Вера Иванова - Мой прекрасный враг

Однако надо было, сжав зубы, уйти. Тогда, возможно, моя жизнь удержалась бы в прежней колее, что было не так уж плохо, учитывая тот сумбур, который начался потом. А я сплоховала, за что и была наказана.

Не дождавшись от меня охов и ахов, обитатель дворца в центре Москвы сделал круглые глаза и замер. А потом начал бледнеть, как тогда, в травмопункте и в супермаркете. Я подумала, что он сейчас снова грохнется в обморок. Я уже приготовилась его ловить, но у «бледнолицего» вдруг прорезался голос, и он даже сумел выговорить пару слов. Только лучше бы молчал. А то после его речи мне захотелось бежать подальше – даже в этом платье и на шпильках.

– Цветы! – сказал он. – Мы забыли про цветы!

Вот прикол! Да уж, не повезло старушке, это точно! Самых элементарных вещей сделать не может. Например, оборвать клумбу возле дома. С таким внуком лучше сразу в гроб ложиться и не мучиться! Я собралась это озвучить, но тут дверь распахнулась и надсадный старческий голос проскрипел:

– Дорогой, я так рада! Наконец-то ты пришел!

Сухонькая когтистая лапка цапнула внука за руку и втащила в полутемный холл. А следом туда затянули и меня – до чего сильные оказались у парня пальцы!

– Бабуль, поздравляю! Извини, что так сильно опоздал, – внук смущенно чмокнул старушку в щеку, а та расплылась в улыбке и сообщила:

– Мы и не начинали!

– Почему? Неужели из-за меня?

– Как же! Из-за футбола. Они и сейчас еще не сели, никак не успокоятся. А что у тебя с рукой? – Она показала на повязку.

– Ерунда, – буркнул недотепа, пряча руку за спину. – Не беспокойся, я уже был у врача. Мне даже противостолбнячный сделали! Девушка может подтвердить. Она сама, наверное, и вколола. Так ведь?

Я неопределенно пожала плечами – какая теперь разница, главное – вот он, живой и невредимый, доставлен старушке в целости и сохранности.

Лучшего способа замять вопрос о цветах было и не придумать. Внимание именинницы тут же переключилось – в заботе о внуке и расспросах она мигом забыла об остальном, а я шаталась на шпильках и исподтишка разглядывала ее.

Это только с первого взгляда кажется, что все старушки одинаковые. На самом деле они очень даже разные. Эта, например, была просто старая ведьма – как раз такой персонаж я искала в прошлом году для портрета Бабы-яги: нос крючком, глазки буравят, как шурупчики, от улыбки мурашки по коже бегают. И зовут ее, наверное, как-нибудь по-ведьмински, типа Регина Эдуардовна. Нет, такие мне не нравятся. Я предпочитаю тип «божий одуванчик». Вязаные варежки и носки, пирожки, варенье и неистребимый инстинкт поить всех встречных-поперечных чаем. Такова, например, моя собственная бабушка по имени Анна Иванна.

– Сашенька, ты познакомишь нас? – проскрипела «баба-яга» по завершении рассказа внука.

– Конечно! Знакомьтесь! Это Саша, а это – Елизавета Викторовна!

– Так вы тезки? – улыбнулась «яга», и ее глазки-буравчики утонули в морщинах. – Это же просто замечательно!

Итак, баклана звали Сашенькой. Очень мило! И «бабе-яге» я, судя по всему, понравилась. Во всяком случае, выглядела она так, словно собиралась сцапать меня и затащить на семейное торжество.

Ну уж нет! Живой не дамся!

Я развернула и рванулась прочь, но, запутавшись в юбке и не устояв на уродских шпильках, во весь рост растянулась перед дверью.

От сочувственных охов и ахов у меня заложило уши. А когда они бросились мне помогать, я испугалась, что больше уже не встану. Не знаю, каким чудом мне удалось отвязаться от их помощи и, освободившись от гадких босоножек, бодро вскочить на ноги.

– Подай-ка рюкзак! – скомандовала я, и олигарх подчинился.

Я открыла мешок и извлекла оттуда кеды – единственное, что осталось ценного после визита в супермаркет. Дорогая сердцу обувь тут же привлекла внимание старушки.

– Надо же! А я и не знала, что сейчас это тоже носят. У меня с детства как раз такие же…

– А я эти со своей бабушки и сняла! – сообщила я.

– Смотри-ка! А тут дырка! – радостно завопил чмырь, тыкая пальцем в сторону моих ног.

– О! Еще одна? – с живым интересом откликнулась бабулька. – Где, покажите-ка!

– Да это не пирсинг, ба! Это у нее в кедах дырка!

В кедах?! Я задрала подол «Гуччи» и посмотрела вниз. Тезка был прав – на левой кедине ткань отодралась от резинового мыска, образовав огромное отверстие.

– Какая неприятность! – вздохнула старушка. – Придется отдавать в ремонт.

– Какой ремонт! Выкинуть, и все дела! – обрадованно завопил «греческий профиль».

– Еще чего! – Я с удовольствием разглядывала похорошевшие кеды – на мой взгляд, они стали просто блеск! Так даже лучше! Я как раз сама их покоцать собиралась, да рука не поднималась.

Однако радовалась я недолго – после первого же шага резиновая подошва отвалилась и осталась на полу. Я, конечно, могла бы и босиком пошлепать, мне параллельно, но в метро столько дряни на полу валяется – лечись потом всю жизнь!

– Я же говорю – выкинуть! – назидательно произнес зануда, засунув подошву в урну. – Надеюсь, этот мусор тебе не нужен? – запоздало поинтересовался он. – Или веревочку дать? Или, может, пойти поискать босоножки?

– Забей, – процедила я, думая, чем бы его огреть. Под рукой оказалась только вторая кеда, но, на его счастье, она пролетела мимо.

– Сашенька, мне кажется, я могу вам помочь, – проговорила вдруг «баба-яга». – Похоже, у нас с вами одинаковый размер. Думаю, я могла бы предложить вам свои кеды – если вы не возражаете, конечно.

– Валяйте, – кивнула я. Честно говоря, мне было все равно, лишь бы не босоножки от Гуччи.

А «баба-яга» оказалась ничего себе! По крайней мере, не лечила и не втирала насчет предков, отметок, училища и всего остального. Разве в человеке самое главное то, что у него написано в зачетной книжке? У меня, например, по истории искусств написано «Опозорилась!». Это вместо оценки! Препод решил меня наказать за то, что я перепутала Караваджо с Корреджо. Как будто есть на свете кто-то, кто может их различить! И в душу мне бабушка олигарха не лезла, хотя я, на радостях, что кедики пришлись впору, сама разболтала ей и насчет предков, и насчет училища, и даже насчет нашей сегодняшней акции. И еще было приятно, что старушка оказалась не без юмора. Слушая меня, она все время хихикала, и по щекам текли слезы, которые она то и дело утирала прозрачным батистовым платочком – наверное, этот антиквариат тоже остался у нее со времен детства: сейчас таких не делают. А уж рассказ о маньяке развеселил ее до такой степени, что я даже испугалась, как бы не дошло до сердечного приступа. На смех я не обиделась – теперь мне и самой все приключения в супермаркете казались забавным бредом.

А потом она увидела мою книгу, и мы нашли еще одну общую тему – оказалось, что бабуля тоже почитательница этих афоризмов и знает наизусть чуть ли не все мои любимые.

Отсмеявшись, бабушка Антиноя вдруг спросила:

– Сашенька, а как вы относитесь к сырокопченой колбаске? К самой-самой, с меленьким таким жирком?

Странный вопрос! Я сглотнула набежавшую слюну. Все знакомые знали, что сырокопченая колбаска с меленьким жирком – моя самая большая в жизни слабость, причем с раннего детства. В гостях передо мной, пятилеткой, всегда ставили тарелку, и я запросто сметала ее всю, пока другие жевали салаты.

– А икру черную вы любите? А осетринку горячего копчения? Свеженькую такую, с желтым жирком… А ананасы? – продолжала искусительница. А потом взяла меня за руки и торжественно объявила: – Дорогая девочка, я буду очень рада видеть вас у себя на юбилее!

Первоклассная разводка! Да уж, бабуля не промах! Я думала ровно секунду – все-таки перекус не помешает, да еще такой шикарный. Конечно, я безумно опаздывала, но часом раньше, часом позже – какая теперь разница! Семь бед – один ответ.

И я согласилась.

– Знакомьтесь, это Сашенька, – представила бабушка собравшимся мою спутницу. – Прошу любить и жаловать!

– А мы его и так знаем! – фыркнула Милена, не сводя раскаленных глаз с моей спутницы.

– Я не о своем внуке, а об этой девушке! Они, оказывается, тезки, – ворковала именинница, усаживая нас рядом с собой.

То, что ей казалось простым и естественным, вызвало за столом тихий переполох. Еще бы! Появление на узкосемейном торжестве незнакомки! Чужачки, которой никто не знал! На лицах собравшихся было написано изумление, смешанное с негодованием. От скандала спасало только то, что бабушка ясно дала понять, что гостья под ее защитой.

Насладившись произведенным впечатлением, старушка постучала ложечкой о хрустальный бокал и обратилась к гостям:

– Итак, когда мы наконец собрались все вместе, я хочу сделать важное заявление!

Но слова ей не дали. С противоположного конца стола, бесцеремонно перебив, заговорил отец:

– Господа! Я объявляю годовое собрание акционеров открытым. Фиона, вы ведете протокол? Дальше не записывайте, – обратился он к секретарше. Было очевидно, что мою соседку он решил просто не замечать.

Дорогая мама! Позвольте поздравить вас с юбилеем и пожелать всего наилучшего. Примите наш скромный подарок!

Гости осушили бокалы, и по знаку отца Боб подкатил к бабушке тележку с какой-то аппаратурой. Это был электрокардиограф и автоматический измеритель давления. Так вот почему предок недавно просил меня побывать на серверах компаний, продающих медицинское оборудование!

– Спасибо, сынок, – принимая подарок, бабушка поджала губы, и я понял, что она страшно недовольна. Еще бы – более бестактного напоминания о возрасте и о болезнях и не придумаешь!

– Предлагаю выпить за именинницу! – провозгласил отец, и торжеству, совмещенному с собранием, был дан старт.

О бабушкиной просьбе предоставить слово или забыли, или же, наоборот, сознательно проигнорировали, что вполне соответствовало нравам нашей семьи, где слушали только себя.