– У меня гости, мы в кухне чай пьем, проходи, присоединяйся!

– Ой, Павел, я не вовремя, – она зашептала ему на ухо, – я лучше пойду, наверное.

– Рита, ты всегда вовремя. Проходи, пожалуйста проходи, но все переменилось, мою жизнь уже взяли, я сам не верю, но это так. Ты никогда не воспринимала меня всерьез. – Он то говорил вслух, то снова шептал, приобняв, увлекая ее за собой в кухню.

Рита обомлела. За столом, торжествующе улыбаясь, сидела темноволосая Аглая, бывшая «ласточка» и неизлечимая жертва любви. Пожизненная жертва, когда-то решила Рита, потому и встречи с ней показались ненужными – решения нет, вредить не привыкла, оговорили бессрочный перерыв. Некоторое напряжение в позе, спину она держала прямо, взгляд прицельный, на Риту направлен, Риту она рассматривала как соперницу! И платье на Аглае не черное, как обычно, а блекло-розовое, в легкую крапушку, шея плотно обернута малиновым шарфом.

– Рита, Глаша… но вас и знакомить не надо. Ведь это ты, Риточка, нас познакомила. – Скороговорка Павла дробная, что ж он так волнуется-то? Два свободных человека нашли друг друга, вот и славно! – Глашенька, Рита мне о тебе столько хорошего говорила, о твоей искренности, почему-то сразу показалось, что тебе нужен именно я. Рита, я тебя как-то встречал – тогда ты мне Глашу и представила. И мы ожесточенно спорили, помнишь?

Рита помнила, переругались практически. Она доказывала, что у девушки устоявшийся комплекс неудачницы, злодеем она выставит любого – у нее фиксация, неверно интерпретированный личный опыт. Павел же отстаивал волшебную силу душевной щедрости. Никто никого не переубедил.

– Однажды прихожу в нашу арт-кафешку, – продолжал он, – дождь и снег, и через пять минут девушка подсела, промокшая, продрогшая, не сразу и узнал. Но слово за слово – разговорились. И я вспомнил, вспомнил, что уже виделись когда-то, раньше. Я ведь застенчив, не умею знакомиться. А тут повезло.

– Нам обоим повезло. – Голос Аглаи вклинился, вернул к действительности.

Глядя на Риту, Павел всегда забывал о делах, о времени, о других людях, даже если эти люди присутствовали в поле зрения. Устойчивый рефлекс. Аглая стала поводом для рассказа, еще немного – они продолжат обсуждение личного опыта и не заметят исчезновения его обладательницы.

Рите она крепко завидовала с первой встречи, пришла к ней за помощью – и с тех пор потеряла покой. Не чему-то конкретному в ней завидовала, а целой Рите, как она есть. Как ходит, как смеется и смотрит, как небрежно и просто одета, как причесана, хотя волосы и у Аглаи бесподобные, еще и получше, цвета воронова крыла, высушит их феном – и как плащом укрыться можно. Никому и дела нет. Вернее, не было. Отношения с Павлом не на пустом месте возникли. Ближайший друг энергичной и обаятельной врачевательницы душ. Забавно. В дружбу мужчины и женщины она больше не верила.

– А мы с Глашей чай пьем, присоединяйся. Свежезаваренный. Глашенька слегка простужена, ей мед необходим, я подходящий мед нашел, гречишный, с трудом нашел. Помнишь, ты говорила – тот, в ком есть сила согреть продрогшее сердце Аглаи, тому и счастье.

– Видишь, я оказалась права. А гречка вообще полезный продукт. И от простуды, и для диеты (о чем это я? и зачем я здесь сижу?). Мне… мне вообще-то пора, Паша. Я на минутку забегала. Мимоходом. Так давно не виделись, и вот, проезжая мимо…

– Мы с Глашей пожениться решили. – Павел смотрит на Риту с опаской, а вдруг выражение ее лица изменится так, что затея покажется идиотской. – И ребенок у нас намечается. Ждем. А пока – фильмы Бергмана и Кар Вая обсуждаем, я книгу пишу, Глаша мне дает советы, превосходные! Осталось шестьдесят тысяч знаков. Заканчиваю.

Тут уж Глаша скрыть своего удовольствия не смогла, улыбка от уха до уха. Рита такой ее никогда не видела. Ленивая, уверенная. Ребенок, Кар Вай, шестьдесят тысяч знаков. Приятно, что хоть одну судьбу она смогла изменить. Стечение обстоятельств, как и у нее самой.

– Мне пора, Паша. – Рита привстала с ужасного табурета, оказавшегося вдобавок колченогим, но скороговорка Павла приобрела четкость и осмысленность:

– Рита, я хочу, чтобы ты была свидетельницей у нас на свадьбе, если не ты, мы никогда бы не встретились! Я не поклонник шумных попоек, ты знаешь, но Глаша настаивает.

– Ну перестань называть свадьбу попойкой! – Аглая капризно вытянула губки, ну надо же! Обучается искусству повелевать с ходу.

Павел не обратил внимания, продолжил:

– Праздник будет очень скромный, только самые близкие. А ближе тебя у меня никого нет.

Громкий вздох Аглаи, последние слова насторожили, но в целом беседа ей нравилась.

– Скромное событие, без помпы. – Он встал, наклонился слегка, обнял девушку, Глаша слегка расслабилась, и Рита, вопреки ожиданию, обрадовалась, что Аглаино лицо осветила улыбка счастья. (Рита вовсе забыла, что именно привело ее к Павлу в столь неурочный час.)

