– Судя по всему, – перебил Алексей, – у Марты была тяжелая форма депрессии. А психиатру не показывались?

– А какой смысл? Разве психиатры приносят облегчение? Что-то я об этом не слышал.

Алексей вспомнил Эвин дневник. Могла Рита ее спасти или нет? Неужели для обреченных на душевные страдания не придумано ничего, кроме наркотиков? Антидепрессанты загоняют в тупик. Единственный выход – постоянно быть рядом?

– Ты часто оставлял ее одну? – спросил он.

– Мы жили бок о бок. Постоянно вместе. Я ведь и гостиницу эту придумал, чтобы она никогда не оставалась одна. Однажды мне пришлось уехать всего на день, закупки сделать, я даже из штата не выезжал.

И Марта ушла от меня.

Вечер неспокойный выдался, ветреный. Наверное, штормовое предупреждение, но на них никто особого внимания не обращает. Часто это просто бла-бла-бла. Не думаю, что она выбрала ветреный вечер нарочно, просто совпадение. Уверен. Она ушла на прогулку по пляжу, долго ходила взад и вперед по песку, останавливалась. Стала медленно раздеваться, смятым флагом на песке осталось брошенное красное платье с оборочками. Она шла вперед, к океану, в легком бикини, я так и представляю себе ее крепкие ноги, божественно ладную фигуру, изгибы бедер, подвижную талию, вижу, как она шла вначале по мелководью, у берега ведь чистая и прозрачная вода. Рассказывают, она удалялась от берега, ступала по дну, не пытаясь плыть. Шла, пока вода не закрыла ее с головой. Так рассказывают, берег пустынный в тот вечер, но два-три свидетеля нашлось, им и невдомек было, что она не собирается возвращаться, никто и внимания особого не обратил. Вечерами на пустынных пляжах не наблюдают за купальщицами, люди предпочитают смотреть туда, где заканчивается горизонт. Или на полную луну, а в тот вечер полнолуние. А Марта, я так и представляю себе, продолжала идти, вперед и вперед, аккуратно ступая по дну.

Ее уже вытащили, когда я вернулся. Лицо покрыто светлой тканью, а ниже красное платье в оборочках накинуто. Я больше не видел ее лица.

Минуты три длилось молчание, оба замерли, не сговариваясь. Алексей наконец медленно выговорил:

– Свою дочь я нашел в ванной. Мне тоже кое с кем пришлось поговорить по-мужски.

– Но ты собираешься вернуться?

– Не знаю. Когда поутихнет.

– Боль?

– Да, и боль тоже, – тяжело произнес Алексей. – Об остальном мне сообщат.


Алексей ушел в свою комнату, долго сидел, уткнувшись взглядом в одну точку. Как-то странно получается. Джек любил Марту больше жизни, Алексей – берег Эву как зеницу ока. Обе ушли, не простившись.


Проект реконструкции он заканчивал один, стараясь обходиться без Джека, установки хозяина он понял. Закончив чертежи, сделав список необходимых закупок, он показал Джеку, тот одобрил с воодушевлением.

– Это как раз то, о чем я мечтал! А гостиницу я решил переименовать. Будет называться «Звезда Майами».

– Джек, здорово! У меня, пожалуй, есть некоторые идейки насчет вывески. Завтра покажу проект.


Чертежи он оставил на ресепшн, Джек еще спал, когда таксист позвонил:

– Машину в аэропорт заказывали?

Алексей уехал, не попрощавшись. Привычка повиноваться инстинктам, они его никогда не подводили. Да и Виталик торопит – буря утихла, новые проблемы, в клуб зачастили перекупщики. Пора.

* * *

Виолетта – тонкая, нервная блондинка в шиньоне и кудрявящихся мелкой дымкой завитках вдоль шеи и по мочкам ушей. Рита возится с ней уже три недели. Первое свидание прошло на редкость продуктивно, контакт установился минуте на десятой. Виолетта вошла, вначале оглядела комнату, потом Риту, потом снова комнату – обстановка простая, бледно-оливковая штукатурка, на стенах Ритины дипломы под стеклом, изречения в рамках, два кресла с высокими спинками. Тахта с обивкой из коричневой кожи в углу стоит, но «ласточки» предпочитают кресло. Виолетта как-то чрезмерно взбудоражена, говорить с ней без подготовки – риск.

На случай особой зажатости новой, неизученной пока что клиентки, у нее есть в запасе специальные упражнения. Да, поэтому на встречи она рекомендует брать сменную одежду, тренировочную обувь в том числе, не будут же они на шпильках наклоны выполнять, и повороты туловища (влево-вправо, влево-вправо). Возникает напряжение, клиентка жмется, платочек в руках теребит – значит, двумя минутами позже Рита предложит разминку, десять минут. Небольшие энергетические инъекции обычно способствуют взаимопониманию.


Упражнения они делали с Виолеттой вместе, та в одиночку никак не соглашалась. Музыка бодрая, ритм, короткие возгласы, хлопки – и вот они обе, тяжело дыша, плюхнулись каждая в свое кресло. Отход на заранее заготовленные позиции. Рита протянула салфетку – лицо промокнуть, говорить стало проще.

– Сколько вам лет, Виолетта?

– Можно Вика. Тридцать пять через месяц, но я обычно отвечаю что тридцать, я ведь выгляжу вполне, правда?

В этом ее «вполне» сквозила неуверенность, она явно ждала одобрения – конечно, никогда не дашь больше двадцати восьми!

