Тело горело, как сплошной ожог. Она чувствовала, что у нее разбухает язык. Совсем скоро на ней не останется живого места. Баррет не должен этого видеть. Она пробежала мимо игорного салона, мимоходом взглянув на сидящих за картами людей, и быстро выскочила через другую дверь.

В пустоте коридора звук шагов на полу с итальянской плиткой казался громом. Сквозь слезы полосатые обои на стенах превратились в размытые пятна.

Сделав еще несколько поворотов, она наконец обнаружила выход во двор.

На холоде зуд начал успокаиваться. При лунном свете были видны волдыри, покрывающие грудь и открытые участки кожи на границе рукавов и перчаток.

Она побежала вдоль живого забора, высаженного по бокам особняка. Льющийся из окон свет падал на подстриженные верхушки падуба с блестящими красными ягодами. Совершенно неожиданно ее глазам предстала подъездная аллея с длинной вереницей экипажей, возле которых топтались кучера. Их голоса, разносящиеся в ночном воздухе, ударяли прямо в барабанные перепонки.

Нет, она не могла попадаться людям на глаза в таком виде.

Она развернулась, чтобы бежать в другую сторону, и врезалась в чью-то твердую грудь.

— Вот те на! Что все это значит?

Меган подняла голову и увидела суровое лицо лорда Кенсингтона. Мало ей всего, теперь еще этот позор! Терпеть дольше не было никаких сил. Из груди у нее вырвались рыдания. Она закрыла лицо руками с одним желанием — умереть.

Лорд Кенсингтон прочистил горло и грубовато сказал:

— Идите сюда. Нечего попусту лить слезы. — Меган почувствовала, как его руки обнимают ее.

Затем он похлопал ее по спине. Этот добрый жест совершенно обезоружил девушку. Она зарыдала еще громче.

— Послушайте, дитя мое, что бы ни было, не стоит так расстраиваться. По-видимому, причиной является мой сын. Я знаю, ему ничего не стоит причинить человеку боль.

— Дело не столько в нем… — начала Меган. — Хотя да… это из-за него. Если бы не он, я бы не ела все подряд. — Она икнула и громко всхлипнула.

— Пойдемте, пойдемте. Позвольте мне отвезти вас домой, и вы по дороге мне все расскажете.

— Правда?

— Конечно. Я же не чудовище. Держите. — Герцог протянул ей носовой платок. — Вам, наверное, будет холодно. — Лорд Кенсингтон снял свой плащ и укутал ей плечи. — Мой экипаж вон там.

— Я не могу показаться людям в таком виде, — сказала Меган, опуская лицо.

— Дитя мое, не нужно из-за этого волноваться. Всем понятно, что такое женские слезы.

Она снова зарыдала. Лорд Кенсингтон покачал головой и, невнятно пробурчав, что никогда не понимал чересчур чувствительных юных особ, проводил ее к своему экипажу.


Между тем бал продолжался.

— Я видела вашу жену, — сказала Баррету леди Матильда. — Бедная девочка, мне жаль ее.

— Не стоит расточать мне свое сочувствие. Она вполне удовлетворена жизнью.

Баррет поискал глазами Меган. Он завязал эту беседу, чтобы доказать самому себе, что с леди Матильдой все кончено. И был настолько удивлен полнейшим к ней безразличием, что потерял бдительность и перестал следить за Меган так пристально, как следовало бы. В зале ее не оказалось.

— Простите, я должен вас покинуть. — Баррет поклонился леди Матильде.

— Как вы можете? — воспротивилась она.

— Мы уже обо всем переговорили, — сказал Баррет и оставил ее стоять с красным от гнева лицом. Он шагнул на середину зала, наблюдая, как Джеймс кружит леди Гледхилл и как ее золотистое платье поблескивает на фоне его темного костюма.

Баррет легонько похлопал кузена по плечу.

Платье его партнерши взметнулось от стремительного поворота, завершившего танец. Джеймс остановился и спросил:

— Что такое?

— Ты не знаешь, где Меган?

— Последний раз, когда я ее видел, она направлялась в дамскую комнату.

Баррет подумал, что, возможно, она с Берроузом, и оглядел весь зал. Нет, Локлен беседовал с Фенвиком и его друзьями.

Леди Гледхилл, видя тревогу на лице Уотертона, сказала:

— Я уверена, она где-то здесь. Хотите, я пойду посмотрю?

Баррет кивнул:

— Спасибо. — Он подождал, пока дама удалится, и сказал кузену: — Поищу ее.

Джеймс пошел за ним.

— Она, несомненно, здесь. Я бы не стал беспокоиться.

— Мне это совершенно не нравится, — сказал Баррет. — Где она может быть?

К ним возвращалась леди Гледхилл. Лицо ее выглядело встревоженным.

— Ее нет.

— Спасибо, — рассеянно пробормотал Уотертон. Внутри у него все сжалось. Он торопливо удалился осматривать остальную часть дома.

Глава 21

Меган промокнула глаза носовым платком и выпрямилась. Полдороги она рыдала на плече лорда Кенсингтона и теперь, наплакавшись вволю, чувствовала смущение.

— Извините, ваша светлость, что доставила вам неудобство. Я не хотела, чтобы кто-то видел меня с таким лицом.

— Деточка, вам не за что извиняться. — Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. При свете фонаря он ясно различил яркие красные пятна с неровными краями. — Что с вами? — У лорда Кенсингтона расширились глаза. — Отчего это?

