— Придержи язык, ты, сука, пока не лишилась его! — крикнул ей один из солдат.

— Как бесстрашны вы, греки, перед беззащитными женщинами! — сказала Роксана. — Дайте мне меч, и мы поговорим на равных.

Командир прищурил глаза.

— Я — Гефестион. Следуй за мной. И не вздумай применить один из своих персидских трюков, иначе мои люди используют Оксиарта в качестве мишени для стрельбы.

— Нет! — Кайан освободился от своих стражей, но один из греков ударил его по голове рукоятью меча.

Кайан качнулся вперед и рухнул на пол. Прежде чем Гефестион подтолкнул Роксану к двери, она успела увидеть, что с волос Кайана стекают капли крови.

— Где мой отец?

— Молчи! — рявкнул Гефестион.

Роксана посмотрела на Сорайю.

— Присмотри за Кайаном, если сможешь, — крикнула она на согдианском языке, — пока я не поговорю с этим македонским пастухом.

Она последовала за Гефестионом во внутренний двор, игнорируя солдат, шедших за ней следом. Группы вооруженных греков сновали уже повсюду, они открывали хранилища и опустошали их.

— Если Оксиарт рассчитывает, используя тебя, добиться благосклонности Александра, то он будет разочарован, — заявил Гефестион. — Хотя ты вовсе не приземистая темнокожая дикарка, как утверждал Александр, поспорив со мной на два золотых дарика, он отдаст тебя мне, если я его попрошу. Что ты на это скажешь, девка?

Она отстранилась от него.

— Выпроси меня у своего хозяина, ты, македонская свинья, и я кастрирую тебя, как только ты заснешь.

Гефестион выругался, но Роксана не обратила на это никакого внимания. Она увидела отца. Рядом с ним стоял светловолосый мужчина. Она протиснулась сквозь толпу и бросилась к ногам Оксиарта.

— Как ты, государь?

Незнакомец повернулся и улыбнулся ей; в этот момент его лицо осветил единственный луч солнца, пробившийся сквозь густую пелену облаков. Он сжал ее руку железной хваткой и помог встать.

— Госпожа Роксана, я полагаю?

К ее удивлению, глаза грека оказались почти на одном уровне с ее глазами. Он был выше ее всего на три пальца. Золотистые локоны, обрамлявшие его лицо, были влажными и казались мягкими, как у девушки. Роксана резко вдохнула, ошеломленная безупречными чертами его лица, которые больше подобали богу, чем человеку. У него был высокий лоб, квадратный подбородок, прямой нос и большие умные глаза поразительного серо-голубого цвета, напоминающие влажные опалы. Она отвела взгляд и уставилась на пыльные сандалии на его крепких ногах.

Хотя Александр не был высоким, он был мужчиной крепкого телосложения, настоящим воителем, а его мускулистое тело было испещрено шрамами многих сражений. Его обнаженная грудь была безволосой, плечи — широкими, живот — плоским, а талия — тонкой. Бедра были обернуты львиной шкурой, а на голове красовался убор из скальпа льва с зубами и гривой. Больше на нем ничего не было, не считая тяжелого перстня на левой руке.

— Не бойся, — сказал он.

Она снова поймала его взгляд и прочитала в его глазах восхищение. Такое дружеское отношение вызвало у нее болезненное ощущение.

— Я — принцесса Роксана. Почему я должна бояться варвара, подобного тебе? — Взгляд отца призывал к благоразумию, но ее запас терпения уже иссяк. — А ты, мой господин, — продолжила она на греческом, — очевидно, не кто иной, как царь Македонии Александр.

Он рассмеялся.

— Мы в восторге от того, что ты, госпожа, так хорошо владеешь нашим языком. Я приятно удивлен.

Не отпуская ее руку, он развернулся и повел ее через двор, мимо палат и коридоров, в великолепный зал приемов. Ее отец, Гефестион и человек десять военачальников поспешили следом за ними.

Александр остановился возле мраморной скамьи и жестом предложил ей присесть.

— Твой народ надолго задержал меня здесь, — сказал он. — Таких прекрасных воинов не сыскать во всей Персии. Но… — Он перешел с греческого на бактрийский, подбирая слова для тонкой похвалы. — Твоя красота известна всем, о ней уже слагают легенды. Говорят, что ясная звездочка Роксана — прекраснейшая из женщин всего мира.

— Отец учил меня остерегаться греков. Те, кто приходят с мечом в руке и с медом на устах, вдвойне опасны. Странно, государь, что ты так быстро изменил свое мнение. Разве не бился ты об заклад с Гефестионом, что я похожа на ослицу?

Александр снова засмеялся, затем встал и скрестил на груди жилистые руки.

— Мне нравится твое остроумие и нравишься ты сама, маленькая звездочка. — Да, это именно так. Я восхищен твоими медно-золотистыми волосами… почти цвета пламени. Это совершенно необычно для персиянки.

— Я вовсе не персиянка.

— Александр! — вмешался Гефестион. — Не стоит…

— А почему бы и нет? — Александр величественно взмахнул рукой, указывая на своих товарищей. — Разве все вы не твердили мне месяцами, что для меня наступило время подумать о наследнике империи?

