад весьма забавен.


Пускай другой стоит с удою