— Ты смеешься надо мной.

— Я? Разве я могу? Ты Маленькая Звезда, самая красивая женщина во всей Персии, перед которой не могли устоять даже цари.

— Птолемей хотел сделать меня своей женой, — сказала она. — Но я решила вернуться на родину вместе с тобой. Я хочу увидеть свой народ и своего сына.

— Царица Египта… Да, заманчивое предложение. Ведь твой македонянин так и не короновал тебя.

— Да, какое-то время я была согласна. Но потом поняла, что не смогу уважать Птолемея после того, как он обманул меня.

— Птолемей стал для тебя больше чем другом.

Произнося эти слова, Кайан знал, что Роксана не предавала его. Это он предал ее! Он должен был найти способ попасть в Македонию и освободить ее из темницы, в которую ее заключила Олимпиада. Если бы он сделал это, Птолемей никогда не забрал бы то, что принадлежало ему одному.

— Он принудил тебя? Или ты пошла к нему добровольно?

— Так вот что на самом деле волнует тебя? То, что он делил со мной ложе?

— Ты всегда была очень чувственна. Вряд ли следовало ожидать, что ты дождешься меня.

Он нагнулся и поцеловал ее. Ее уста на мгновение дрогнули от его прикосновения, и он почувствовал их нежность. Затем она отклонилась и ударила его кулаком.

— Ты ничем не лучше Птолемея! Ты считаешь, что мной можно пользоваться. — Она холодно глядела на него, высоко подняв голову. — Я свободная женщина, Кайан. Мой муж умер. По законам нашей страны мое личное дело, с кем я делю ложе.

Он отступил на шаг назад.

— Прости, — сказал он. — Я не должен был обвинять тебя.

Да, он ошибался. Это была все та же Роксана, которую он помнил, — принцесса, которая могла дать отпор даже Александру, женщина, которая скорее умерла бы, чем сдалась. Он негромко выругался и отвернулся.

Он уже дважды терял ее, а теперь чудом нашел. Но вместо того чтобы с радостью принять этот дар, он позволил чувству ревности разделить их снова.

— Ты мне нужна, — хрипло прошептал он, — нужна больше жизни! Но я не стану принуждать тебя. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне и полюбила меня так, как я всегда любил тебя.

— Ты слышал хоть одно слово из того, что я говорила? — спросила она. — Я не помнила ничего и никого, когда проснулась в Александрии. Я даже не знала, как меня зовут.

— А теперь, когда ты все вспомнила? Что теперь? Чувствуешь ли ты хоть что-нибудь по отношению ко мне?

Она закрыла лицо руками.

— Все происходит слишком быстро. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе… в своих воспоминаниях. Разве я могу себе доверять? Я помню все, что было между нами. Как я просила своего отца выдать меня замуж за тебя… Я помню, как много ты значил для меня! Но мне пришлось отказаться от своей любви, чтобы спасти тебе жизнь. Я научилась считать тебя своим братом, Кайан.

— Я никогда не был тебе братом, — резко возразил он.

— Да, не был. — Она вздохнула. — Мы сейчас как никогда нужны друг другу. Если мы не будем доверять друг другу, у нас не будет возможности выбраться из Египта живыми. И я не смогу увидеть своего сына, сына Александра.

— Ты права, — согласился он, протягивая к ней руки. — Перемирие?

Она позволила ему обнять себя и положила голову ему на грудь. Он наслаждался ощущением ее тела в своих объятиях, ему хотелось большего, но он боялся вызвать ее гнев.

— Мне так не хватало тебя, — сказала она. — Ты мне нужен как никто другой. Все те годы, что я провела в темнице без солнца и неба, мне помогала выжить мысль, что ты где-то смотришь на облака, звезды, чувствуешь, как падают капли дождя. Ты помнишь, как мы не спали и смотрели на небо? Ты сочинял мне сказки о созвездиях. Помнишь?

Кайан кивнул. От избытка чувств он не мог говорить.

— Я знала, что если ты пообещаешь что-то, то сделаешь это. Я была уверена, что ты сбережешь моего сына и вырастишь его достойным сыном своего отца.

— Своей матери, — ответил он. — Он достоин тебя.

— Он там, дома, мой маленький Александр? Ты можешь поклясться в этом?

Он хотел сказать ей правду, но не мог. Если она предаст их, если окажется слабой и выдаст их Птолемею, то все, чего они достигли за эти годы, безнадежно рухнет.

— Твой отец обожает его, — ответил он. — Сорайя души в нем не чает. Ее воспитание портит моих сыновей, но, надеюсь, что Оксиарт умеет сдерживать ее.

— Как себя чувствует Сорайя?

— Она немного располнела, но чувствует себя хорошо. Твой отец счастлив с ней.

— Их свадьба состоялась в добрый час.

Она притронулась к его лицу. Он поморщился.

— Для женщины ты бьешь очень хорошо.

— Ты заслужил это. Я слишком долго была игрушкой в руках мужчин. Сначала Александр, потом Птолемей. Я не потерплю такого отношения от человека, которого люблю.

— Так ты признаешься, что любишь меня? — Он попытался сказать это легко, но голос выдал его.

