Рита находилась в такой прострации, что даже не заметила, что Связерский плачет. Трахает ее с силой, а слезы катятся из его глаз. Острое, грязное, животное желание будто смыло волной. Рита разжала вцепившиеся в столик пальцы и всем телом подалась вперед. Обняла его. Прижала к себе. И он снова плакал. А она укачивала его в руках и шептала:

— Все будет хорошо, все будет…

— Скажи, что ты дашь нам шанс. Даже если ты мне соврешь — скажи… Я не смогу справиться с этим всем без тебя. Я не такой сильный…

— Я дам нам шанс… — прошептала Рита, слизывая слезы. Свои… или его — неважно.

Богдан с хрипом втянул кислород и снова в нее толкнулся.

— Я буду таким хорошим, как ты захочешь. Ты будешь мною гордиться! Только не бросай меня… Я не могу больше один. Не хочу…

Она ничего перед собою не видела. Слезы размывали картинку. Сейчас Богдан напоминал ей испуганного ребенка, а не взрослого состоявшегося мужчину. Сколько раз, будучи малышом, он это говорил своим непутевым родителям? Сколько раз…

Дерьмо!

Наверняка, завтра он пожалеет о сказанном. Устыдится такого срыва. И она, может быть, тоже сто раз обо всем пожалеет. Но сейчас…

Рита сжала его плоть мягким захватом. Раз, и еще разок… Пока он не забыл о разговорах и не стал врываться в нее, окрашивая ночь сиплыми, рваными звуками, как дикарь кусая кожу, оставляя на ней следы, не оставляя ни капли пространства, ни одной единственной мысли, заполняя собой так тесно — всю, безвозвратно.

Их оргазм получился вымученным, даже болезненным. Это не удовольствие — скорее необходимость на грани смерти. И все… их как будто выключило. Предохранители перегорели. Они только и успели упасть на кровать и моментально забылись вязким, глубоким сном.

Разбудил Риту будильник. Она поморщилась, потянулась к телефону рукой, а наткнулась… Отдернула руку, широко распахнула глаза, глядя на порядком помятого Связерского.

Молчали долго. Не было слов. Все произошедшее накануне было слишком. Надрывно, неизбежно… предопределенно. Вот только, что дальше?

— Завтрак?

Богдан покачал головой:

— Мне бы к себе попасть, переодеться, а потом… Морг, я не знаю… Поминки.

Маргарита кивнула.

— Рит…

— Не надо, — прошептала она, — потом поговорим. Сейчас не до этого.

Связерский сглотнул. Выглядел он после вчерашнего не лучшим образом, да только ничего это не меняло. Сердце, один черт, колотилось, как сумасшедшее, а все внутри замирало.

— Ладно, — наконец сказал он, — но… у нас точно все хорошо?

Рита с трудом выдавила улыбку и кивнула.

— Собирайся, я тебя отвезу, куда скажешь…


Глава 22


Маргарита сидела за своим рабочим столом, изо всех сил стараясь сосредоточиться на дедндроплане одного из своих последних проектов. Но мысли разбегались, и сосредоточиться на работе не выходило. Все так запуталось…

Тренькнул скайп, сообщая о приходе нового посетителя. Рита растерла переносицу и дала секретарю мужественную команду впустить.

— Пит? — удивилась она, завидев на пороге мужчину. Уж кого она не ожидала увидеть — так это Ставински. Не представляла, как будет смотреть ему в глаза после ночи, проведенной с Богданом. Было очень неловко, несмотря даже на то, что между ними ничего толком и не было. Но все же она давала авансы. И по большому счету, переспав с другим мужчиной — поступила по-свински.

— Привет, красавица. Милое местечко…

— Спасибо. А ты… ты здесь какими судьбами? У меня очень важный проект и…

— Я тут случайно имел разговор с Дагом… — перебил мужчина.

— Дагом? Агентом Богдана?

— Ага… — кивнул головой Пит и перекатил жвачку во рту. — Он и мой агент.

— И?

— Ты знаешь, какое дерьмо случилось у Бо?

— Да… Да. Я в курсе.

— Он там совсем один… — как бы между прочим обронил Пит, с деланным интересом рассматривая дипломы и грамоты, развешанные по стенам её кабинета. Рита отложила карандаш. Откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди. Она либо вообще ни черта не понимала, либо, наоборот, наконец, уловила смысл.

— Почему бы тебе не поехать к нему? — сощурилась она, сверля хоккеиста взглядом, — он ведь твой друг. Твоя поддержка для него будет очень важна.

— Я-то, конечно, поеду. Но ему сейчас нужна ты. Семья… понимаешь?

— У нас нет семьи… — непонятно почему разозлилась Рита. Ведь несколькими минутами ранее она и сама всерьез размышляла над тем, чтобы все к чертям бросить и поехать к Связерскому.

— Ты нужна ему, — игнорируя ее слова, повторил Пит.