Меган отстранилась от него, понурив голову.

— Эта напасть у меня с детства. Стоит только поесть грибов, как сразу же вскакивают волдыри. Эта ужасная сыпь мучила меня до пятнадцати лет, пока был жив наш старый повар. Когда он умер и наняли другого, мы поняли, что причиной были грибы. К счастью, новый повар их не жаловал.

— Хорошо, что установили сам факт. Это уже большое дело. — Лорд Кенсингтон, казалось, испытал облегчение, услышав ее объяснение.

— Мне следовало быть осторожнее, — едва слышно сказала Меган. — Одно только зрелище может отвратить. Я не могу допустить, чтобы Баррет это увидел.

— Тогда вам нужно ехать ко мне.

— И вы отвезете меня к себе в дом? — спросила Меган.

— Дитя мое, я не собираюсь вам лгать. — Лорд Кенсингтон взял ее руку и крепко сжал. — У меня есть скрытые мотивы. Признаюсь вам, при первой встрече я подумал, что вы не подходите моему сыну. Но теперь я все больше убеждаюсь, что мой сын не подходит вам. — Прежде чем произнести следующие слова, герцог сделал паузу. Глаза его слегка затуманились. — Вы так напоминаете мою Ведетту, что я не позволю Баррету загубить вашу жизнь. И пока я нахожусь рядом с вами, он не сделает вас несчастной. Я убежден, что мой сын не способен заботиться о других. Он пропащий человек и, к моему прискорбию, такой, каким я его сотворил. — Каждая морщинка на лице лорда Кенсингтона была пропитана горечью.

Меган почувствовала его боль, и ей захотелось сказать ему что-то такое, что могло бы изменить прошлое. Но никакие слова не могли перечеркнуть многолетнюю вражду, выросшую подобно стене. Поэтому она только сжала ему руку и сказала:

— Не нужно беспокоиться за меня, ваша светлость. Я не возлагала никаких надежд, когда вступала в этот брак. — На глазах у нее снова выступили слезы.


Двумя часами позже она осматривала свою комнату в доме лорда Кенсингтона. Кровать розового дерева не достигала и половины ее широченной кровати в Пеллем-Хаусе. Правда, сама спальня со светло-синими стенами была такая же уютная, как ее собственная в Фенвик-Холле, и не загромождена мебелью. Кроме кровати, в комнате стояли только софа и трюмо. Скорее бы пятна поблекли, тогда можно будет вернуться домой. Может, Баррет не заметит ее отсутствия? Не все ли ему равно?

Да, он говорил ей комплименты и делал подарки. Да, его поцелуи были божественны, особенно в те минуты, когда он дал ей познать истинное наслаждение. Но он подарил ей эти ласки только тогда, когда она открыла ему свое сердце и упрекнула за причиненную боль. Для него это был просто способ очистить совесть, точно так же как и его подношения.

Меган подошла к окну. Росший перед домом дуб загораживал от нее небо, и как она ни подстраивалась к узловатым цепким ветвям, сквозь них не было видно ничего, кроме облаков. И сколько бы она ни напрягала зрение, ей так и не удалось разглядеть ни единой звезды, ни луны. Чувствуя себя капитаном, потерявшимся в открытом море, она оставила это занятие. И так же, как мореход, отчаявшись увидеть гавань, дрейфует по волнам, она решила подчиниться воле случая. Во времена одинокого детства звезды были единственным ее утешением. Сегодня вечером, когда они нужны ей как никогда, их нет, и ей будет очень неуютно.

В тот день родители устраивали рождественский бал. В доме с утра царило праздничное настроение. Слуги, словно армия муравьев, сновали взад-вперед, занятые приготовлениями. Все вокруг пропиталось запахами черносливового пудинга, сидра и корицы.

Меган в своей комнате на третьем этаже смотрела в телескоп. Погода была отличная, как по заказу для торжественного случая. Небо, затянутое густыми белыми облаками, предвещало, что к вечеру начнется снегопад.

Двенадцатилетняя девочка с пышными каштановыми волосами и фиалковыми глазами еще не успела отвернуться от окна. Посмотрев на отражение в стекле, она не узнала себя: лицо сплошь покрывали безобразные красные пятна. Тогда до нее вдруг дошло, почему в комнате нет зеркала. Она нахмурилась и, отступив от окна, подошла к книжному шкафу.

Пробежала глазами по корешкам книг. Ни одно из названий не вызвало в ней интереса. Почти все, что ей разрешалось читать, она уже давно прочитала. Она заперта здесь на неделю — столько продержится сыпь. И пройдет ли она когда-нибудь? Теперь они с Локленом не смогут играть вместе. А она так жаждала его увидеть! Но мать не позволит выходить из дома.

Сзади послышались шаги. Меган наблюдала, как в комнату быстрой походкой входит Лилиан в платье цвета темного индиго. Ее мать была красивой женщиной. Стройная, темноволосая, с чистой, идеально белой кожей, она чем-то напоминала одну из фарфоровых кукол Меган. Мать часто подчеркивала, что благодаря отсутствию изъянов на лице никто не дает ей ее сорока лет.

— Дорогая моя. — Губы Лилиан вытянулись в сочувственной улыбке, когда она погладила Меган по голове. В такие дни она никогда се не целовала и не прикасалась к ней, будто боялась заразиться.