Юлия Резник - Мой папа — супергерой

— Ты решишь, что я спятила.

— Не решу.

Она, наконец, подняла на него взгляд. Матвей выглядел таким уверенным! В ней, в том, что он делал. Казалось, ничто не может сбить его с намеченного курса! И это так сильно её подкупало…

— Лиля родилась в тот день, когда я потеряла ребенка, — взволнованно облизав губы, прошептала Оксана то, в чем еще минуту назад вряд ли бы смогла признаться, — я знаю, это глупо… Но как только я увидела Лильку, то почувствовала что-то необъяснимое. Как будто нас что-то связывало… Звучит довольно бредово, я понимаю…

— Нет!

— Да! — стояла на своем женщина. — Но я не безумна. Не думай. Учителя каждый год проходят медосмотр у психиатра и нарколога, — рассмеялась она сквозь слезы. — Так что… я в здравом уме.

— И я не сомневаюсь.

Матвей запрокинул лицо Оксаны и приковал к себе внимательным, наполненным силой, взглядом. В этой силе тонули все её сомнения и все её страхи.

— Не сомневаюсь… Но, знаешь, я каждый день ругаю себя за то, что не встретил тебя раньше… И в общем-то понимаю, о чем ты. Может быть, я тоже безумен?

— Матвей… — Оксана закусила губу и положила свои ладошки поверх его рук.

— Почему нет? Я ведь тоже ощутил что-то странное. И с каждым днем это чувство лишь крепнет.

— И что же это за чувство? — прошептала Оксана, слизывая слезы.

— Чувство, что ты моя… нет, не половинка. Это глупо звучит. Просто… мой человек. Я тебя чувствую как-то иначе. Ярче, острее, чем всех других. Не знаю, как описать… Оно просто пришло — понимание того, что ты та, кого я так долго искал. С кем хотел бы провести жизнь и состариться.

— Осторожней, Супергерой, это звучит как…

— Предложение?

— Да, — всхлипнула Оксана и рассмеялась.

— А что, если это оно и есть? Ты согласишься?

Глаза женщины изумленно расширились. Она не ожидала. Вот так, глупо… просто не ожидала, что он предложит ей руку и сердце. И снова в ней всколыхнулся страх. Будь ты проклят, Букреев! Чтоб тебя черти жарили…

— Я боюсь…

— Я знаю! Да я и сам в ужасе. Даже руки трясутся со страха.

— Скажешь тоже… Ничего ты не боишься, — чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Оксана легонько ткнула Матвея в грудь.

— Как это? А если ты скажешь «нет»?

— Не скажу. Просто… давай пока не будем торопиться? Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

— Ладно, — легко согласился Матвей, а ей почему-то сделалось грустно. Глупо… Неужели ждала, что он примется её уговаривать? А он не стал. И даже отступил, выпуская ее из объятий.

— Эй… что ты делаешь?

— Помогаю тебе определиться…

Матвей стащил с нее майку и отбросил в сторону. Взвесил в чашах ладоней грудь, поймал ее взгляд и с силой выкрутил соски. Оксане было ужасно стыдно, но… она не могла скрыть — ей нравилась его грубость. Она её заводила. И Матвей это знал. Но в тот раз — он был мучительно нежным. Как будто давал возможность сравнить. И она таяла, плавилась в этой неге. Терялась в ласке сильных настойчивых рук, растекалась жидким огнем под его губами. Неторопливыми, но настойчивыми и жадными. Он поцеловал, кажется, каждый миллиметр её тела. Крутил, как ему было удобно, переворачивал. В какой-то момент Оксана полностью растворилась в происходящем. И все, что она могла — лишь кусать уголок подушки, глуша собственные крики и стоны.

— Нет… Нет, маленькая. Покричи… Сегодня можно…

Матвей отобрал у Оксаны подушку и, приподняв ее за талию, подложил ту ей под живот. Коснулся губами выступающих позвонков, пальцами скользнул между ягодицами. Оксана захныкала.

— Вот так лучше… — прошептал Матвей, ни на секунду не прекращая своих бесстыдных, порочных игр. Он стал ее ожившей мечтой. Во всем. Даже в тех моментах, о которых она и думать не смела. Стыдясь своих чувств и порывов.

— Матвей… — кричала она.

— Сейчас… Потерпи, моя сладкая девочка…

Мышцы поддавались нехотя, впускали его по чуть-чуть. Она кричала, хрипела, захлебывалась легкой, тянущей болью, но с радостью сдавалась ей в плен. Она плакала… От его нежности, от его страсти, от того, что он учил её… учил любви. Вытаскивал на волю все желания, что она давным-давно в себе похоронила. Исцелял… освобождая своей любовью. Давая вольную всем её чувствам.

Оксана неслась навстречу неизбежному. Рычала и кусала его сжатую в кулак руку, на которую он перенес свой вес, двигаясь в ней, как заведенный. Пока он не замер, тяжело дыша за спиной…

— Скажи, что любишь! — прохрипел, задыхаясь.

— Матвей…

— Скажи, что… ты… меня… любишь! — с силой толкнулся и вновь отступил.

— Я люблю тебя… — всхлипнула Оксана, не в силах противостоять его напору и тем чувствам, что рвали её на куски.

— Скажи, что выйдешь за меня!

— Господи, Веселый… что мы внукам-то будем рассказывать? Вот спросят они у тебя, как ты сделал мне предложение, и что ты ответишь? — сквозь стон рассмеялась Оксана.

