— Да? Так просвети меня, Джон. — Баррет едва успел увернуться от короткого бокового удара.

— Скажи ей правду. Запасись терпением. Доказывай, что прибег к этому липовому свидетельству из верности долгу. В конце концов, на карту поставлено будущее всего правительства. Расскажи ей про заговорщиков. Объясни, что принимал ее за их сообщницу. С этими доводами она не поспорит. Особенно если ты смиришь себя и падешь перед ней на колени. А потом женишься на ней.

Теперь, когда Баррет лишил ее целомудрия, ему следовало на ней жениться, как требовала порядочность. Вместе с тем, как здравомыслящий человек, он понимал, что не должен этого делать, чтобы потом не было разочарования. Да, он неравнодушен к ней. Да, он желает ее как ни одну другую женщину прежде, но сможет ли он ее любить? Он не верил, что вообще способен любить кого-либо. Так смеет ли он разбивать ее сердце?

Когда Джон увидел, что его друг уже не так сосредоточен, он продолжил:

— С тобой ни одна женщина не поладит. Но в данном случае ты имеешь уникальный шанс преподнести сюрприз себе и ей. — Джон собрал последние силы и блестяще выполнил хук.

Баррет ответил мощным ударом правой. Они вместе очутились на матах.

— Шикарное ощущение, черт побери! — простонал Джон. — Но слабая замена для секса.

— Сущая правда, — усмехнулся Баррет, хватаясь за ребра.


Меган отложила в сторону атлас П. Байера. Ум ее никак не мог сосредоточиться на звездах. Надоеда тут же поднял нос. Она погладила его, чувствуя, как мягкие усы щекочут кожу сквозь тонкий шелк. Открытый пеньюар, соединяющийся лишь двумя кружевными лентами пониже груди, выглядел столь же смелым, как прозрачное белье под ним. То и другое было надето, чтобы соблазнить Баррета.

Погладив Надоеду, она произнесла со вздохом:

— Ты знаешь, что я тебя люблю, но должна тебе сказать, что, к сожалению, тебе далеко до твоего хозяина.

Маленький пес даже не шевельнул головой, только смотрел своими хитрыми глазами.

— Можешь ты мне сказать, почему он предпочитает всю ночь играть в карты с Гарольдом, вместо того чтобы идти ко мне? Я считаю, что первый шаг должна сделать я. А ты что скажешь?

Надоеда поднял голову и гавкнул.

— Я с тобой вполне согласна, — сказала Меган.

В этот вечер она чувствовала себя увереннее — пятна почти совсем исчезли. Она вылезла из постели. Пес спрыгнул следом и стал проситься, чтобы его выпустили из комнаты.

— Сейчас, сейчас. Но если тебе так нужно меня покинуть, пожелай мне удачи.

Надоеда снова гавкнул.

Меган потрепала его по холке и отпустила на волю. Пес выскочил в коридор и быстро исчез во мраке. Она круто повернулась и взглянула в сторону соседней комнаты.

Из-под двери пробивался тонкий луч света. Меган взялась за круглую ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, слегка ее приоткрыла. Петли слабо скрипнули. Меган огляделась и увидела Баррета, вытянувшегося на софе. В одной руке он держал книгу, в другой — бокал с бренди.

Уотертон был в одном халате из темно-синего шелка. Свет лампы позволял видеть его обнаженную грудь. Меган посмотрела на жесткую поросль и упругие неподвижные мышцы под ней. Ее захлестнуло тепло, наполнившее тело желанием. Оно было настолько сильным, что заставило задержать дыхание и смирить заколотившееся сердце.

Баррет поднял глаза. Он быстро скользнул взглядом по ее телу, задержавшись на груди, едва не выпадавшей из глубокого декольте пеньюара. Затем опустился к тонкой талии, плоскому животу и еще ниже.

— У тебя нет другого белья, более закрытого? — Он судорожно сглотнул.

— А это тебе не нравится?

— Как оно может мне нравиться? — сказал он, нехотя перемещая взгляд вверх. Глаза его из синих сделались совсем темными и блестящими.

Старания Меган не пропали даром. Она угодила ему. Даже более. Она направилась к софе и, встав сзади, хмуро глянула в книгу. Это был «Органон» Аристотеля на латинском.

— Ты знаешь, что держишь книгу вверх ногами?

— Я очень быстро устаю от однообразия, — сказал Баррет, сдвигая брови. — А в таком чтении есть что-то головоломное. Не хочешь попробовать?

— Нет, я предпочитаю более спокойные занятия. — Меган посмотрела на него сверху и, улыбнувшись, положила руки ему на плечи.

Он насторожился:

— Я полагаю, тебе нужно отправляться в постель. Да-да.

— Я потому и пришла, что не могла заснуть без тебя.

— Тебе лучше спать одной. Я со своей бессонницей буду тебе только мешать.

Меган оставила без внимания эти слова и начала разминать ему мышцы.

— Тебе нужно расслабиться, — сказала она.

Через минуту скованность в плечах прошла. Баррет уронил книгу на софу и тихо застонал:

— Твои пальцы — это какая-то сладкая мука. Где ты научилась массажу?

— Мне приходилось постоянно растирать шею отцу, когда он болел, — сказала Меган. — Это ему помогало. — Она перешла к мышцам плеч и спины, где сквозь шелк халата прощупывались рубцы. — Возможно, тебе покажется, что я излишне любопытна. Если не хочешь, можешь не отвечать, но я…

— Принцесса, ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Ведь у нас нет друг от друга секретов? — Баррет обернулся и пытливо посмотрел на нее.

