Ви Киланд - Мой породистый британец

– Ну и ну. Она и словом об этом не обмолвилась.

– Дело давнее. Это было задолго до того, как она встретилась с Найджелом.

– А Найджел знает… про вас?

– Ясное дело. Он любит пошутить на эту тему.

Я смотрела на него разинув рот.

– Ну и ну. Не знаю что и сказать.

– Да о чем тут говорить? Я же сказал: дело давнее.

Лицо у меня пылало от ревности.

– Других настоящих подружек у тебя не было?

– Нет.

Когда чай заварился, мы уселись за стол.

Разговор поначалу шел о всяких пустяках, потом я решила переключиться на что-то более серьезное.

– Почему ты решил стать доктором?

Какое-то время Саймон молча смотрел в свою чашку.

– Видимо, потому, что у меня нездоровая тяга спасать людей.

Ответ показался мне странным.

– Тебе хотелось стать кем-то вроде супергероя?

– Да нет, все немного сложнее, – пробормотал он.

– Что-нибудь случилось, что заставило тебя принять такое решение?

Саймон посмотрел на часы.

– Совсем забыл. Я же встречаюсь завтра с утра с руководством больницы. Это значит, что придется встать в пять. Не возражаешь, если я отправлюсь на боковую?

– Конечно, – прошептала я.

Неужели мой вопрос его расстроил?

Саймон встал и вышел из кухни, а я, несмотря на поздний час, решила отправить сообщение Каллиопе. Я знала, что у нее есть привычка засиживаться допоздна.

Бриджит: Еще не спишь?

Каллиопа: Нет. Пялюсь в телик. А что такое?

Бриджит: Можно тебе позвонить?

Каллиопа: Конечно.

Я тут же набрала номер.

– Что такое, Бриджит?

Я решила не ходить вокруг да около.

– Оказывается, вы с Саймоном встречались. Ты мне об этом не говорила.

– Все было так давно, – вздохнула Каллиопа, – я и думать об этом забыла. Злишься на меня?

– Нет. Просто… слегка удивлена. Вот и все.

– Знаешь, мы начали с дружбы и закончили дружбой. В какой-то момент мы вляпались с ним в романтические отношения, но это помрачение быстро закончилось. По сути, мы всегда испытывали друг к другу только дружеские чувства. Но Саймон мне действительно дорог. Не могу представить, чтобы он когда-нибудь исчез из моей жизни.

Я и сама чувствовала нечто подобное.

– Могу понять.

– Найджел – любовь всей моей жизни. Так что все сложилось как нельзя лучше.

Она умолкла на секунду.

– Бриджит…

– М-м-м?

– Ты влюблена в Саймона?

– Н-нет… – промямлила я.

– Только не ври мне.

– Если честно, даже не знаю, – вздохнула я. – Он мне очень нравится, но любовь ли это?

Я впервые призналась, что меня влечет к Саймону.

– Со смерти Бена прошло уже много времени. Нет ничего страшного в том, что тебе нравится кто-то еще… особенно такой классный парень.

– Ты же сама говорила, что он настоящий бабник.

– Это правда, – рассмеялась Каллиопа. – Саймон – бабник… По крайней мере был им. Но это не значит, что он плохой парень. Саймон думает, что ему не нужны дети, не нужна нормальная семья. Так он всегда утверждал. Но я ему не очень-то верю, поскольку многие его поступки противоречат словам. Мне кажется, он просто боится боли. Боится, что может пораниться сам или ранить других людей.

– Почему?

– Об этом тебе лучше поговорить с ним самим.

Что бы это могло значить?

– Ладно, – я решила не настаивать.

– В одном можешь быть уверена, – продолжила Каллиопа. – Несмотря на внешнюю браваду и беспечность, Саймон – человек глубоко порядочный. Не знаю, получится ли из него хороший муж, но он – один из немногих, на кого я могу полностью положиться.

Похоже, я здорово облажался.

Взять хотя бы Приключения дядюшки Саймона. Бриджит права: не хватало еще, чтобы Брендан ко мне привязался! Что он будет чувствовать после того, как я уеду?

Или взять саму Бриджит. Не слишком ли я увлекся? Если раньше я без труда кончал, представив любую хорошенькую особу, то теперь каждая женщина в моей голове превращалась в Бриджит. И это здорово меня бесило.

Наконец, я едва не рассказал ей про Блейка. Мы пили чай, и Бриджит спросила, почему я решил стать доктором. Я едва не проболтался, хотя раньше всеми способами избегал таких разговоров. Но в Бриджит было что-то располагающее к откровенности. От нее исходило тепло и умиротворенность, и мне, как ребенку, хотелось положить ей голову на колени и признаться во всех своих горестях и заботах. Вряд ли Бриджит, которая уже успела узнать изнанку жизни, стала бы осуждать меня. И все же я промолчал. Открыться – значило еще больше сблизиться с этой женщиной, чего я никак не мог себе позволить. Моя ординатура подходила к концу, и впереди маячил переезд в Англию.

В итоге я решил держаться на безопасном расстоянии. Я стал реже бывать дома, а в те часы, когда все-таки оказывался с Бриджит под одной крышей, сидел у себя в квартирке. Беда лишь в том, что мне удалось отдалиться физически, а мыслями я по-прежнему оставался с ней. Я скучал по Бриджит… да и по Брендану тоже.

