Глаза Лукаса озорно заблестели.

– Это был бы поцелуй прапрапраправнучки, так, кажется?

– Это был бы поцелуй благодарности. – Она подошла ближе. – Лорд Гамильтон привел тебя ко мне, я уверена в этом.

Лукас вопросительно приподнял брови. Он смотрел на нее, думая, что она неотразимо привлекательна. Когда Кэролайн остановилась в нескольких дюймах от него, он подошел и намотал на палец локон, выбившийся из-под ее чепца.

– Ты опять становишься суеверной?

– Да. – Она взяла его руку и, поцеловав ладонь, прижала ее к щеке. – Как иначе все это могло произойти? Как случилось, что ты оказался в единственной тюрьме Крэгмира, и не где-нибудь, а рядом со своим родовым имением? Почему именно тебя доктор выбрал для нашей авантюры?

Когда он с некоторым сомнением снова поднял на нее глаза, она обняла его за талию.

– Если бы ты не приехал именно в этот момент, ты никогда не имел бы возможности даже вспомнить свое прошлое! Если бы все пошло по-другому, ты вернулся бы в Лондон и никогда не узнал, кто ты на самом деле. Разве все это умещается в разумные рамки? Нет, я убеждена, это дело рук призрака.

Лукас жадно поцеловал ее. Она отвечала ему так, словно от этого зависела ее жизнь. Он возбуждал ее, упивался ею, и, наконец, насладившись, взглянул на нее с видом победителя.

– Кэро, мы сделали это. Мы смогли дойти до конца!

– Ты уверен, что мы получили одобрение? – Она повернулась, и глаза обоих остановились на портрете. – Я чувствую, Лукас, что его больше здесь нет. Баррет обрел покой, его душа покинула этот дом. Я читала в его дневнике, что проклятие будет действовать, пока в его честь не сделают что-то хорошее. Теперь, когда ты законный наследник Джермейн-Хауса, призрак Баррета может спокойно оставить это место. А его потомок будет счастлив!

– Но я еще не обрел это право, – напомнил ей Лукас, поворачиваясь и беря ее руки в свои. – Бабушка еще не признала меня.

– Она сделает это, я уверена! Лидия вовсе не такая жестокая, какой хочет казаться. С виду она чопорная, но в душе мягкая, как инжирный пудинг.

Он улыбнулся не без сарказма.

– У тебя тоже острый язычок, дорогая. – Он рассмеялся. – Не меняйся, Кэрол. Обещай мне.

– Обещаю. – Новый поцелуй был сладок и краток. Она с обожанием взглянула на Лукаса. – Ты когда-нибудь простишь меня за то, что я заставляла тебя пройти через этот обряд?

Он разразился смехом.

– Как я могу не простить тебя? Никто еще не любил меня так, чтобы пытаться изгнать из меня дьявола.

– Я бы чувствовала свою полную глупость, – сказала она, между прочим поправляя его галстук, – если бы я не думала, что призрак причастен ко всем этим невероятным событиям. Вчера я узнала, что его не было. И задумалась…

– Кэро, никакого призрака не существовало. Я докажу тебе это.

Она надула губы.

– Я не хочу, чтобы ты доказал…

– Я должен. Только тогда мы действительно получим возможность жить спокойно. И именно об этом я собираюсь поговорить с Джорджем.

– Он и Пруденс ждут тебя в кабинете.

– Я хотел бы пригласить доктора Кавендиша и миссис Пламшоу. Должны же мы раз и навсегда закончить наши дела с Джорджем? – сказал он, предлагая ей руку.

Кэролайн кивнула и приняла ее, готовая услышать последний секрет Лукаса.

Лукас ждал, пока Кэролайн наливала чай каждому из присутствующих. Он наблюдал, как Теодор уселся на кушетку рядом с Амандой, и улыбнулся про себя. Воистину, несмотря на скверную погоду, в старых стенах Фаллингейта цвела любовь! Устрашающе ревел ветер, предрекая очередную грозу. Легкий дождь ударял в окна, но, вне всякого сомнения, эти редкие капли означали приближение ливня.

– Выкладывайте, что у вас там? – раздраженно произнес Джордж. – Я не расположен сегодня к пустой болтовне. Погода меняется, и я хотел бы вернутся в Джермейн-Хаус, пока не хлынул дождь. Дороги и так сплошное месиво. О чем вы хотите поговорить, Лукас?

Закончив разливать чай, Кэролайн присела рядом с мужем. Джордж стоял у камина, держа блюдце в одной руке и чашку в другой. Пруденс устроилась на маленьком диванчике и выглядела необычно притихшей. И Лукас понял почему: она буквально исходила слюной при виде аппетитных булочек, лежащих на сервировочном столике.

– Может быть, хотите перекусить, миссис Уэйнрайт? – вежливо поинтересовался он.

Пруденс с обиженным видом взмахнула ресницами.

– Я полагаю, что могу заставить себя и сделать приятное хозяйке. Я всегда учу своих девочек с благодарностью принимать гостеприимство, даже если обстоятельства не совсем располагают к этому.

Джордж жестко одернул ее:

– Миссис Уэйнрайт, как вы можете есть в такой момент?

Кэролайн тем не менее предложила ей блюдо с булочками и вернулась на свое место. Лукас приступил к заключительному акту их драмы.

– Я просил всех прийти сюда, чтобы сообщить вам то, что я недавно рассказал своей жене. Я узнал наконец свое настоящее имя.

– Настоящее имя? Не думал, что оно под вопросом, – усмехнулся Джордж, затем добавил с глумливой усмешкой: – Но полагаю, что человек вашего круга никогда не может быть уверен в своем происхождении.

– Что вы узнали, Лукас? – нетерпеливо перебил Теодор. Он и Аманда ловили каждое его слово.

– Оказывается, желание помочь сиротам глубокими корнями уходит в мое прошлое. Я сам был сиротой. Меня воспитал слуга, грум из Джермейн-Хауса. После смерти моей матери он подобрал меня и спас мне жизнь.

Сжав руки в кулаки, Аманда положила их на колени.

– Ваша мать служила у графини Джермейн?

Лукас обменялся улыбками с Кэролайн.

– Нет, Аманда. Моя мать была графиней Джермейн.

Пруденс, которая в этот момент откусила кусочек булочки, тут же поперхнулась. Ее лицо стало багровым, и она закашлялась, плюясь крошками на свое дорогое платье. Когда она снова смогла дышать, то прошипела:

– Л… леди Джермейн? Вы имеете в виду Лидию?

– Нет, жену ее сына, Элизабет, – холодно сказал Лукас. – Моя мать была женой четвертого графа Джермейн. Она умерла вскоре после смерти моего отца. Вдовствующая графиня – моя бабушка.

– Так, так, так! – воскликнул доктор своим гулким голосом. – А что я вам говорил? Я знал, старина, что наступит момент и я обнаружу что-то в этом роде. В вашем лице всегда чувствовалось нечто аристократическое!

Лукас не мог не улыбнуться, видя искреннюю радость доктора. Теодор больше заботился о месте Лукаса в высшем обществе, чем он сам. Он бы вообще не придал этому значения, если бы не судьба Кэролайн.

– Я верю, – продолжал Лукас, – что сделанное мной открытие положит конец вашему беспокойству по поводу нашего брака, мистер Уэйнрайт. Ваша сестра замужем за аристократом, и мы поженились в ее двадцатипятилетие. Это означает, что, согласно воле вашего отца, Фаллингейт переходит в ее владение.

– О Боже! – запричитала Пруденс, прижимая пухлые руки к груди. – Граф! Подумать только! Я должна немедленно сообщить девочкам!

– Миссис Уэйнрайт! – осадил жену Джордж. – Успокойтесь!

– Но, мистер Уэйнрайт, подумайте, что это означает для девочек! Выходит, они в родстве с голубой кровью! Только представьте, что будут говорить в салоне мадам Ларош.

– Говорить будут очень мало, так как без Фаллингейта у наших дочерей нет приданого.

– Но, мистер Уэйнрайт, у вас есть доход от фабрики.

– А вот с этим проблема, – перебил Лукас. Джордж повернулся к нему со злобным взглядом.

– Что вам известно о моей фабрике?

– Уверяю, вполне достаточно, – сказал Лукас с мягкой улыбкой. – Я становился все более подозрительным по поводу ваших намерений и обстоятельств, мистер Уэйнрайт, когда наблюдал, как озадачило вас мое присутствие, еще тогда, когда вы ничего обо мне не знали. Мне довелось на пикнике побеседовать с управляющим Кэролайн, мистером Доррисом. Он упомянул, между прочим, что один из его родственников потерял работу на вашей фабрике, потому что она на грани банкротства.

Пока Лукас говорил, он чувствовал растущий интерес со стороны дам. Кэролайн переводила взгляд с него на Джорджа и обратно.

– Меня заинтересовал тот факт, что ваш бизнес не процветает, то есть у вас была причина стараться получить Фаллингейт в свое полное распоряжение.

– Как вы посмели совать свой нос в чужие дела! – процедил Джордж.

Лукас улыбнулся:

– Приходится, когда необходимо. Вчера по пути в Лондон я задержался в Ноултон-Парке и произвел некоторые расследования. Я узнал, что ваша фабрика действительно близка к разорению.

– Что? – ахнула Пруденс, отставляя тарелку с булочками. – Джордж? Скажи же ему, что это не так.

Лицо Джорджа стало багрово-красным. Он втянул щеки и в ярости поднял брови.

– Никто в Ноултон-Парке не мог сказать вам такого.

– Никому и не пришлось говорить, я сам прочитал ваши бумаги, лежащие в ящике письменного стола на втором этаже.

– Но это абсурд, я запираю свой кабинет и уверен, никто из наших слуг никогда не открыл бы его вам.

– Вы забыли о вашем госте – Смайли Фиггенботтеме, которому вы пригрозили, дабы добыть от него компрометирующие меня факты. Так вот, Смайли, к вашему сведению, лучший взломщик среди всех, кто мне известен. Он открыл для меня ваш кабинет, когда все улеглись спать.

– Как вы смели!

– К счастью для вас, я убедил Смайли, что он добьется большего, продолжая пользоваться вашим гостеприимством, чем если просто вас ограбит. Но я советовал бы вам без промедления поспешить, Ноултон-Парк и проверить, не сбежал ли он вместе с вашими драгоценностями.

– Джордж! Ты сказал, что этому отвратительному коротышке место в тюрьме!

– Помолчи, Пруденс…

– В вашей конторе, Джордж, – можно, я назову это так? – просматривая бухгалтерские книги, я нашел доказательства вашей финансовой несостоятельности. Из чего смог сделать заключение, что вы не остановитесь ни перед чем, желая прибрать к рукам Фаллингейт.