Рита встала. Нервным движением перекинула волосы за спину и отвернулась к большому окну. Соль в том, что она была нужна Богдану лишь вот в таких ситуациях… Ситуациях, с которыми до сих в нем живущий ребенок — забитый и никому не нужный, не мог справиться самостоятельно. Рита всю свою жизнь, за исключением тех тринадцати лет, когда у Богдана с виду было все хорошо, выступала в качестве его жилетки. Именно с ней он делился своими проблемами, именно на нее он вываливал все свое дерьмо, все страхи и комплексы… Но счастье разделить не пожелал.

Мачо… Весь из себя… Плейбой чертов! Он хорошо справлялся со своей ролью. Так хорошо, что даже она поверила. А на деле… На деле он оставался все тем же маленьким мальчиком с гигантскими комплексами. Мальчиком, который искал сокровища по всему миру, хотя они валялись у его ног! Мальчиком, любовь к которому стала ее проклятьем.

Рита снова подошла к столу. Схватила сумочку.

— Ты на колесах?

— Ага…

— Едем. Я сяду за руль — ты не знаешь города.

Пит не возражал.

Пока они добирались до кладбища, на улице собрался дождь. Воздух стал влажным, густым. Он забивал легкие, но не насыщал кровь кислородом. Рита остановилась у ворот в попытке отдышаться. Вскинула взгляд на Пита — тот тоже заметно нервничал. Пахло дикой гвоздикой и надвигающейся грозой. По будто свинцом затянутому небу пробегали короткие всполохи молний. Тучи были такими плотными, что через них не могло пробиться даже высокое полуденное солнце. Яркие краски лета как будто смазались. Заштриховались унылым серым. Размазались четкие контуры памятников, фигуры людей и деревьев. Рита вошла в ворота и побрела по дорожке.

Народу было немного. От силы человек десять. Рита с трудом узнала в рыдающей женщине чудовищно постаревшую, изможденную мать Богдана. Сердце, что есть сил, застучало. Пророкотал гром, брызнули первые капли дождя, зашумели безрадостно.

— Вот он… Чуть в стороне. Иди! — скомандовал Пит, подталкивая Риту в спину.

И правда. Богдан стоял поодаль, возможно не желая показываться родственничкам на глаза. Рита подошла со спины. Она не знала, что сейчас чувствует. Её сердце рвалось на куски. Прав Связерский. Марго жалела его.

Рита протянула ладонь и коснулась мужчины со спины. Его тело было напряженным, твердым, как мрамор.

— Ты пришла…

— Я пришла. Не могла не прийти…

— Снова жалеешь?

— Не знаю. Просто чувствую, что нужна тебе.

— Считаешь меня слабаком, после вчерашнего?

— Нет. А теперь давай помолчим…

Связерский сглотнул и, помедлив секунду — кивнул, соглашаясь. Дернул воротничок на рубашке. Переплел их пальцы. На них стали обращать внимание, то и дело бросая в их сторону заинтересованные взгляды. Начавшийся дождь прекратился, так и не пролившись на землю. Но черные тучи говорили о том, что это всего лишь отсрочка.

— Какого черта они…

Богдан сделал шаг вперед и с такой силой сжал руку Марго, что кисть прострелило болью.

— Кажется, собираются поминать…

— Водкой?! На кладбище?!

— Некоторые так делают… — пробормотала Рита, не то, чтобы оправдывая происходящее, но Связерский ее уже не слышал. Он катком пёр вперед, поскальзываясь на размокшей глинистой почве и едва не падая.

— Ну-ка, забирайте все это дерьмо, и чтобы вашего духа здесь не было! — прорычал он.

— Да вы поглядите, кто явился, люди добрые! Неужто наш блудный сынок? Во! А я вам что говорил?! Это я его вырастил! Я! — бил себя в грудь пьянчуга.

Богдан обернулся, впервые за столько лет заглянув в глаза отцу. Рита держала его за руку, опасаясь, что тот наломает дров. Ничего не понимающий Пит тоже подошел на всякий случай поближе.

— Убирайтесь отсюда. Даю две минуты, — мертвым голосом проговорил Богдан.

— Сынок… Ой, сы-ы-ы-нок! — влезла в разговор его мать, — да мы ж по маленькой. Помянуть ведь… святое дело.

Лицом Богдана пробежала мучительная судорога. Несколько секунд он, кажется, даже сказать ничего не мог. Лишь шевелил губами.

— Водки на кладбище не будет. Я… так… сказал.

— Итить его… Во, раскомандовался! А ты кто такой… носило его где-то десять лет, а тут — здрасти, нарисовался! Командует!

Богдан снова дернулся. Рита повисла у него на руке. Крупные капли опять забарабанили по крышке опущенного в яму гроба. Копачи перетаптывались с ноги на ногу, не решаясь продолжить работу.

— Заканчивайте, — скомандовал им Богдан. — А вы уебывайте отсюда. Ну, живо, все! Пошли на хер…

— Тише-тише, хороший мой… Тише… — шептала Рита, навалившись ему на грудь и удерживая мужчину из последних сил. Ноги ехали по земле, каблуки застревали. Её трясло от происходящего. От этой грязи, в которой он не хотел, чтобы она запачкалась. От ужаса и боли. А потом среди людей заплакал ребенок. И Богдан замер. Опустил ресницы, поймав полный слез взгляд маленькой крохи.

— Убирайтесь, — устало повторил он, не сводя взгляда с малышки.