– Да, вполне, мы все выглядим «вполне», а для меня любая женщина – прекрасна, если есть хоть малейшие признаки работы над собой.

– А что вы имеете в виду, говоря о работе над собой? Духовное развитие или физическое?

– И то и другое. Мы чуть-чуть попрыгали, размялись, вы заметили изменения в душевном состоянии?

– Я даже радость ощутила. Впервые за последние два месяца.

– Вот видите. А обычно?.. Вы счастливы? Давайте точнее определим – вы удовлетворены своей жизнью?

– Обычно… До этих последних двух месяцев, наверное, да. Но вы понимаете, Рита, никогда раньше и не задумывалась, счастлива я или нет. К девяти в библиотеку бегу, я заведую районной библиотекой, ребенок во втором классе учится, школа рядом, мне даже забирать не приходится. Муж у меня свою компанию развивает – и у него получается! Продает газовые плиты и пылесосы, в последнее время еще немецкие матрацы прибавились. Он гений, всегда умеет точно угадать, что именно нужно покупателю, цены держит умеренные. Товар улетает! А ведь сколько проблем – и таможня! – мотаться самому приходится, работнички, вы же понимаете, только помеха – каждого надо проверять, понукать. Забот у нас, вы же понимаете, много.

Виолетта говорит о муже и ни разу не назвала его имени. Но говорит с удовольствием, без тени обиды. В чем же ее вопрос?

Рита решилась:

– Здорово, я могу вас поздравить, вы красивы, любимы, и в целом – счастливы.

– Два месяца назад я так и думала. Так и думала. А потом…

Она разразилась рыданиями, платок мокрым сделался, плечи дрожат.

Держась за подлокотник, Виолетта с трудом встала с кресла, в нерешительности потопталась какое-то время, и суетливо направилась к двери, пробормотав под нос:

– Рита, я пойду, наверное. Но я обещаю – в следующий раз, в пятницу – такого не повторится.


В пятницу все повторилось в точности. Гимнастика с прыжками и наклонами, начало разговора, плавный переход на творчество Довлатова и Мураками, обоих Виолетта очень любила, прочла все ими написанное от корки до корки. В третий раз они обсудили творчество Кортасара, «Лента Мёбиуса», – о, конечно, выше всяких похвал, закрученный клубок историй, и ведь как он неназойливо вовлекает читателя! как наперсточник – исподволь, не торопясь.

Разминкой они занимались уже в конце занятия, Виолетта так и ушла, запыхавшись.

На четвертой встрече она сразу заявила, что гимнастикой заниматься не хочет, и ей очень обидно, до слез. Опять до слез, с ужасом подумала Рита, но виду не подала. Виолетта заговорила и перебивать ее не хотелось. Пусть говорит.

– Да, я замужем и счастлива. Армен внимательный, недотепа и теряльщик домашних тапок, вечно по всей квартире ищем, знаете. Марк на него так похож, тоже рассеянный, так любит, когда папа его на работу с собой берет по выходным.

– Он и по выходным трудится?

– У него свободный график. Это очень удобно. Решили пикник провести – время нашлось. Два месяца назад. Я не большая любительница всех этих шашлыков, знаете, мужчины водку пьют, но подружка у меня, Инночка-пышечка, она в соседней библиотеке, по соседству. Так по ней соскучилась! Ну, посидеть вместе, поболтать. Инна и ночевать у меня иногда остается.

– И никаких разногласий?

– Никаких! Мы с ней лет десять дружим. Она меня понимает, разделяет мои взгляды полностью. Ну, одна живет – но ведь это так часто сегодня!

– А какие взгляды она разделяет, можно поконкретнее?

– Фильмы обсуждаем, книги. Я ей об Армене много рассказывала, ну обо всем, в общем. Но вы пока меня не перебивайте, а то я снова рыдать начну. У нас человек десять на даче собралось… или двенадцать – не помню. С каждым поговорили, устала безумно! И посуду пришлось мыть, наутро стараюсь ничего не оставлять. Гости разошлись, я с уборкой возилась.

– Армен вам не помогает?

– Да когда ему помогать? Он внимательный, добрый и отзывчивый. Очень отзывчивый. Но я по дому сама люблю. Знаете, с Ниночкой мы и в кино, и в театр, Ларса фон Триера обсуждаем, а с Марком – то на теннис, то в бассейн. Армен – это мужчина в доме, с ним… ну я и не помню, говорим мы с ним или нет… и о чем. Два месяца уже не говорим. Или одно и то же обсуждаем. – Она снова всхлипнула. – Я же просила, не перебивайте меня! Пожалуйста! Мне сосредоточиться трудно, я… Я их с Инной застала, когда поднялась наверх наконец. Посплетничать с Инной хотела, а там мой Армен. В позиции стоял. И Инна перед ним, на коленях, мордой в ширинку. Я заорала сразу, у меня в глазах потемнело, сколько времени на крик ушло – мне трудно сказать. Стояла и выла, как сирена милицейская. Марк прибежал, он спал в своей комнате, перепугался, думал, что в дом воры забрались. Очнулась – и тут… самое страшное. Передо мной – любимый муж и лучшая подруга, улыбаются. И оба убеждают, что ничего не случилось, она, мол, сережку потеряла, и показывает мне, у него под ногами искала. А я помню, что не под ногами. Я же помню… А он в комнате для гостей – что делал так поздно? Они ведь думали, я в спальню пойду, когда с посудой закончу, не ждали. И зачем я наверх поднялась? Посплетничать захотела. Посплетничала. Такой был счастливый день! Последний счастливый день.