«Боль уходит, становится сладкой, когда прижимаешь к себе родившегося карапуза» – вспомнил я объяснения Веры. Аглая не прижимала…

Неужели, отец не знал с кем живет? Неужели, не знал о последствиях, случившихся с этой семьей? Хорошо, я допускаю, что мог не знать подробности происшедшего с Аглаей лично, он мог вообще ей не интересоваться, но о самоубийстве мужа должен был знать, обязан! Погибло два взрослых мужика, неужели он не поинтересовался о родственниках, не справился о вдовах, не предложил помощь? Судя по всему, нет, черт побери!

Как там сказала Марья Васильевна, Лапиным не отмолить вины, так кажется? «– Ты прав, Юма, дерьмище поплыло, только плотину разорвало в другом месте. Не отмыться теперь».

Глава 25 Аглая

Его возвращение я пропустила. За час до ужина спустилась, вышла на террасу и увидела Сашу, загоняющего «Гелендваген» в подвал. Значит не на «Порше» ездил. Интересно… я думала, он в офис катался.

Ужинала в одиночестве, Ярослав так и не спустился. Хотела послать за ним, да передумала – время приема пищи не поменялось. А когда закончила, встретила водителя, шагающего в кухню.

— Вы ещё не уехали? — удивилась.

— Ярослав Николаевич попросил задержаться.

Я заспешила в кабинет, именно оттуда, судя по всему, и шествовал Саша, а это значит, Ярослав сейчас там. Дверь приоткрыта, толкнула – нет его. Вряд ли он проскочил незамеченным, даже если бы вышел вслед за водителем. Деться ему некуда, я решительно пересекла кабинет и распахнула дверь в библиотеку. Тишина. Ну, не в шкафу же он от меня прячется!

В холл вышла через библиотеку, напротив санузел – заперто. Дураку понятно, там он от меня и скрылся, сомневаюсь, что ему резко приспичило. Да так что, заслышав мои шаги в холле, Ярослав технично слинял. Интересно, если я подожду под дверью, сколько времени потребуется, чтобы его оттуда выкурить? Проверять не стала. Происходящее навеяло далеко не радужную картину: набившая оскомину любовница преследует «бедного мальчика».


Бокал вина, который я прихватила с собой в ванную, казалось помог расслабиться. Я намеренно включила себе звуки природы и под щебетание птиц, перемежавшихся с шелестом листьев, откинулась на бортик. Прикрыла глаза, попыталась отогнать мысли. Все мысли о Ярославе. Соловьи, иволги – о них думай. От масла тянулся аромат пачули и мускуса. Прокрадывался в ноздри, щекотал. Переборщила. Я всегда любила понежиться в ванне, подростком так вообще забиралась с книжкой и читала, подбавляя горячую воду, до морщинистой кожи.

Подхватила бокал, наклонила к себе, сделать глоток, как он неожиданно лопнул в моих руках. Один крупный осколок проехался по коже, оставил бороздку, бракуя область моего декольте, и спикировал в воду. Вино залило грудь, брызнуло на пену, которая тотчас растеряла свою пышность. Я поежилась, глядя на эти «кровавые» следы в пузырьках, поднялась, дернула пробку. Осколков было три, если не считать ножку. Я сложила их в раковину и провела пальцем по груди, размазывая выступившую кровь. Встала под душ, а потом нашла в шкафчике перекись и обильно смочила ей ватный диск.

Кровь удалось остановить, но красный след пореза на белой коже слишком заметен. Такой минимум неделю заживать будет, а то и две. Плевать. Это просто тело, хуже рубцов на сердце нет ничего.

Он не приходил. Я ждала, хотя поначалу обманывала себя, утверждая, что это не так. После согласилась: мне интересно какого лешего он выдумал играть со мной в прятки. А потом поняла – вранье. Любопытно, конечно, но жду не за этим. Кажется, я готова открыться, заработать себе ещё один рубец. Глупая. Слабая и глупая самка, вообразившая себя сильной.

Луна этим вечером была какой-то нереальной. Огромной, неестественно яркой. Небо ещё не успело потемнеть окончательно, лишь подернулось хмурой серостью, а она уже выползла – любуйтесь. Я и любовалась. Сидела на балконе битый час, украдкой косясь за спину: не колыхнется ли занавеска. Они всегда колышутся, если открыть дверь, даже в безветренную погоду. При ветре просто трепещут.

Когда я вернулась в комнату, мне показалось, что я слышу шаги. Осторожную, едва уловимую поступь. Я пересекла спальню, тихо нажала ручку, приоткрыла дверь и выглянула. Холл второго этажа ожидаемо пуст. Мое подсознание чудит не иначе. Никаких шагов не существовало в действительности. Елена Дмитриевна давно в своем крыле, спит, Саша, даже если он остался, наверняка в домике для гостей, а Ярослав… он прячется. Интересно он запирается на ночь?

Я выскользнула в холл и свернула направо. Там, за поворотом, в конце коридора его спальня. Дошла, замерла перед дубовой дверью, не решаясь. Спит? Приложила ухо к полотну – ни черта не слышно.

«Успокойся уже, спит он давно, а ты дурью маешься от безделья», — укорила себя. Развернулась, на цыпочках прокралась к себе. Скинула халатик, забралась в кровать – и ты спи, давай. Прикрыла глаза, положила под голову руку, а спустя несколько минут завороженно уставилась на дверь. Идиотизм, ей богу!

