– Очень хороша.

– Ну, я тебя теперь никуда не отпущу, – произносит она мне, и я не могу удержаться от дурацкой улыбки.

Джош подмигивает мне: «Ну вот видишь». Он с ошалелым видом вытирает ладони о брюки. Наверное, у него церквофобия.

– Я бы держала ее у себя в кармане. Какая куколка! Давай-ка садись здесь впереди вместе с нами. Это отец Джоша. Энтони, погляди-ка на эту крошку. Энтони, это Люси.

Он нацеливает на меня свои устрашающие глаза-лазеры. Не перестаю удивляться чудесам генетики.

– Приятно познакомиться, – отвечаю я на его взгляд.

Мы смотрим друг на друга. Наверное, мне надо попытаться очаровать его. Это старый рефлекс. Я беру паузу. Изучаю его. Но решаю не следовать первому порыву.

– Привет, Джошуа, – говорит мистер Темплман, перенаправляя свои лазеры на сына. – Давно не виделись.

– Привет, – отвечает Джош и дергает меня за запястье, чтобы я села между ним и его матерью. Буфер. Делаю мысленную пометку: надо будет потом высказать ему все по этому поводу.

Элейн становится между коленями Энтони и приглаживает его волосы. Красота приручила это животное. Потом она садится, и я поворачиваюсь к ней:

– Вы, наверное, очень волнуетесь. Я однажды видела Патрика, к сожалению в не слишком приятной ситуации.

– О да, Патрик упоминал об этом во время одного из наших воскресных телефонных разговоров. Он сказал, ты плохо себя чувствовала. Пищевое отравление.

– Думаю, это был вирус, – говорит Джош, беря меня за руку и гладя ее, словно впавший в транс колдун. – И вообще, зачем он обсуждал ее болезнь с другими людьми?

Мать смотрит на него, потом на наши соединенные руки и улыбается.

– Ну, что бы это ни было, – встреваю я в разговор матери с сыном, – а я была совершенно разбита. Патрик, наверное, вообще не узнает меня сегодня. Надеюсь. Я очень благодарна вашим сыновьям за то, что помогли мне справиться с этой напастью.

Элейн смотрит на Энтони. Я невольно подвела Джоша слишком близко к слону в гостиной, которого все сознательно обходят стороной, будто не замечая отсутствия у него на груди стетоскопа.

– Цветы очень красивые. – Я показываю на букеты розовых лилий, которые стоят у каждого ряда скамей.

Элейн понижает голос до шепота:

– Спасибо, что пришла с ним. Для него это нелегко. – Она бросает на Джоша встревоженный взгляд.

Как мать жениха, Элейн вскорости просит прощения и отправляется приветствовать родителей Минди, а потом помогает нескольким пугающе пожилым людям занять предназначенные для них места. Церковь постепенно заполняется, раздается смех и радостные возгласы удивления, отмечающие встречи давно не видевшихся друзей и родственников.

Честно говоря, я не понимаю, что такого тяжелого в этой ситуации. Все выглядит достойно. Ничего не упущено. Энтони кивает гостям. Элейн целует и обнимает каждого, с кем говорит.

Только я как одинокая книга, застрявшая на полке между двумя книгодержателями, каждый из которых погружен в свои мысли. Энтони явно не любитель праздных разговоров.

Я позволяю отцу с сыном молча сидеть на полированной деревянной скамье, держу Джоша за руку и про себя размышляю: какой тут от меня толк? Наконец Джош ловит мой взгляд.

– Спасибо, что ты здесь, – говорит он мне на ухо. – Так уже легче.

Я раздумываю над этим, пока Элейн не садится на свое место. Звучит музыка.

Патрик стоит у алтаря, бросая косые взгляды на брата, а меня оглядывая мельком, будто оценивая, полностью ли я поправилась. Он улыбается родителям и шумно выдыхает.

Появляется Минди, в широком бледно-розовом, как маршмэллоу, платье. Оно слишком экстравагантно, но она выглядит такой счастливой, когда идет по проходу, одновременно улыбаясь и плача, будто потеряла рассудок, что мне ее наряд начинает нравиться.

Минди встает перед Патриком, и теперь мне хорошо ее видно.

Елки-палки. Эта женщина сногсшибательна. Не подкачай, Патрик!

Свадьбы для меня всегда заканчиваются тем, что я начинаю вести себя странно. Когда друзья молодоженов стали читать специально к этому дню написанные стихи, я расчувствовалась. Когда жених и невеста произносили обеты, я стала задыхаться, взяла у Элейн бумажный носовой платок и промокнула уголки глаз. Затаив дыхание, я следила, как молодые обменивались кольцами, и вздохнула с облегчением, когда золотые обручи, легко скользнув по пальцам, оказались на своих местах.

А когда произнесли магические слова: «Теперь жених может поцеловать невесту», я испустила счастливый вздох, словно увидела надпись «КОНЕЦ», развернувшуюся поверх этого прекрасного, застывшего во времени кинокадра.

Я смотрю на Элейн, мы обе издаем одинаковые радостные смешки и начинаем аплодировать. Мужчины по обе стороны от нас снисходительно вздыхают.

Молодые идут по проходу с новехонькими кольцами на руках, все гости встают, начинают поздравлять героев дня и выражать свои восторги. Звуки старинного органа почти тонут в этом шуме. В первый раз замечаю несколько многозначительных взглядов, брошенных на Джоша. К чему бы это?

