– Николай Федорович попросил вас зайти к нему в кабинет. Я провожу.

Заторможено кивнула, не понимая, зачем отцу Ивана понадобилось со мной разговаривать. Да и вообще, не хотела общения с этим мужчиной. Не нравился он мне. Слишком Котлов ядовит: глаза жестокие, взгляд колючий, пронизывающий до костей, отчего хотелось закричать и убежать далеко и надолго.

Пока шла по лестнице, отмечала шикарный богатый интерьер, и не понимала, что я здесь делаю. Казалась сама себе бедной родственницей в доме господ. Картины, матовая краска и бархатная обивка на стенах, мебель в тон. Ничего лишнего, совсем ничего, отчего, казалось, пустынно, холодно и мрачно. Оказавшись перед дверью кабинета, задержала дыхание, а потом вошла, замечая, с каким ехидством провожал меня охранник.

Стоило зайти, как увидела Котлова, держащего широкий бокал с толстым дном с янтарной жидкостью. Он посмотрел на меня оценивающим взглядом и, довольно улыбнувшись, проговорил:

– Риточка, проходи, садись, где удобно. Надеюсь, я тебя не отвлек от важного дела?

– Нет. Я только пришла с прогулки, – проинформировала, пусть и знала, что он прекрасно осведомлен. Присев на край бордового дивана, добавила: – Что вы хотели?

– Хорошо, – мужчина задумчиво посмотрел на стакан. – Значит, так. У меня к тебе есть разговор, – он сделал большой глоток, выпив все, и направился к маленькому столику на колесиках, где стояла бутылка виски, а в хрустальной посуде находился лед. Положил себе два кубика и налил янтарной жидкости, довольно выговаривая:

– Не секрет, что ты давно нравишься моему сыну и у него на тебя серьезные планы. Такие, как свадьба, дети…

Не перебивала, хотя хотелось до дрожи в коленях. Очень. Но ждала, что он мне еще скажет. Мужчина взял стакан и ленивой походкой направился к огромному столу и сел, вновь делая глоток, смакуя на вкус. Отмечая, что я ничего не говорю, он продолжил:

– В общем, раз уж Ваня такой медлительный, то с тобой поговорю я. Считаю, что нет смысла ждать, и пора узаконить ваши отношения. А то это не дело затягивать. Могу все взять на себя и не трогать твоих родственников…

Удивленно смотрела на него, поражаясь словам, а потом выдохнула:

– Постойте, что значит узаконить? Мы с Иваном встречаемся, общаемся – дружим. Что узаконить?

– Как что? Вашу интимную связь! – мужчина возвел глаза кверху, тем самым показывая, что молодежь совсем беспечна и не понимает явных намеков. – Ты хорошая девочка, но нужно…

Резко поднялась, с возмущением взирая на мужчину, поражаясь, откуда такие нелепые выводы. Я повода не давала для таких решений. Выдохнула, сдерживая гнев, и отчеканила:

– Никакой интимной связи не было и нет.

Мужчина в шоке смотрел на меня, а потом протяжно проговорил:

– Эмм… прости, Рита. Ты садись. Садись! – попросил мужчина, показывая на кожаный диван. – Не думал. Считал, что вы уже давно перешли грань ненужной дружбы. Черт. Даже не мог представить, что ты и Иван просто общаетесь, – с каким-то гневом проговорил он, добавляя: – Тогда… все равно… Ты, очевидно, правильно воспитана, и свадьба позволит открыться и даст моему сыну быть ближе…

– Нет. Не нужно… про свадьбу. Я не хочу.

Мужчина тяжело вздохнул и, вновь выпив, смотря на меня изучающим взглядом, проговорил:

– Да пойми, девочка. Мой сын перенимает от меня бизнес, и я хотел бы, чтобы он был в браке, да и внуков хочется. Ты сама посуди, ему уже…

Повела головой в стороны, не желая слушать продолжения. Что за непонимание и грубое давление?! Что, по их мнению, я должна осознать и принять? Меня усиленно заставляют выйти замуж.

– Милая, не нужно думать, что в браке есть что-то плохое. Наоборот. Любовь, счастье, супружеская постель – это замечательно, особенно последнее. Уж я-то знаю. Поверь моему опыту, – с усмешкой проговорил Котлов, подмигивая, и продолжая: – Но тебе пока не понять, но все же…

Не стала перебивать, крича, что я не девственница. Не хотелось что-то объяснять. Совсем. А вопросы будут, я была уверена. Поэтому просто молчала, ожидая сути.

Мужчина поправил стильный, несомненно, дорогой пиджак, и, расстегнув первую пуговицу хлопковой рубашки, выдохнул и продолжил:

– Ты не переживай, мы все сделаем…

– Я не хочу выходить замуж! – не прерывая зрительного контакта, очень громко отчеканила. – Не нужно заставлять и уговаривать.

– Ты не так поняла, дорогая, – мужчина старался говорить спокойно, объясняя то, что, оказывается, всем понято, кроме меня. При этом Котлов скривился и задержал мысль, что отметила по мимике, а потом все же решил продолжать. – Мой сын уже дорос до того возраста…

– Нет! – проговорила, уверенно смотря ему в глаза.

Николай Федорович прищурился, и ни с того, ни с сего, с обвинением бросил:

– Это все из-за его ранения, да? Ты не хочешь с ним возиться, возможно, рассматриваешь здоровых парней. Это, конечно, понятно и вполне ожидаемо, но не рассчитывал на такую подлость от тебя. Был очень хорошего мнения о девушке своего сына, а ты… вот так. Разочарован. Поражен.