— Возможно, люблю, — ответила она. — Но это не означает, что я чувствую по отношению к тебе то же, что чувствовала к Александру. Или то, что я хочу стать твоей женой.

— А разве я тебе это предлагал?

Она покачала головой и натянуто улыбнулась.

— Нет, но я и не хочу, чтобы ты это делал. Я именно это имела в виду, когда говорила, что мне нужно время. Мне надо разобраться в своих чувствах. Ты можешь дать мне время?

— А разве у меня есть выбор?

— Было бы несправедливо, если бы я стала твоей женой и не смогла тебе дать того, что ты заслуживаешь. Твоя жена должна стать неотъемлемой частью тебя и любить тебя больше всего на свете. Я не знаю, люблю ли тебя настолько. Я не знаю, люблю ли еще Александра, Я ничего не знаю, Капай, Со временем я, возможно, смогу понять, что мне нужно. Если мы сможем снова стать друзьями…

Кайан взял ее за руку, но на этот раз он не пытался удержать ее. Он лишь пожал ее руку и отпустил.

— Только не требуй от меня, чтобы я называл тебя своей сестрой.

Она рассмеялась.

— Это же Египет! Здесь братья и сестры могут преступать грань родства, особенно те, кто претендует на трон.

Он презрительно поморщился.

— А еще считают нас варварами…

Роксана окунула губку в воду и обтерла лицо Вала.

— Он крепкий мальчик, — сказала она. — Он справится с болезнью.

— Да, он должен справиться! — сказал Кайан. Как же это случилось, что он так легко позабыл о своем сыне? — Какой же я глупец, что взял с собой мальчиков! Но я знал, что этот поход будет долгим. Оба мальчика остались без матери в раннем детстве. Я их единственная защита. Наша родина сейчас не самое безопасное для детей место.

— Конечно, мой отец…

— Ты должна понимать, какая опасность угрожает Двум Царствам, — сказал он. — Войска Кассандра расположились у наших границ, греческие солдаты совершают набеги на нашу территорию. Кроме того, по меньшей мере три могущественных военачальника пытаются сместить твоего отца и захватить власть. Мы должны бороться не только с предателями, но и с нападениями скифов и других степных племен.

— Как это случилось? Бактрия и Согдиана были в безопасности, когда…

— Когда был жив Александр, — сказал он. — Но после его смерти каждый клочок земли, который он завоевал, превратился в добычу для других хищников. Под знаменами твоего отца мы гнали греков с нашей земли. Но если наши силы ослабнут, они снова вернутся. Города будут разрушены, поля вновь превратятся в места кровавых побоищ, и еще одно поколение наших детей станет рабами.

— Так вот почему ты не мог освободить меня! — сказала она. — А я ждала и надеялась. — Она покачала головой. — Я знала, что это невозможно, и все же…

— Я хотел отправиться за тобой. Для меня легче было погибнуть от рук греческих солдат, чем чувствовать, что ты всеми покинута. Но твой отец убедил меня, что это было бы бесполезной жертвой, что я погиб бы сам и погубил тебя. Наверно, я ошибся.

— Нет, — возразила она. — Вовсе нет.

— Я горькой ценой заплатил за это решение. Сотни раз я называл себя трусом…

— Ты не трус, — ответила она. — Ты самый смелый человек из тех, кого я знала.

— Даже смелее твоего македонского завоевателя? Она покачала головой.

— Александр был другим. Он верил в свое бессмертие, и а думаю, что он был прав. Он, может быть, действительно был сыном греческого бога Аполлона. Нет, Александр не был смелым. Просто смерть не имела над ним власти. Он, возможно был безумцем… — Она пожала плечами. — Твоя смелость настоящая, Кайан. Ты храбр, как царь, ты смело делаешь то, что пойдет на пользу твоему народу.

— Ты хочешь сказать, что я лучше, но твое сердце все равно принадлежит другому?

Она вздохнула.

— Я сказала, что еще не разобралась в своих чувствах. Я честна с тобой до конца, с Александром у меня никогда так не было.

У него внутри все сжалось.

— Твоя правдивость является очень слабой компенсацией.

— Ему уже лучше? — раздался голос Юрия.

Кайан обернулся, чтобы взглянуть на мальчика, и с облегчением подумал, что Юрий пришел очень кстати, прервав затянувшееся и ни к чему не приводящее объяснение с Роксаной.

— Почему Вал спит? — спросил Юрий. — Я ел яйца и хлеб. Я принес ему фиги. — Он показал фрукты, зажатые в руках. — Госпожа показала мне котят.

Кайан не смог сдержать улыбку. Выкупанный, в свежем льняном одеянии Юрий уже не смахивал на кочевого разбойника.

— Я надеюсь, ты вел себя хорошо, — сказала Роксана.

— Да, прекрасно, — прозвучал голос госпожи Алиссы, входившей в комнату. — Как себя чувствует Вал?

— Неважно, — ответила Роксана.

— У моего врачевателя большой опыт, но он не умеет творить чудеса. Мы должны рассчитывать на милость богов. — Она встретилась взглядом с Роксаной. — Я думаю, нам следует поговорить прямо сейчас. — Она сделала знак рабыне. Та принесла корзину Роксаны и поставила ее на стол. — Полагаю, это ваши вещи?