— То есть...кхм-кхм,— откашливается он, понимая, ччто неожиданно для себя, назвал отца «отцом», — он тоже извинился. Мы всё обсудили и я несколько дней провёл в том доме, общаясь и снова знакомясь с теми, кто выбросили меня за шкирку за порог дома, оставив без денег и еды. Чисто на выживание.

У меня на глазах наворачиваются слёзы; душераздирающая боль и страдания в его взгляде передаются и мне.

— Я всё думал, настанет ли день, когда мы поговорим с отцом о том, что произошло... А когда узнал обо всём, я не понял его. Он поступил, как последняя тварь и я пытался прекратить злится на него. А то, что я смог провести в присутствии него целую неделю - я сам ещё в это с трудом верю! Он, конечно, говорил, как виноват и всё такое, но сначала то - он отрицал свою вину! Говорил, что он меня вырастил, а я ему ничем не отплатил. На этом я высказал ему всё, что держал в себе на протяжении всех этих лет.

Чувствую, как осколки боли вонзаются в моё сердце. Марк мне не рассказывал этого. Он рассказал мне только хорошую сторону всей поездки.

Я ещё удивлялась, как так? Я, конечно, была рада, что обошлось без ссор, но, похоже что зря, ведь мне просто ничего не было известно. Я слепо поверила его словам, а всю свою боль он хранил в себе.

— Я так же встретил дядю, брата отца, благодаря которому я не загнулся от голода. Ведь, когда только начинал заниматься музыкой - никакого дохода с этого не имел. Именно дядя был тем, кто помогал всем, чем только мог. Он приютил меня, а потом уже я стал усерднее работать. Я ему отплатил, когда получил свой первый гонорар, ведь понимал, что, если бы не он, то я вовсе бы и не увидел этих денег. А знаешь, оказалось, что отец не общался с братом, когда узнал, что я у него живу! – с дикими глазами говорит он, и я поджимаю губы, – Я всё думал, почему вдруг они отдалились друг от друга? Оказалось, что отец возненавидел своего брата, потому что тот не дал мне сдохнуть! И вот это отец... аж тошно говорить!

Марк тяжело вздыхает и головой вжимается в кожаное сиденье машины, прикрывая глаза.

— Я тебе уже рассказывал, как было неловко находится среди отца и матери, и всё бы ничего, если бы не в день моего отъезда я не узнать, что отец запретил матери связываться со мной. Тимур рассказал, что он запретил всем членам семьи даже упоминать моё имя, даже звонить и писать мне. Впрочем, это было даже не сложно, ведь я периодически менял номера, но сам факт! Он настраивал всю семью против своего же сына! Черт! А всё потому что я, сука, не послушал его!

— Марк...— я не могу уже противиться слёзам.

— Мне всегда хотелось, чтобы меня просто приняли. Я не о многом просил...правда... поэтому, прости! Я не хотел нагружать тебя своими проблемами. С тобой я забываю обо всём и мне это нравится, но, когда мы ссоримся, я чувствую себя ужасно. Прости, но я просто такой человек. Я одиночка и слишком сильно к этому привык, поэтому держу всё в себе. Тебя я хочу отгородить от всего плохого, но это невозможно...плохое просто сопровождает меня везде и всюду.

Сердце разрывается на миллион кусочков от дрожащего голоса, боли в глазах и тяжёлых вздохов. Мне невыносимо больно смотреть на него и видеть всю боль и ненависть по отношению к судьбе, которая предназначилась ему. Я ненавижу его отца за причинённые ему страдания и если бы я только могла, то я бы не раздумывая, забрала бы всю его боль, лишь бы увидеть облегчение в глазах.

— Эй, детка!— Марк поворачивается ко мне и злость смешивается с волнением,— Ты чего? Не плачь, родная!

Он утирает мои слёзы, и я плачу ещё сильнее.

— М-Марк...— взахлёб пищу я и обхватываю его за шею,— я тебя люблю!

— А я люблю тебя,— бархатным голосом мурлычет он.

Я перелезаю с пассажирского сидения на колени Марка.

— Ну, не плачь ты, пожалуйста!— умоляет он, держа ладони на моей шее.

— Мне жаль...твой отец совершил ошибку, вся твоя семья совершила её, но они даже не представляют, какого же замечательного человека они оттолкнули. В жизни слишком много всего ... много несправедливости, обид, боли и ненависти, но несмотря на всё дерьмо в твоей жизни, ты стал достойным человеком! Ты, как никто другой, достоин любви и счастья. Все, кто когда-то обидели тебя, поймут, что совершили ошибку, поверь! Они поймут! Ты двигаешься дальше, ведь у тебя столько незавершённых дел! У тебя есть дела поважнее, чем переживать о чужих ошибках. Марк...послушай, – я беру его лицо руками, – У всех есть шанс на исправление, не искупление ошибок, а лёгкое сглаживание. Твой отец тебя любит, твоя мама тебя любит, твой брат тебя любит, бабушка и дедушка тоже тебя любят. Что самое главное, ты тоже их любишь.

Марк закрывает глаза, и запрокидывает  голову назад. Я тянусь пальцами под кресло водителя и отодвигаю его, так как водительский руль упирается мне в позвоночник.

— Дай им шанс загладить вину перед тобой. Я не знакома с ним. Я не знаю, какие они люди. Кроме твоих слов, я ничего о них не знаю, но я вижу, что есть шанс на хороший конец. Я всегда верю в то, что в конце всё будет хорошо,— он открывает глаза и медленно кивает,— Марк, я прошла через многое, ты ведь и сам знаешь. Я тоже ненавидела родных мне людей. Я ненавидела мать, когда она бухала не просыхая. Ненавидела её за то, что три года моего детства я проплакала, и только и делала, что проклинала её и молилась Богу, чтобы всё поскорее закончилось: чтобы мать вернулась домой жива, и чтобы она хотя бы вернулась! Я ненавидела себя. Я ненавидела отца за то, что бросил и не вспоминал обо мне восемнадцать лет. Ненавидела Ивана за то, что являлся тряпкой, не имея яиц, чтобы совершить мужской поступок. Черт, я ненавидела его за то, что он смог поднять руку на мою маму. Что позволял маме время от времени пить, и дал возможность снова увидеть искажённое лицо и услышать нетрезвый голос. Я каждый раз погружалась в то состояние, в детстве, когда плакала у двери маминой подруги, ведь меня не впускали в дом, а мама там бухала. Я постоянно её вытаскивала из баров и квартир друзей. Я ненавидела её за то, что она позволила мне так жить, но я не могла ее оставить, ведь она у меня единственная такая. Я любила её и ненавидела одновременно! — говорю я.

У меня уже глаза болят от слёз, но я ничего не могу с собой поделать.

— Прости, Эрин...— Марк вздыхает, и я вытираю стекающую слезу с его щеки.

У него горячая кожа.

— Ты не должен извиняться!— вдыхаю я,— мы оба прошли через многое, но это должно остаться в прошлом. Забыл, чтобы двигаться дальше, нужно отпустить прошлое? У тебя есть шанс узнать, как всё изменилось. Как изменились члены твой семьи, и только подумай, чему ты их можешь научить? Другой семьи у тебя не будет, и с раной в сердце далеко не уедешь, поверь мне!

— Спасибо...— его личико кривится в полуулыбке, и я выпускаю мягкий хохот из груди,— спасибо, что появилась в моей жизни!

— Это ты ворвался в мою, и это я должна благодарить тебя за это, поэтому...спа-си-бо,— протягиваю я, совершая паузы.

Через несколько секунд гляделок, я прислоняюсь губами к губам Марка. При поцелуе чувствую лёгкий привкус лимона и это слегка сбивает меня с толку, но я тут же вспоминаю, что за ужином он пил чай с лимоном, и приятные нотки цитруса сохранились на его губах. Ощущаю электрический разряд тока сквозь его губы и желание оторваться от него у меня даже не возникает. Я желаю большего. Прекрасно понимаю, что секс сейчас не решит проблем, но чувство, что нам нужно отвлечься – определённо заставляет меня желать сорвать с него всю одежду, и сделать это как можно скорее. Близость поможет Марку выплеснуть негативную энергию и разрядится. Если я и могу помочь ему почувствовать себя легче, я сделаю всё, что от меня требуется. Я готова сделать всё, лишь бы он чувствовал себя лучше.

— Ай!— кричу я, ударяясь головой о потолок машины.

— Ты в порядке?— взволнованно спрашивает Марк, прикладывая ладонь в моей макушке,— осторожнее, детка!

Я продолжаю активно двигаться на его бёдрах, а его губы скользят по моей шее, обжигая кожу раскалёнными поцелуями. Его ладонь всё ещё держит мою голову, чтобы избежать повторного удара и я благодарна ему за заботу, но лучше бы он этой рукой раздевал меня.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя в машине?— его горячее дыхание проникает в моё ухо,— хочешь, чтобы жители это увидели?

Его голос звучит очень соблазнительно и горячо.

— Мне плевать!

Я понимаю, что Марку нужно расслабиться и ему, конечно же, плевать, что кто-то может увидеть двух людей занимающихся непристойностями в припаркованной машине поздно вечером, но он знал, что меня это волнует. Признаюсь, мне не плевать, что подумают окружающие, но сейчас это меня волнует меньше, чем переживания Марка.

— Идём, детка!— шепчет он.

Марк буквально поднимает меня со своих коленей и аккуратно сажает обратно на пассажирское сидение. Я возбуждена, и, могу поспорить, вся красная из-за наплыва чувств и отсутствия воздуха в машине. Он перемешается на задние сидения, и руками тянется ко мне.

Перебираюсь и он резко швыряет меня спиной на сидения, нависая сверху. Наши губы соединяются и я чувствую, как знакомый пожар снова разжигается в моей груди.

Я гуляю ладонями по его телу и ловко расстёгиваю пуговицы рубашки, в которой он так сексуально выглядел сегодня. Расстегнув ремень и откинув в сторону мой пиджак, Марк запустил пальцы под топ и я словно получила свежий ожог кожи, который останется со мной навсегда.

Поразительно, как появление человека в жизни другого человека – переворачивает мир с ног на голову.

Марк ворвался в мою жизнь неожиданно и, сколько бы я не пыталась вытолкнуть его из своего поезда, он всегда оказывался в следующем купе. Такое ощущение, что я водитель того самого поезда, а все вагоны, которые я тащу за собой – это мои переживания, этапы жизни, мысли и, вытолкнув его из купе под названием «физические вещи», он всегда переходил в вагон «мыслей», вагон «сердце», вагон «воспоминания» и тд.