Она представила себе день их бракосочетания, оба трепетны, полны ожиданий. Два одиноких человека – навсегда, надолго, или на какое-то время отдохнут от необходимости кого-то искать, ведь оба озабочены, и лупа не нужна, чтобы это увидеть. В ближайшей перспективе Глаша, скорее всего, затащит Павла прямиком в ад собственных страданий, но Павел предупрежден, значит, вооружен. И тяга к самопожертвованию в нем, наверное, изначально заложена. Он спас девушку! Благородный рыцарь, черт возьми. Рыцари в кинематографе, даже артхаусном, явление частое. Насмотрелся.

Послышался осторожный кашель Аглаи, предупредительный. Нет, ну кто бы мог подумать? Стоит выйти за рамки – невообразимые вещи творятся на каждом шагу! И неожиданно для самой себя Рита произнесла:

– Павел, чуть не забыла. Я ведь тоже замуж выхожу, забежала тебе сообщить. С женихом ты пока незнаком, но в скором времени представлю, непременно! Мы тоже устроим праздник. С помпой или без, пока не знаю. Может, и с помпой. Фейерверки украшают жизнь.

– Правда? – Павел и Аглая воскликнули одновременно, как притершиеся и притерпевшиеся супруги, реакции которых становятся сходными. Молодцы.

– Да, правда. Я побегу, пожалуй. Навстречу фейерверку. Меня и машина ждет. – Она говорила что-то, поднимаясь и чуть не уронив злосчастную табуретку. – Мимо проезжала, дай, думаю, зайду. У вас уютно, спасибо за чай. Аглая, выздоравливайте. Павел, я за вас обоих рада, несказанно рада. Но я и правда очень спешу. Засиделась, мешаю вам. Да и странное предчувствие у меня появилось, что могу опоздать. А я не хочу опоздать. Ни в коем случае.

Она решительно направилась в предбанник, к выходу.

Павел поспешил вслед за нею, заговорил все той же скороговоркой, понизив голос, будто общаться им теперь можно только шепотом:

– Рита, я так долго думал, и над твоими словами думал, и вообще, с тех пор как Глаша у меня появилась, простые вещи вижу по-новому. И некому сказать, что именно я открыл. Наверное, и до меня открыли, но чужие открытия не в счет. Я внезапно понял, что любовь – единственный способ понять другого человека в глубочайшей сути его личности. – Он говорил, слегка запинаясь, торопливо, будто опасался, что его кто-то переубедит. – Никто не может осознать суть другого человека до того, как полюбил его. В духовном акте любви человек способен увидеть существеннейшие черты и особенности любимого человека, и более того, он видит потенциальное в нем. То, что еще не выявлено, не должно быть выявлено. Только любя, горячо и сильно, любящий человек заставляет любимого актуализировать свою потенциальность. Помогая осознать то, кем он может быть и кем он будет в будущем, он превращает эту потенциальность в истинное. Понимаешь? Аглая открывается мне с неожиданной стороны. Я многому у тебя научился. Наши беседы… Во мне ведь огромный запас нерастраченного чувства, теперь точка приложения найдена. Мы с ней нужны друг другу, вот что главное.

Это он об Аглае, ну да. Точка приложения чувств. Рита неожиданно успокоилась, она снова уверена в себе. Павел и вправду лучшее успокоительное. Помчалась куда-то сломя голову. Куда? К кому?! Беседовать о кино и о проблемах женского освобождения? «Павел ко мне прикасается, а я не чувствую ничего. Полный штиль. И всегда так было, потому и беседуем, много лет беседуем, но это другое. Совсем другое. Кроме Леши, у меня никого нет, а я его бросила там, сбежала, ни слова не сказав». Совсем недавно она была уверена, что ей, кроме работы и карманного любовника вуду-гриши, никто не нужен. Все изменилось.

– Да-да, конечно. Ты прав. В теории. А практика полна открытий, вгоняющих в ступор… Но это я так, мысли вслух. Мы созвонимся. Будь счастлив! – Рита прикоснулась губами к его щеке на прощание. Щека гладко выбрита, да и в целом Павел какой-то другой. Обласканный, ухоженный. Ну вот, с моей легкой руки Аглая нашла наконец «счастье до гробовой доски».


Будь счастлив и любим, все остальное не имеет значения. «Он такой красавец, смотрит в глаза, а ощущение, что под юбку» – слова из Эвиной тетрадки. Не имеет значения. Ни тетрадка, ни рисунки, ни внезапная паника, ни страх… да мало ли что еще ждет! Не имеет никакого значения. Пусть Леша проявляет свои неадаптивные способы разрешения конфликтов, она готова.

Мы созданы друг для друга, остальное значения не имеет. Страхи нелепы, это прошлое вцепилось мертвой хваткой и не отпускает, шелуха протухшая въелась в кожу, пора стряхнуть и очиститься! Красотка очень молода, но дышат почва и судьба, вспыхивали в сознании строчки и слова, все разом, пока она сбегала по лестнице, пока усаживалась в машину – какая удача! – терпеливо ждущего Аркадия.

– Мы возвращаемся туда, откуда уехали, только очень быстро возвращаемся.

– Дороги по вечерам пусты, домчу мигом. Видите, дождался.

– Вы провидец. Как в воду глядели, что нам придется обратно ехать.

– Я не провидец, я таксист. Но очень опытный. Не вы первая нервничаете по дороге неведомо куда. У женщин особая логика, моя бы воля – свою жену ни на минуту бы одну не оставлял. Смешные ваши фантазии, и некому бывает остановить.