— Что-нибудь совру… — Одной рукой он приподнял ее попку над постелью, второй безошибочно нашел изнывающий клитор. — Так как? Ты выйдешь за меня?

— Матвей… — захлебнулась восторгом Оксана и чуть подалась вперед.

— Выйдешь? — ущипнул, наказывая за медлительность.

— Да! — всхлипнула она, давая отмашку его бешеной страсти. — Да! Да! Да…

Она в ту весну как на крыльях летала. И это бросалось в глаза. Всем… Родители Оксаны с ума сходили от счастья. Еще бы — наконец их дочь не одна! Коллеги провожали любопытными взглядами и наверняка мыли ей кости. А ей было все равно. И только иногда улыбка Оксаны гасла. Обычно в эти моменты она вспоминала Бедина.

Он ей не звонил. Даже по делу о наркотиках она теперь общалась с другим человеком. Тем, кому он его поручил вести. От следователя Оксана узнала, что родители Киры — той самой девочки, которая первой рассказала ей о творившемся в гимназии беспределе, дали добро на дачу той показаний. Правоохранители вышли на сайт, через который распространяли наркотики, установили слежку за торговцами. Даже, возможно, вычислили того, кто проносил наркоту в гимназию. И вроде бы все двигалось к завершению, но чувство тревоги Оксану не покидало.

— Оксана Владиславовна, у нас ЧП…

— Лилька опять?

— Нет! Курянский!

— Снова подрался?

— В кровь! По-моему, он не в себе. Он даже на Ивана Петровича бросался. Мы вызвали его родителей.

Оксана вскочила и зашагала вслед за секретаршей. Наравне с Лилькой Миша Курянский был их вечной головной болью. Фактически, до ее появления — этот парень был единственным, кто вызывал серьезные опасения у их психолога и педагогов. Сын именитого борца, он был слишком агрессивен. Чересчур… По этому поводу они имели с матерью парня неоднократные беседы. Которые, впрочем, оказались совершенно безрезультатными. Эта тихая женщина не имела на сына абсолютно никакого влияния. А отцу Миши было не до посещения школы.

— Что здесь происходит?

Проигнорировав ее вопрос, парень сплюнул кровь прямо на натертый до блеска кафель кабинета медика. Оксана нахмурилась от такой наглости и перевела взгляд на школьного психолога, которого пригласили сразу же, как и всегда в таких случаях.

— Молчит, как рыба об лед.

— Миш, — начала по-доброму Оксана, — ну, вот что ты мне прикажешь с тобой делать?

— Можешь мне отсосать, — скаля залитые кровью зубы, заржал мальчишка. Глаза Оксаны шокировано распахнулись. За всю свою педагогическую карьеру она еще не сталкивалась с таким отношением. Холодок прошел по спине.

— Что ты себе позволяешь, щенок? — вмешался в разговор стоящий чуть позади Иван Петрович.

— Не нужно, — Оксана оглянулась к взбешенному охраннику и в предупреждающем жесте коснулась руки.

— Да он не в себе!

— Вот и зафиксируйте этот факт. Зоя Константиновна, что сказали родители? Когда нам их ждать?

— Отец обещал подъехать с минуты на минуту.

— Отец? — синхронно переспросили Оксана и сам Курянский.

— Матери я не дозвонилась, — подтвердила секретарша.

— Хорошо. Возможно, так даже лучше.

Оксана отвела взгляд от Зои Константиновны и натолкнулась на взгляд хулигана. Его зрачки были ненормально расширены, но не это испугало Оксану больше всего. Ненависть… В его глазах плескалась лютая, черная ненависть. Оксана отшатнулась. Коснулась дрожащей рукой беззащитного горла, в которое, казалось, он только и ждал, чтоб вцепиться.

— Я буду у себя, — бросила, с трудом сохраняя достоинство, — когда господин Курянский появится — проводите его в мой кабинет.

— Не вздумай! — рыкнул Медведь, когда Мат уже хотел было вывалиться из машины. Матвей обернулся, метнув в друга злой, непонимающий взгляд. — Остынь! — добавил Василий, шаря глазами по его лицу в попытке найти остатки хваленого контроля Веселого.

Матвей выругался. Снова впялил взгляд в окно. Там, чуть в стороне, в небольшом парке, разбитом вокруг гимназии, его женщина о чем-то тихо переговаривалась со своим бывшим мужем. Тем самым, которого они подозревали в крышевании торговли наркотиками…

— Дерьмо!

— Послушай, ну, мало ли! Может, просто встретились!

— И вспомнили прошлое? — прохрипел Матвей, не отрывая взгляда от парочки. С такого расстояния было не разобрать, что там происходило. И даже бинокль не спасал — их надежно скрывали колышущиеся ветки деревьев.

Матвей не знал, почему снова поставил под сомнение порядочность женщины, с которой он хотел связать жизнь. Так-то в ней сомневаться не приходилось. Мат сердцем чувствовал, что она не могла принимать участия в происходящем. По своей воле — так точно… Да и никаких доказательств ее связи с наркоторговцами они так и не нашли. А вот сам Букреев, тот, конечно, здорово облажался. Кто-то пас его. И пас хорошо. Качественно. Профессионально. По всему выходило, что он в разработке у каких-то крутых ребят. Может быть, в службе внутренней безопасности, или даже у кого-нибудь посерьезнее. Матвей бы уже давно все выяснил, были у него подвязки в этих ведомствах. Но в силу вступил закон подлости — один из знакомых слег в больницу с воспалением легких, второй — улетел в отпуск.