Травести-шоу? Ты вообще серьезно, Связерский? Ему ведь двенадцать!

— Я…

— Нет-нет, послушай… Кажется, я понял! Ты думаешь, что я не интересовался тобой потому, что ты недостаточно для меня хорош? Угадал? Окей, — Богдан развел руками, — спешу тебя разочаровать. Все совершенно не так! А правда в том… — вот же дьявол, он что, плачет? — в том, что это я… я был недостаточно хорош! Для тебя, для твоей матери! Я в это свято верил, как и ты сейчас… Да только это все дерьмо. Дерьмо собачье…

— Пап, — сглотнул Марик, сползая с кушетки.

— Что?

— Ты не дерьмо…

— Хочется верить. — Связерский отвернулся. Стряхнул с глаз предательскую влагу, опасаясь, что еще немного, и он развалится на части прямо здесь, в присутствии сына.

Где-то вдалеке прогудела серена — новый период начался. Марк прохромал к отцу и похлопал его по плечу. Рита, стоящая в коридоре, сползла по стенке и спрятала лицо в согнутых коленях. Она могла только представить, какой Армагеддон происходил сейчас внутри у Связерских. Отца и сына. И если он хоть на сотую долю походил на тот, что скручивал ее внутренности прямо сейчас — им было очень и очень плохо. Эта стихия была безжалостной. Она рушила все на своем пути, сметала все блоки и все барьеры. Она обнажала душу, сдирала струпья с ран и выпускала боль наружу.

— Знаешь, что самое сложное, когда уже вышел за рамки собственных комплексов?

— Нет.

— Понять, кто ты.

— А что здесь понимать? — пожал плечами Марик, — Ты мой папа.

Связерский медленно обернулся. Его глаза все еще влажно поблескивали. Секунду он растерянно смотрел на сына, а потом в уголках его сурово сжатых губ стала зарождаться улыбка. Она наползала и ширилась, обнажая крепкие белоснежные зубы и что-то большее. Возможно, какую-то потаенную часть его заблудшей души. Он отвел взгляд. Вернул на голову бейсболку и медленно-медленно кивнул:

— Да, я твой папа. И знаешь, что?

— Что?

— Это лучшее, что со мною случалось.

В пиццерии, куда ребята из их команды поехали отмечать заслуженную победу, было не протолкнуться. Мальчишки, возбужденные победой и присутствием на своей сходке великого спортсмена, были уж слишком взбудоражены. Впрочем, как и их родители. Рита ковыряла приборами свой кусочек, то и дело переглядываясь то с Богданом, который вступил с другими родителями в жаркий спор относительно преимуществ ловли раков на живца, то на сына, бросающего заинтересованные взгляды на симпатичную девочку за соседним столом.

— Ну, че залип? Слабо пойти познакомиться? — подтрунивал над Мариком один из дружков.

— Вот еще. А вдруг окажется, что она ТП?

— Нашел проблему, — заржал мальчишка, — отпишешься от нее в Инсте — и все дела.

Рита моргнула. Какая-то важная мысль пронеслась в её голове. Пронеслась так быстро, что она едва успела уловить отголоски ее движения.

— Рит…

— Ммм?

— Слушай, детка, у меня в пять утра самолет.

— Да? Я тоже устала. Но Марика, похоже, отсюда так просто не увезти… — Марго кивнула в сторону сына, который как раз подошел к той самой девочке.

— Оу, — ухмыльнулся Связерский. — Слушай, а может, мы его кому-нибудь перепоручим?

— Как это?

— Ну, есть же тут родители, живущие неподалеку от нас? Пусть парень развлекается, а мы… — Богдан дурашливо пошевелил бровями, но почти в тот же миг стал предельно серьезным. — Этот день меня доконал. И я ужасно… просто ужасно по тебе соскучился.

Рита с сомнением покосилась на Связерского, но все же отправилась на поиски семейной пары, живущей как раз на их улице, а заодно и предупредила сына, что они с отцом уезжают.

А дома… дома их настигла страсть. Три месяца — большой срок для любого мужчины. Три месяца для плейбоя — почти приговор. Он даже толком не давал ей отдышаться. Сталкивал в очередной сладкий, тягучий экстаз и снова заставлял подняться на пик наслаждения. И так до полного изнеможения, пока от криков Рита не сорвала горло.

И через весь этот пир плоти звенела тревожной ноткой та самая неуловимая мысль. Она кружилась в голове и не давала покоя.

Выйдя из душа, Рита подошла к трюмо и покрутила в руках баночку с кремом. Ноги до сих пор дрожали, а в теле ощущалась приятная усталость.

— Знаешь, чтобы нынче расстаться с девушкой, оказывается, нужно просто отписаться от нее в Инстаграм.

Сонный расслабленный Связерский сыто потянулся, прикрыл глаза и прошептал:

— Плох тот мир, в котором так легко вычеркивают людей из сердца, — и уснул.

А Рита еще долго не могла сомкнуть глаз. Она бродила по квартире, копаясь в себе, переживая снова и снова свои обиды. Уже и Марк, вернувшись домой, поплелся спать, и луна взошла… А она все размышляла, в попытке найти ответы.