— От македонской женщины знатного рода, — вставил Гефестион.

Александр покачал головой.

— Ты совсем лишен воображения. Безусловно, принцесса царской крови полностью удовлетворяет…

— Рожденная в самых глубоких пещерах подземного мира! — съязвила Роксана.

— Дочь моя, — увещевал ее Оксиарт, — не говори глупости.

— Да, именно так! — воскликнул Александр. — Что на это скажешь ты, принц Оксиарт? Согласен ли ты на такой почетный брак?

— Разумеется, — ответил отец Роксаны.

— Лучше мне броситься вниз с самой высокой башни и стать пищей для стервятников! — в отчаянии выкрикнула она.

— Имея такую силу духа, — продолжил Александр, — она подарит мне сыновей для…

— Ты сошел с ума! — запротестовал Гефестион. — Я не желаю принимать в этом участия.

— И я тоже, — согласилась с ним Роксана.

— Ты будешь делать то, что я скажу, — запальчиво заявил Оксиарт. — Прими…

— Принять что? — перебила его дочь. — То, что я должна отдаться этому македонскому пастуху, который сжег наши города и опустошил наши земли?

Пощечина Оксиарта заставила ее замолчать. Никогда прежде отец не поднимал на нее руку.

— Ты — наследница этого царства, — сказал он, — и у тебя есть долг перед своим народом.

— Потребуй от меня чего-либо другого, но я не могу…

Отец снова поднял руку, но Александр встал между ними.

— Подожди. Дай ей время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

Грек отвел Оксиарта в сторону и поговорил с ним несколько минут, а Роксана старалась сдержать слезы ярости и отчаяния. Возвратившись, отец взял ее за руку и отвел в маленькую комнату без окон, расположенную за залом приемов.

— Возьми себя в руки, — потребовал он. — И прекрати вести себя, как испорченный дурным воспитанием ребенок.

— Что же ты наделал? Продал меня, чтобы спасти свою жизнь?

Его лицо побелело.

— Мое сердце болит от того, что ты так думаешь. — Мука в его глазах заставила ее содрогнуться.

Оксиарт выпрямился и снова стал тем владыкой, каким она всегда его знала.

— Ты заставляешь меня сказать тебе то, что не должен говорить ни один отец. — Его большие руки сжались в кулаки, тело напряглось, а мышцы лица стали подергиваться. — Ты являешься собственностью Александра. Он может использовать тебя, как рабыню или наложницу, может продать тебя на рынке невольников или же отдать одному из своих солдат… или многим.

— Прежде я успею покончить с собой!

— Ты проявила недомыслие, раскрыв ему свои намерения. Неужели ты полагаешь, что такой человек, как он, позволит тебе лишить себя жизни, если ты представляешь для него определенную ценность? — В его низком голосе прозвучала нотка отчаяния. — Этим браком ты можешь положить конец войне. Тогда Согдиана и Бактрия из порабощенных царств, превратятся в союзников Македонии. Если ты станешь его женой, он пощадит наш народ — мужчин, женщин и детей.

— А если я откажусь? Что тогда, отец? — По ее щекам полились слезы. Ее вдруг пронизал такой холод, что она не смогла сдержать стук зубов.

— Если ты не согласишься на брак с ним, он казнит всех мужчин, включая мальчиков, которым уже исполнилось восемь лет. Женщины и остальные дети будут проданы в рабство. Наши кони и скот пойдут под нож, наши колодцы отравят, а поля посыпят солью. Александр поклялся, что, если ты откажешь ему, он не оставит в живых ни единой души в окрестностях цитадели.

— Значит, я должна принести себя в жертву.

— Да, во имя Бактрии и Согдианы.

Ее руки покрылись гусиной кожей.

— А как же Кайан? Он должен был стать моим мужем. Что будет с нашей любовью?

Голос Оксиарта превратился в хриплый шепот.

— Его имя, сорвавшееся с твоих губ, станет для него смертным приговором. Он — мое доверенное лицо, а твоя любовь к нему — это любовь к родственнику, и не более того.

Она повернулась к стене, затянутой роскошной тканью, и прижалась лицом к вышитым на ней ярким цветам. Ее ногти впились в мелкие стежки, разрывая их в приступе молчаливой ярости.

— Бог моей матери! — взмолилась она. — Не требуй этого от меня и пошли мне достойную смерть!

Оксиарт взял ее за плечи и развернул к себе.

— Смерть? Неужели это все, о чем ты можешь думать? Это трусость! Где же храбрость, присущая той, которая воображала себя принцем Бактрии и Согдианы? — Его слова хлестали ее с неумолимой точностью плети, направляемой умелой рукой. — Ты сможешь стать царицей всей Персии и Греции. Завоюй сердце Александра, и твои дети будут наследниками трона империи.

— Мне нет никакого дела до Персии и Греции!

Она всхлипнула так, что этот звук тронул глубинные струны души ее отца.

— У моих армий есть только один подлинный герой — ты, моя дочь. Потомки возблагодарят тебя за такое решение, твое имя останется в веках.

— А мои слезы? Кто будет о них помнить?