Не понимала нападений и обвинений. Считала их необоснованными, направленных на то, чтобы обвинить меня с целью добиться желаемого.

Встала с дивана и спокойно проговорила:

– Извините, я хочу уйти.

Не ожидая таких слов, когда должны быть оправдания, мужчина изменился в лице, с непониманием поглядывая на меня. Посмотрел по сторонам, обдумывая свое и мое поведение, а потом буркнул:

– То есть так и есть?

– Нет, но замуж я не собираюсь, – уверенно ответила, считая свой ответ достаточным на его гневные подозрения.

Мужчина резко поднялся и раздраженно выдал:

– Так в чем проблема? У тебя еще есть варианты, или ты…

– Нет. Я не хочу замуж, и прошу оставить эту тему.

Мужчина недовольно сжал губы в одну линию и отвернулся. Через секунду он вздохнул, а потом вновь посмотрел на меня, пронзительно рассматривая, пытаясь что-то найти.

– Думаю, ты меня не так поняла. Я хочу счастья тебе и своему сыну, и уверен, что только ты можешь дать ему это. Честно говоря, не понимаю, почему вы до сих пор еще не обрадовали меня приятной новостью, и очень разочарован. Хочу, чтобы мой приемник был счастлив. Главная цель жизни. Поэтому прошу не обижаться и все же дать мне возможность сделать вам сюрприз.

– Николай Федорович, не нужно. Мы сами, если захотим. – Котлов молчал, оценивая мой ответ, а я продолжала: – Спасибо за разговор. Если вы не против, я пойду.

Он кивнул и, когда я уже была у двери, буркнул:

– Мне сказали, что ты любишь ходить по саду.

Повернулась, немного растерявшись, а потом взяла себя в руки и проговорила:

– Да, нравится. Или нельзя?

– Можно, но левое крыло – не место для прогулок такой красивой барышне

– Почему? – поинтересовалась, желая узнать, что он мне скажет, чтобы сравнить с ответом Ивана.

Мужчина замялся, вновь подошел к столику и, налив в стакан янтарной жидкости, залпом выпил, не сморщившись при этом. Погладил подбородок и нехотя выдал:

– Поверь, не стоит.

Кивнула, считая, что это не ответ, но другого Котлов не мог дать. От волнения закусила губу, в полной уверенности, что Николай Федорович и Иван в курсе того, кто находится в том доме и что с ними творят, а потом спросила:

– Можно идти?

– Да, конечно. Но Рита, надеюсь, ты передумаешь…

– Всего доброго, – поспешно заявила и вышла из кабинета, чувствуя себя грязной после такого разговора. В голове было только одно – отец и сын врут, не желая поведать, почему нельзя ходить в левое крыло. И наверное, только один человек сказал правду – неприятный охранник, заявивший, что получу пулю в лоб, если сунусь туда.

Двигалась очень быстро, пока не оказалась в своей комнате. Прошла в ванную и, сполоснув лицо, села на плитку, чувствуя, как дрожат руки. Прислонилась головой к стене и закрыла глаза.

Сейчас была уверена, что я слабая и никчемная. Да, потому что так реагировала на разговор и обстановку. Но этот дом, сад, ненужное общение, угрозы – это все давило на психику и становилось страшно.

Но с другой стороны, если страшно мне, то как же малыш?!

Ничего не понимала. А именно, как же так произошло? Почему… почему они там взаперти? Что они сделали такого, что их заперли там? За что?! В голове не укладывалось жестокое отношение к ребенку. Неизвестно, что с матерью… в каком она состоянии.

Столько вопросов, и ни одного ответа.

Как быть?! Что делать?

Обхватила себя за плечи и с силой сжала, внушая, что нельзя быть слабой, сдаваться. Нужно идти вперед, сделать все, чтобы помочь. А слабой можно быть потом… в объятьях любимого мужчины. А сейчас – нужно действовать.

Через час я переоделась и спустилась на ужин в столовую, где уже находились Котлов, Иван и медсестра, совсем ее не напоминающая. Слишком она резкая, категоричная, целеустремленная.

Высокая, светловолосая женщина, жадным взглядом смотрела на Ивана, всячески прикасаясь к нему, наплевав на всех, а он млел, пытаясь не показывать, что ему приятно ее столь откровенное внимание.

Признаюсь, мне было все равно. Да. Я и раньше не ревновала Ивана, а теперь, в силу сложившихся обстоятельств, совсем не видела его. Но, наблюдая за хищницей, не могла не заметить ее странное поведение, по-иному воспринимая слова, отмечая движения и мимику. В Елене была пугающая сильная аура, давящая с такой невероятной силой, что накрывала любого, погружая в мрачную пустоту, не давая дышать. И не было в ней ничего от медсестры. Совсем. На мой взгляд, медперсонал другой: добрый, понимающий, располагающий, хотя бывает всякое, и некоторые работают не на своем месте, но здесь чувствуется хищная агрессия, не знающая сочувствия и заботы, жесткость во всем, а особенно во взгляде.

Елена чем-то напомнила мне Атаманову Лидию, подругу Валерии, именно повадками сильной львицы, не принимающей поражения, слабости, идущей всегда вперед.

Иван держался странно. Он реагировал на любое движение женщины, что меня удивляло, но постоянно смотрел на меня, чего-то ожидая. Если бы мне было не все равно, то, возможно, я испытала ревность. Вероятно…