Что ей не давало двигаться дальше? Почему она с таким упорством цеплялась за свои обиды и прошлое? Почему никак не могла переступить через них и броситься в любовь с головой?

Она хотела гарантий. Да… Вот только в любви их никто не давал. Любовь и боль — две стороны одной медали. И ты рискуешь всегда. Каждый чертов раз. Неважно, с обычным сантехником или со звездным спортсменом. Нет никаких маркеров, позволяющих сказать «Вот! С этим парнем ты в безопасности». Потому что, любя, ты всегда под угрозой. Твое сердце, твои мысли, твой покой… они уже тебе не принадлежат. И потому, возможно, люди стали избегать чувств. Начали просто вышвыривать друг друга за борт при малейшем намеке на угрозу. Покидать без сожалений, придумав себе сказочку о «любишь — отпусти». Отношения обесценились. Душевная близость стала ненужной. Зачем впускать кого-то в сердце, если спустя год или два ты с легкостью вычеркнешь человека из жизни? Переступишь через общее прошлое быстро и легко. Не оглядываясь…

И что это за жизнь? Разве о такой ты мечтала девчонкой?

— Нет… — прошептала вслух Рита. — Нет!

Она медленно развернулась и побрела в спальню. В окно проникал таинственный лунный свет. Голые беззащитные в отсутствие одежд ветки деревьев отбрасывали на постель и по полу длинные колышущиеся тени.

Ее мечта спала на спине, закинув мощную руку за голову и чуть согнув ногу в колене. Её мечта была так близко, что её можно было коснуться ладонью и даже переплести с ней пальцы. Рита осторожно забралась в постель и, устроившись на боку, заглянула своей мечте в лицо. У неё были длинные ресницы, крупный нос и шрам, пересекающий бровь. Рита легонько коснулась пальцами отметины. Мечта пошевелилась, открывая мутные со сна глаза.

— Что ты делаешь? — мечта заговорила и, как кошка, потерлась лицом о ее пальцы.

— Думаю подписаться на тебя в Инстаграм, — прошептала Рита и улыбнулась.


Эпилог.


— Ты не мог бы говорить погромче? Что ты сломал? — прошептала Рита, отходя подальше от процедурной, у которой, как обычно, столпились не замолкающие ни на секунду люди. В руках она сжимала папку с результатами анализов и довольно увесистую сумку, а потому трубку ей приходилось удерживать плечом, что тоже не добавляло четкости звуку.

— Руку. Поломал руку… Ты что, не смотрела игру?! В последнем периоде этот сраный Макдермонд запутался в собственных паршивых ногах и завалил на лед нас обоих! Вот так это и случилось.

— Постой. Кто поломал руку? — насторожилась Рита.

— Я! Кто ж еще?! Говорю ведь — в последнем периоде Макдермонд…

— Какой, на хрен, Макдермонд, Связерский?! — зашипела Маргарита в трубку. — Ты хочешь сказать, что будешь на собственной свадьбе с поломанной рукой?! Мало мне твоих фингалов?

— А вот это обидно, — притворно возмутился Богдан, — вообще-то я надеялся, что ты меня пожалеешь.

Рита подперла спиной стенку в коридоре и уже хотела было выдать очередную колкость, за которыми она по привычке прятала свои истинные чувства, но в последний момент передумала. Вздохнула тяжело и прошептала:

— Я переживаю, малыш. Очень… Сильно болит?

— Да нет! Мне Машка больное место уже раз пять поцеловала. Самая действенная анестезия!

— А она случайно не может сделать так, чтобы косточки срослись, и ты влез в тот чудный костюмчик от Тома Форда? — улыбнулась Рита сквозь слезы. В последнее время она стала очень чувствительной и слезливой. А тут еще столько поводов поплакать! Она не влезает в платье. Бо не влезает в смокинг… Необходимые для украшения зала цветы не находятся в нужном оттенке. А на острове, где они должны были провести медовый месяц, случилось наводнение. Хоть вообще все отменяй, к чертовой бабушке!

Всхлипнула.

— Эй… Детка? Все хорошо?

— Нет! Все плохо, вообще хуже некуда!

Рита уселась на подоконник и вытерла потекший нос. Они поженились с Богданом еще в феврале. Расписались в одном из ЗАГСов, отметили это дело на даче в присутствии самых близких. Бо надел ей свое кольцо, которое из-за размера камня мог видеть, наверное, и в Вашингтоне, и которое теперь никак не снималось с опухших пальцев… Они поторопились расписаться для того, чтобы им с Марком было проще оформить американские визы. А вот положенное Богдану по статусу торжество запланировали на июнь. И вот теперь все пошло псу под хвост. Рита всхлипнула еще громче.

— Девушка, у вас все в порядке?

Марго кивнула головой и, тронутая заботой постороннего человека, опять заплакала.

— Эй… Солнышко, ну, что случилось? Ты не хочешь оставлять фирму на Игоря, да? Боишься начинать заново?

— Ничего я не боюсь! Просто это не так-то и просто. Другой климат, другая почва и растения… Мне придется учиться по новой!

Ненадолго в трубке установилась тишина. А потом Богдан пробормотал: