— О как… Полюбила… кажется…

— Прости. Пожалуйста, прости… Я не знаю, как так вышло. Я даже не знаю, выйдет ли… Просто не могу тебя обманывать. Не хочу…

Он дернулся всем телом. Отступил. Сделал шаг назад, задевая обеденный стол, заставляя со звоном подпрыгнуть приборы.

— Жора, — сглотнула Оксана. Господи, ужас какой… Как страшно! Она не догадывалась даже, она даже предположить не могла, что это будет так изматывающе тяжело. И больно. Её как будто без ножа резали. А его?

Кадык Бедина дернулся. Он отвернулся резко и молча пошел прочь. На несколько секунд Оксану как будто парализовало, и она так и стояла посреди кухни, не в силах ни выдохнуть, ни вдохнуть, но потом все же отмерла и бросилась за ним следом. Замерла в дверном проеме, наблюдая, как тот обувается.

— Жора… Не надо… Пожалуйста…

Оксана и сама бы не смогла ответить, о чем она просила Георгия. Просто не могла, эгоистично не могла отпустить его вот так. В таком состоянии. Расстаться с ним на такой ноте. Но он тряхнул головой, отметая ее дальнейшие возражения. Щелкнул замком и вывалился прочь из её квартиры.

Ноги не держали. Оксана привалилась к стене, но и это не помогло. Тогда она просто скатилась вниз по стеночке и, уткнувшись лицом в колени, тихо заплакала.

Что она наделала? Что она наделала, господи?!

А потом будто осенило! Ну, ведь дура! Куда она его отпустила? В таком состоянии… за руль! Тревога костлявой рукой сжала сердце. Оксана вскочила с пола и на негнущихся ногах побежала к окну, выискивая взглядом Жоркин Лексус. Человеку с его должностью нельзя было светить дорогие игрушки. Поэтому свою машину он записал на зятя. Странно, почему она вспомнила об этом в такой момент? Какие глупости только не лезут в голову, когда, кажется, вся жизнь летит псу под хвост. Лексуса Оксана так и не обнаружила. Потом догадалась, что Жорку мог привезти и водитель, он ведь после командировки! Наверняка ездил на служебной. Выдохнула с облегчением. Осела на отодвинутый стул. Несколько минут назад на нем сидел Бедин. И, наверное, прокручивал в голове свое предложение, надеясь, что она обрадуется. Яшка запрыгнул ей на колени.

— Господи, боже мой… — всхлипнула Оксана, прижимая к себе кота. Как так получилось? Как они пришли к этой точке? В тот момент она почти ненавидела Матвея за то, что он вошел в ее жизнь и все в ней перевернул. Хотя… ну, в чем заключалась его вина? Ведь если бы она сама не захотела, ничего бы и не было, так?

Проклятье! Ну, почему? Почему? Почему Жорка не сделал ей предложение неделей раньше? Может быть, она бы и не взглянула на Веселого! Просто знала бы уже, что принадлежит другому, и смотрела бы на мир уже совсем другими глазами. Будучи не чьей-то грязной тайной, которую впереди ждет одинокая старость. А будучи невестой достойного человека. Его любимой…

Черт! Он ведь даже этого никогда ей не говорил! Да, защищал, да, покровительствовал. Но никогда не говорил о любви, о будущем, о своих планах… А ей, как и любой другой женщине, все же нужны были эти слова. А ей так нужно было чувствовать себя единственной! Так чертовски нужно…

Матвей дал ей то, что никто и никогда не давал. Уверенность в том, что она желанна. Это чувство таилось в его глазах… Проявлялось в его дерзости и бескомпромиссности. В диком голоде взгляда. Рядом с ним она чувствовала себя на вершине мира. Самой лучшей, самой сексуальной, самой необходимой ему… Рядом с ним её мечты оживали и казались такими реальными…

Жорка… Милый Жорка… Ну, почему ты так долго тянул? Почему вообще не озвучивал своих мыслей? Жорка…

Растирая по лицу слезы, Оксана тяжело поднялась. Открыла шкафчик, достала початую бутылку Мартини. Плеснула в обычный стакан, добавила сока грейпфрута и выпила залпом, как водку. А потом долго сидела у окна, вспоминая, как все начиналось.

Бедин спас ее от мужа, когда в полном отчаянии она уже почти решилась на самоубийство. Когда в какой-то момент просто поймала себя на мысли, что все чаще прикидывает в уме, а выдержит ли её вес крюк, к которому крепится люстра. Выносить побои и унижения уже не было сил. Депрессия от потери ребенка все сильнее затягивала. И даже страх расправы над родителями и братом Оксану больше не мотивировал. Если бы её не стало — им бы вообще перестало что-либо угрожать. Так было бы лучше для всех. Вот как она думала.

Все случилось довольно банально. В то утро внук Бедина сорвал ей урок, пребольно стрельнув ей в щеку из рогатки. По сравнению с теми синяками, что ей оставлял муж — травма была так себе. Оксана и не расстроилась даже. Но Георгий почему-то решил, что должен её навестить, извиниться и предложить помощь. Она никогда не спрашивала, откуда он тогда узнал ее домашний адрес. А теперь и не спросит. Да и не важно. Главное, что он приехал. Она же… когда открывала, совсем не в форме была. За несколько минут до этого Букреев здорово над ней поиздевался и куда-то ушел. Видимо, водка закончилась. В общем, когда в дверь постучали, Оксана вскочила с дивана, на котором отлеживалась, и понеслась открывать, в абсолютной уверенности, что это вернулся муж. Но это был Бедин, который, увидев её, сначала шокировано замер, а потом учинил самый настоящий допрос. Странно… Но до этого случая Оксана никогда и никому не рассказывала о своей жизни. А с ним — как будто прорвало. Она уже и не помнила, что ему говорила, захлебываясь слезами. Наверное, все… потому что больше не могла это держать в себе. Потому что была на пределе. Наверное, это понял и Бедин.

— Собирайся! — приказал он, резко переходя на «ты».

— К-куда?

— Ты больше с ним не останешься. Хватит. Нажилась.

Вот так, просто, ее мученья закончились. Оксана никогда не спрашивала, на что Бедин надавил, на какие болевые точки нажал, но больше ее муж не беспокоил. Несколько месяцев ей понадобилось на то, чтобы просто поверить в собственную свободу. Она словно заново училась жить, дышать…

В тот самый первый вечер Георгию её везти было некуда. Поэтому он снял небольшой номер в гостинице, но уже к вечеру следующего дня позвонил и сказал, что подыскал для нее небольшую квартирку неподалеку от гимназии. И лично приехал, чтобы помочь Оксане с переездом. С тех пор он бывал у нее довольно часто. Она не задавалась вопросом, почему так. А когда он первый к ней потянулся — не стала отказывать. В конце концов — собственное тело было такой мизерной платой за то, что он для нее сделал! В тот момент Оксана отдала бы Бедину даже почку, если бы та ему только потребовалась. Так сильна была её благодарность.

А потом… потом это переросло во что-то большее. Значимое…

Позвонить ему? Чтобы просто узнать, как добрался… Но… Оксана никогда ему не звонила первой, опасаясь, что увидит жена и станет задавать вопросы. Но ведь сегодня вроде как форс-мажор. Может себе позволить? Стакан опять опустел, Оксана подлила. Бросила взгляд на часы, мигающие в темноте на духовке. Десятый час — вроде не так уж и поздно. Только она взялась за трубку, как в дверь позвонили. Оксана пошла на звук, выглянула в глазок и с шумом выдохнув, открыла.

Что-то было не так…

— Жор? Жор… тебе нехорошо?

— Мне плохо… Мне очень… очень плохо…

— Я позвоню в скорую, — Оксана дернулась, но Георгий не дал. Схватил за руку и дернул на себя. В нос ударил запах крепкого алкоголя и сигарет.

— Господи, ты что, напился? Жорка…

— У вас рюмочная на углу… — прохрипел тот, цепляясь за нее руками.

Знала она, о каком заведении Бедин говорил. Но как же сложно было его в нём представить!

— Там же такая дыра, Жорка…

— Почему… Скажи, почему? Я… зачем ты была со мной? И почему теперь… Ты… разве не знаешь, что в мы в ответе за тех, кого приручили?

И снова эти больные, растерянные глаза, теперь еще мутные от выпитого алкоголя. Ей не хватало сил, чтобы выдержать этот взгляд. Ей не хватало слов, чтобы все объяснить. И вина бетонной плитой придавливала Оксану к полу.

— Что уж теперь… — только и сказала она.

— Я думал… ты меня любишь. Дурак, да?

— Нет! Не дурак… Может быть, это я дура.

Сдерживаться становилось все трудней. Ей и так не хватало решимости, а тут… И вовсе. Хоть бери и плач.

— Значит, мы оба дураки… Все испортили… Оксан, а он тебя будет любить так, как я? Мне кажется, я никого и никогда так не любил… И ведь не полюблю уже. Сколько тут мне осталось?

Оксана сжала дрожащие губы в тонкую линию. И осторожно, едва касаясь, скользнула руками по крепким плечам, к бритой почти под ноль голове. Он даже подстригся, перед тем как сделать ей предложение. Так… мучительно трогательно, а она…

— Хороший мой, ну… Не надо. Пожалуйста… — голос сорвался.

— Он молодой?

— Да какая разница?

— Нет. Ты мне скажи. Молодой… чем взял-то? Где я не дожал? Что упустил? Ну, ты ж не девка ветреная, Оксана… Так, значит, это я сплоховал?

Оксана уже в голос плакала. Её подрывало все сильней и сильней. И он, кажется, плакал тоже. Это даже не скальпелем по живому, ровненько надрезая. Это с мясом… То, что вросло в тебя.

Господи, зачем она это все затеяла? Зачем?!

— Т-ты никогда не говорил мне, что любишь. В-вот только сейчас. В первы-ы-ый раз. И н-не о-обещал н-ничего. А мне т-тридцать шесть, Жор… Я п-пеленки стирать х-хочу-у.

— Кто ж их стирает? Сейчас памперсы на каждом углу продают…

— З-значит, памперсы. П-памперсы хочу менять. И есть готовить. Каждый д-день кого-то с работы встречать. Носки стирать х-хочу-у. И ч-чтобы я одна у него была. Одна… Я же всю жизнь на вторых ролях, Ж-жора-а. Всю свою жизнь…

Она запиналась, глотала слезы. Растирала их по уже успевшему опухнуть лицу.

— А чего молчала? Про детей и… вообще… — пока они стояли, Жорку окончательно развезло.

— А как бы я тебе сказала, Жора? Я для тебя кем была? Любовницей. Развлечением…