Она подумала о Гарольде и нахмурилась.

— Что-то не так, Принцесса?

— Нет-нет, — рассеянно сказала она и принялась массировать еще усерднее.

Он склонил голову набок и повернулся, подставляя левое плечо и лопатку.

Меган решила, что будет разумнее оставить тему секретов, и вернулась к первоначальному вопросу:

— Я хочу спросить тебя про рубцы на спине. Кто это сделал? — Она вспомнила, как несправедливо приписывала эти жестокие деяния лорду Кенсингтону, и нахмурилась еще больше.

Баррет помолчал немного. Она почувствовала, что плечо его слегка напряглось.

— В нашей школе был директор, некто мистер Лавлис, весьма своеобразный человек. Он любил выражать свое недовольство при помощи трости.

— Почему ты не рассказал отцу?

— Я знал, что моему отцу не нравится, когда его беспокоят. И по всей вероятности, он бы решил, что я этого заслуживаю. Знаешь, я не был слишком послушным учеником. Мне нравилось испытывать терпение учителей. Я постоянно изводил их всякими проказами. Это стало для меня своего рода игрой. — Баррет лукаво усмехнулся.

— Почему ты так себя вел? — Меган живо вообразила маленького мальчика, отданного в закрытое учреждение на воспитание нетерпимым наставникам. Одинокий ребенок доставлял хлопоты взрослым, чтобы привлечь к себе их внимание. Она ощутила щемящую боль в сердце.

— Вообще-то я никогда над этим не задумывался. — Баррет поднял бокал с бренди, допил его и поставил на столик около софы.

— Но какая-то причина, наверное, все же была? — сказала Меган, продолжая поглаживать мышцы, напрягшиеся после того, как он заговорил о своих шрамах.

— Думаю, что тем самым я хотел рассердить отца, — сказал Баррет. — И вполне в этом преуспел. — Он сдержанно улыбнулся, скорее самому себе, нежели ей, и продолжал: — Все учителя, когда-либо имевшие со мной дело, говорили, что от меня один вред и что исправить меня невозможно. Разумеется, в своем красноречии они прибегали к более ядовитым выражениям. Меня бы ни за что не приняли в Кембридж, не будь у отца знакомых в деканате.

— Тем не менее все закончилось очень благополучно. Сегодня ты один из самых состоятельных людей в Англии.

— За это я должен благодарить отца. В двадцать лет, когда меня исключили из Кембриджа за неуспеваемость, он приехал в Англию и прочитал мне хорошую лекцию. Он сказал, что я позорю его и добрую славу нашего рода. Я дословно запомнил его выражения. Он говорил: «Ты не заработал и ломаного гроша. Ты обесчестил своих предков — всех Ротшильдов, родившихся до тебя. Хоть ты и являешься моим наследником, но я не потерплю твоего разгильдяйства. С этим покончено! Ты слышишь? Я умываю руки. С этого дня ты остаешься без содержания. Я не собираюсь сорить деньгами. Довольно с меня смотреть на твою постыдную невоздержанность». — После этой цитаты голос Баррета обрел некоторую жесткость. — Я наблюдал, как отец вихрем вылетел из кабинета. Тогда я поклялся доказать, что он заблуждался.

— И как тебе это удалось?

— У меня была доверенность на управление имуществом матери. После того как ее состояние по наследству перешло ко мне, я занялся изучением биржевой деятельности. Все мои силы были направлены на то, чтобы избавить отца от расходов на меня и приумножить собственный капитал. Я хотел разбогатеть так, как отцу и не снилось. И покуда я вникал во все тонкости бизнеса, я не попросил у него даже фартинга. — Баррет пытался показать, что удовлетворен своими достижениями, но его выдавали тоскливые нотки в голосе.

— Деньги — не самая большая ценность в жизни, — сказала Меган.

— Никто не знает этого лучше, чем я. — Он накрыл ладонями ее руки и прижал их к своим плечам.

Волны от его прикосновения проникли в душу и наполнили ее теплом. Она нагнулась и положила руки ему на грудь. Кончики пальцев ощущали мощные удары его сердца. Она двинулась вниз, медленно, как только могла, тщательно исследуя каждый дюйм перекатывающихся на животе мышц.

Баррет судорожно втянул воздух и, прежде чем она успела спуститься еще ниже, поймал ее пальцы и снова накрыл их своими ладонями.

— Меган, тебе нужно уйти к себе, — сказал он прерывающимся голосом.

— По тому, как ты говоришь, — сказала она чуть слышно, — я чувствую, что в действительности ты не хочешь, чтобы я уходила.

— Меган… — Он произнес ее имя с мольбой и мукой, равной страданиям его тела, напряженного, как натянутая струна.

— Я хочу тебя, Баррет. — Меган стала осыпать его поцелуями. — Возьми меня.

— Проклятие… — пробормотал он и, погрузив пальцы в ее волосы, прижался ртом к горячим губам.

Глава 23

Баррет знал, что с той минуты, как она вошла сюда, он обречен. Ему нужно было ее целовать. Трогать ее. Ощущать рядом ее тело. Не прерывая поцелуя, он обвел ее вокруг софы, быстрыми ловкими движениями снял пеньюар и посадил ее к себе на колени. Тонкая шелковая материя упала с плеч.