– Они идут фотографироваться, – говорит мне Элейн, вежливо махая кому-то рукой. – Мы все сейчас отправимся в отель, немного выпьем, потом будет ранний обед и речи. В какой-то момент мы заберем Джоша ненадолго, чтобы сделать пару семейных фотографий.

– Звучит неплохо. Верно, Джош? – Я сжимаю его руку.

Последние несколько минут он был слегка рассеян. Вздрогнув, приходит в себя.

– Конечно. Пошли.

Я бросаю взгляд через плечо на его родителей. Надеюсь, он скорее радостный, чем тревожный, а Джош тем временем берет меня под руку и выметается из церкви.

– Помедленнее, Джош. Погоди… Мои туфли… – Я едва поспеваю за ним.

Он заползает на пассажирское сиденье и со стоном выдыхает.

Я с трудом даю задний ход. Все одновременно покидают парковку.

– Ты хочешь сразу вернуться? Или предпочитаешь немного покататься по округе?

– Лучше покататься. По пути домой. Выезжай на шоссе.

– Я независимый наблюдатель. Уверяю тебя, все прошло отлично.

– Полагаю, ты права, – невесело отзывается Джош.

– Пардон? Ты не мог бы повторить это еще раз, чтобы я записала на диктофон? Поставлю в качестве оповещения, когда приходят эсэмэски. «Люси Хаттон, ты права».

Я дразню его, чтобы вывести из состояния уныния. Джош смотрит на меня:

– Могу записать текст для голосовой почты, если хочешь. Вы позвонили Люси Хаттон. Она сейчас занята – обливается слезами на свадьбе какого-то незнакомого парня и не может ответить на ваш звонок, оставьте сообщение.

– Заткнись! Наверное, я смотрю слишком много фильмов. Это было так романтично!

– Ты милашка.

– Джошуа Темплман думает, что я милашка. Он точно отмороженный.

Мы ухмыляемся, глядя друг на друга.

– У тебя, наверное, были причины пустить слезу. Мечтаешь о собственной свадьбе?

Я смотрю на него, готовая дать отпор:

– Нет. Разумеется, нет. Придумаешь же. Кроме того, мой жених – невидимка, помнишь?

– Но почему тогда свадьба чужого человека вызвала у тебя слезы?

– Наверное, бракосочетание – это один из последних старинных обрядов, сохраненных цивилизацией. Каждый хочет иметь кого-нибудь, кто будет любить его настолько, что согласится носить золотое кольцо. Ну, понимаешь, чтобы показать другим – его сердце занято.

– Не уверен, что в наши дни это имеет значение.

Я задумываюсь, как объяснить свои чувства.

– Это абсолютно примитивно. Он носит мое кольцо. Он мой. И никогда не будет твоим.

Медленная процессия машин приводит нас обратно к отелю. Я передаю ключи служителю парковки, и Джош пытается увести меня в сторону от входа в здание.

– Джош. Нет. Пойдем.

– Поднимемся в номер. – Он упирается – не сдвинуть. Весит тонну.

– Ты ведешь себя глупо. Объясни, что с тобой происходит.

– Глупо, – бормочет он. – Ничего не происходит.

– Ну, тогда мы войдем внутрь. – Я крепко беру его за руку и провожу через двери, которые открывают для нас.

Набираю в грудь столько воздуха, сколько туда помещается, и вхожу в зал, наполовину заполненный Темплманами.

Глава 23

В красиво оформленном зале, примыкающем к бальному, мы проводим около двух часов, смешиваясь с гостями и входя в контакты с разной степенью неловкости. Прием с шампанским тянется бесконечно. Когда я говорю «смешиваемся», то имею в виду, что я протаскиваю Джоша сквозь череду мимолетных встреч с отдаленными родственниками, в то время как он стоит рядом со мной, наблюдая, как я заглатываю шампанское, чтобы притупить нервозность, отчего в желудке у меня пожар, будто я залила туда бензина. Каждое новое знакомство проходит так:

– Люси, это моя тетя Ивонн, сестра моей матери. Ивонн, это Люси Хаттон.

Выполнив свое предназначение, Джош занимает себя поглаживанием внутренней стороны моего запястья, проводит рукой по моей спине в поисках спрятанного под волосами кусочка обнаженной кожи или сцепляет и расцепляет наши пальцы. И все время смотрит на меня. Редко отводит взгляд. Может, восхищается моей способностью поддерживать бессмысленные разговоры.

Через некоторое время мать забирает его в сад, и я наблюдаю через окно, как Джош позирует с родными. Принужденно улыбается. Заметив, что я шпионю, кивком выманивает меня на улицу, и мы оказываемся лицом к лицу у красивейшего куста роз. Когда щелкает затвор камеры, старая версия меня качает головой от удивления: как мы дошли до жизни такой? Я и Джошуа Темплман пойманы улыбающимися. Какое бы то ни было развитие отношений между нами кажется невозможным. Куда уж дальше.

Джош разворачивает меня и берет мой подбородок в ладони. Я слышу слова фотографа: «Замечательно». Снова щелчок затвора, и я забываю обо всем в тот миг, когда губы Джоша касаются моих. Мне хотелось бы избавиться от прежнего недоверия к нему, но все это слишком похоже на сладкий послеобеденный сон. Что-то подобное со мной уже случалось. И как же я потом себя ненавидела.