Пытаясь справиться с этим раздраем, я провел утро в студии Каллиопы, пока она вела свои занятия.

В перерыве я отправился в буфет, чтобы приготовить себе смузи. Нарезав фруктов и овощей, я запихал их в блендер. В этот момент ко мне присоединилась Каллиопа.

– Не хочешь отведать бананово-ананасно-шпинатной смеси?

– Нет, спасибо, – Каллиопа уселась рядом на стул. – Итак, ты признался Бриджит, что у нас с тобой был роман.

– Это она тебе сказала? – замер я со стаканом в руке.

– Да. Она позвонила мне поздно вечером. Хотела знать, почему я утаила от нее эту информацию.

– И что ты ей ответила?

– Да просто сказала, что это было сто лет назад… ничего особенного, вот только голос у нее звучал немного странно. Как будто она ревновала.

– Что еще она сказала?

– В общем-то, ничего.

– Да ладно тебе. Я же знаю, когда ты врешь.

– Гореть мне за это в аду, но я, так и быть, скажу. Бриджит призналась, что ты ей очень нравишься.

Черт возьми.

Не то чтобы я сам не чувствовал ее симпатии, но когда слышишь такое со стороны…

– Что-нибудь еще?

– Да нет. Думаю, она еще не успела разобраться в своих чувствах. Ну а от меня тут и вовсе мало толку. Я же не знаю, что ты задумал. Скажу только, что Бриджит – не одна из твоих подружек на час. Ей нужны серьезные отношения.

– Это я и сам успел понять.

– У тебя к ней чувства?

– Чувства? В моем положении глупо иметь какие-то чувства…

– Это не ответ, – Каллиопа скрестила руки на груди. – Но кое-какие выводы я могу сделать и сама.

* * *

Сексуальная неудовлетворенность может выйти иногда боком.

В последнее время мы с Бриджит практически не встречались, если не считать общих смен на работе. В одну из таких смен мы страшно поругались. Я решил прописать пациентке курс антибиотиков, а Бриджит это не понравилось.

– По-моему, это чересчур, – поспешила она за мной из палаты. – Еще немного, и организм этой бедняжки перестанет реагировать на таблетки. На твоем месте я бы сделала перерыв.

– Если не ошибаюсь, ты не на моем месте. Я здесь лечащий врач.

Бриджит оглянулась, чтобы проверить, не подслушивают ли нас.

– Это не стопроцентная гарантия того, что твое решение однозначно верное.

– Восемь лет практики дают мне основания полагать, что я умею принимать верные решения. И я не нуждаюсь в том, чтобы медсестра Всезнайка следила за каждым моим шагом.

– Не называй меня так.

– Тогда не будь занозой в заднице.

– Вот оно что? – подбоченилась Бриджит. – Может, у вас и от этого недуга найдется лекарство, доктор Хог? Вы же такой любитель таблеток!

Скрипнув зубами, я схватил ручку и быстро набросал на бланке рецепта: «Дважды в день как следует биться попой о стену. Повторять до тех пор, пока заноза не выскочит».

Я вручил Бриджит бумажку, с удовлетворением наблюдая за тем, как лицо ее медленно багровеет.

Не дожидаясь продолжения спора, я развернулся и зашагал прочь.

* * *

Несколько дней спустя, когда Бриджит наводила порядок во дворе, я решил воспользоваться моментом и заглянуть на кухню.

Не желая терять времени, я заскочил по дороге в ванную… и замер. На стуле перед зеркалом стоял Брендан. Все лицо у него было вымазано кремом для бритья, так что виднелись только глаза. Решительным жестом он поднес к щеке бритву.

– Стоп, стоп, стоп! – вскинул я руки. – Что ты тут затеял, приятель?

– Я бреюсь.

Я осторожно вынул бритву из его кулачка.

– А твоя мама знает, чем ты занимаешься?

– Нет. Она думает, что я сижу в комнате и делаю уроки.

– С чего ты решил побриться? У тебя же нет ни волосинки на лице!

– Марк Конноли сказал, что если я начну бриться, у меня может вырасти борода. С его бабушкой так и случилось. Она стала брить лицо, и теперь у нее настоящая борода.

Я подавил смешок.

– А зачем тебе борода?

– Хочу выглядеть старше.

– Для своих девяти ты выглядишь неплохо. И никакая борода не сделает тебя взрослее.

– Сколько лет было тебе, когда ты начал бриться?

– Даже не знаю… но не в девять точно. Послушай-ка, это острая бритва. Ты без труда мог порезаться. Это тебе не игрушки.

– Мой папа часто брился, – сказал Брендан, слезая со стула.

– Правда? – спросил я уже мягче.

– Я мало что помню. Помню только, что брился он тут, перед зеркалом… Ты расскажешь маме?

– А как же мужская солидарность? Пообещай только, что не будешь больше играть с бритвой.

– Обещаю.

– Давай-ка умоемся.

Подождав, пока он слезет со стула, я открыл воду и принялся смывать крем с его лица.

– Поверь, быть ребенком совсем неплохо. Ты и так не успеешь оглянуться, как повзрослеешь. Только опыт делает тебя старше, а уж никак не растительность на лице. На самом деле мы взрослеем всю жизнь. Я сам иногда чувствую, что мне не помешало бы поумнеть.