Поднимаюсь, шагаю решительно, распахиваю дверь и… замираю. Белая футболка без ворота отблескивает в полумраке холла. Ярослав прячет глаза, уставившись себе под ноги, но я успеваю прочитать в них главное – он знает. Он не работал этим днем, он копался в моей прошлой жизни, черт побери!

— Спускался попить, — врет он и мы оба об этом знаем. Я киваю и едва слышно шепчу в ответ:

— Спокойной ночи.

И ненавижу себя за это. Трусиха. «Так будет лучше, лучше для всех», — успокаиваю себя. — «Вы не сможете быть вместе, это нереально, посмотри правде в глаза».

— Спокойной ночи, — так же тихо отвечает он и уходит, так и не взглянув на меня.


Тоскливое утро. Оно неизбежно, оно наступило. Новый день – новая маленькая жизнь, но только в том случае, если ты живешь, а не прожигаешь. Я прожигала, выходит. Растрачивала жизнь зазря. «Холодное блюдо» вышло пресным, недоделанным и запоздалым, а от этого бесполезным. И «повар» из меня хреновый получился. Не хочется просыпаться вовсе, не то чтобы порхать, мурлыча мелодию под нос. Вставать не хотелось. Я долго лежала, глазея на серые стены спальни, и удивлялась: даже тут окружила себя безразличием, апатией. Может следовало поменять их, перекрасить, оклеить веселенькими обоями, например, но… не мои это стены. И дом не мой.

Решение озарило спонтанно – импульс. Я подскочила, бросилась умываться. Переоделась, затем отыскала свой телефон. Зарядка почти на нуле, на один звонок хватит. Минуя Нику, набрала сразу Завойчинского. Тот немного растерялся от моего вопроса, но суть уловил и вполне доступно объяснил, что мне потребуется. Главное – присутствие обоих сторон. Есть ещё одна интересная деталь, конечно, если получатель откажется принимать сей щедрый дар, подарить акции Ярославу у меня не выйдет. Но данная деталь, думаю, не проблема, дурак он что ли не принять. Я поблагодарила, попросила не распространяться о нашем разговоре, отключилась и отправилась на поиски Яра. Обычно он в это время пьёт кофе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ни в кухне, ни на террасе его не оказалось, однако кофемашина точно готовила порцию для него. Аромат кофе ещё витал в воздухе, к тому же, он оставил на столе сливки. Ярослав пил со сливками.

Я бросилась в холл, найти Сашу, уж он-то знает наверняка, не пропустил бы, если хозяин отчалил. В кресле, у самой двери, которое опустело после похорон Николая, по моей инициативе, сидел охранник. Я не могла вспомнить его имени, но точно видела его раньше среди прочих.

— Здравствуйте, — сбилась я с шага. Он подскочил, сунул в карман брюк телефон, в который залипал секунды назад, и тоже поздоровался. Я заметила мелькнувшую кобуру под пиджаком и растерялась, разом забыв куда шла.

— Что вы здесь делаете?

— Я… — не сразу нашелся он. Очевидно ведь – охраняет. — Я здесь по распоряжению Ярослава Николаевича.

— А он где?

— Уехал, минут пятнадцать назад.

Все-таки опоздала. Выходить теперь было незачем, но мне хотелось понять – выпустит? Гораздо медленнее, я преодолела несколько шагов, стараясь не коситься в его сторону, попутно вспомнив имя мужчины. Алексей, кажется. Выйти наружу он мне позволил. Правда приоткрыл дверь и вышел первым. Спустился на несколько ступеней и замер. Вот и пойми какие у него функции. Я бестолково потопталась на крыльце, вернулась в дом, размышляя, дадут ли мне выехать в магазин, например. Когда сворачивала к лестнице, краем глаза успела выхватить Алексея, возвращающегося в кресло.

Что он задумал? Неужели, Ярослав решил, что я способна причинить ему вред?

Я поднялась к себе, переоделась вторично, уже в платье, подкрасилась, хотя последние пару дней к косметике не притрагивалась вовсе. Увлажняющий крем ни в счет. Подхватила сумочку, спустилась. Всё повторилось. Мне открыли дверь, охранник вышел первым. Что-то пробасил в маленькую рацию, я разобрала лишь слово «объект». Хуже того, что я прекрасно поняла кого он имеет ввиду. Объект – это я.

Саша приближался со стороны домика для гостей. Взъерошенный, спешил, на ходу застегивал пиджак.

— Доброе утро, Аглая Константиновна. Вы куда?

— В смысле? — вскинула я бровь. — По личным делам.

— Извините, — смутился он. — Сейчас машину подам.

Я нырнула в сумочку и покачала ключами от своей «Ауди», одна, мол, еду. Саша помотал головой, демонстрируя опрометчивость такого поступка, и протянул:

— Нет, Аглая Константиновна. Один момент, я сейчас.

Мне подали авто покойного мужа. Саша, как обычно расположился за рулем, только теперь к нему присоединился Алексей, заняв кресло рядом.

— А ему обязательно с нами ехать? — бесцеремонно поинтересовалась я ему в спину.

— Распоряжение Ярослава Николаевича, — вздохнул водитель, повернувшись ко мне. Алексей равнодушно пялился в окно, мои слова его как будто ничуть не трогали. Я решила сразу очертить границы дозволенного, и попробовать проявить упорство: