– С самого приезда в Брюссель я изучал карты, и у меня есть на всякий случай компас, – ответил Симон, принимаясь седлать серого. – Нам требуется только одно – двигаться на север и избегать застав на дорогах, а также французских войск. Бельгия уже недалеко. Сегодня нам, наверное, придется переночевать в каком-нибудь амбаре, но завтра мы будем уже в Брюсселе.

Сюзанна кивнула и принялась доставать из экипажа свои вещи.

Минут через десять они уже были готовы к отъезду. В поездку в Париж они взяли с собой совсем немного вещей, но все же решили, что лучше будет навьючить ими третью лошадь – как и предлагала Сюзанна. Из одного одеяла Симон соорудил попону для своего коня, в другие завернул ружья, чтобы сделать их менее заметными.

Когда все наконец было уложено, он помог Сюзанне забраться на серого. В мужском седле ей пришлось сидеть по-мужски, и ее запачканная кровью алая юбка то и дело вздувалась на коленях, но Сюзанна этого не замечала: сейчас думала лишь о том, как бы поскорее оставить позади это ужасное место.

Они направились на север – прочь от будки и трупа, лежавшего в ней, – но Сюзанна точно знала, что они с Симоном никогда не забудут об этом происшествии.

Глава 32

Сюзанна ехала по проселочным дорогам и полям, бездумно следуя за мужем и почти не замечая ничего вокруг. Ей не давали покоя мысли об ужасном кровопролитии, которое она учинила.

Как всегда деловитый и собранный, Симон к вечеру отыскал для ночлега стоявшее чуть в стороне от дороги, строение, похожее на амбар, где нашлось, к счастью, и сено для лошадей, и полное дождевой воды корыто, из которого поили скот. Вода оказалась достаточно чистой, чтобы умыться. Сюзанна тут же представила себе леди Макбет, смывающую с рук кровь.

Симон помогал ей умываться – как малому ребенку, не способному справиться самостоятельно, – Потом разыскал для жены среди своих вещей рубашку и запасные брюки, в которых ей было бы удобнее ехать верхом на следующий день. Его одежда сидела на ней мешковато, но исходивший от ткани такой родной запах мужа успокаивал, и она даже радовалась, что теперь меньше похожа на женщину.

Переодевшись, Сюзанна обнаружила, что Симон уже успел позаботиться о лошадях и устроил для них самих уютное гнездышко, набросив одеяло на пышную гору соломы.

– Давай сначала перекусим, а потом ляжем, – сказал Симон. – Хочешь выпить вина?

Он протянул ей фляжку, но она покачала головой: скорее всего именно этим вином нестерпимо разило… скорее всего именно от сержанта Фаброна.

Симон не стал настаивать и протянул ей ломоть слегка подсохшего хлеба с куском сыра. Сюзанна вдруг вспомнила, что с самого завтрака на постоялом дворе у нее не было во рту ни крошки. Наверное, еда придаст ей сил, хотя… ведь это еда убитого ею человека…

Поспешно отогнав эту мысль, она съела хлеб с сыром и все же сделала глоток вина из фляги, к счастью, оказавшегося белым, а не красным, как кровь… Сможет ли она когда-нибудь без содрогания пить красное вино?

Они ели и пили молча, глядя, как солнце соскальзывает за горизонт. Красивый был закат: алый, как кровь…

После ужина Симон убрал еду и вино в холщовую сумку и напомнил:

– Пора спать. Утомительный выдался день.

Сюзанна невесело усмехнулась: «Утомительный – явное преуменьшение: совершенно в английском духе».

– Ты сможешь вытерпеть мои объятия? Или лучше закутаешься в одеяло и ляжешь поодаль? – с невозмутимым видом спросил Симон. – Если ты сейчас не в состоянии находиться рядом с мужчиной, я пойму.

Слова мужа вывели ее из оцепенения.

– Как тебя не коробит при одной только мысли о прикосновениях ко мне… – Голос Сюзанны дрогнул. – После всего, что я натворила…

– Иди-ка сюда, ma petite, – тихо позвал Симон, протягивая к ней руку. – Давай проведем и эту ночь вместе.

Отчаянно жаждая ласк и утешения, Сюзанна взяла мужа за руку и вытянулась рядом с ним. Золотистая солома под одеялом уютно похрустывала. Симон привлек жену к себе, затем укрыл их обоих вторым одеялом.

Ласковые объятия мужа вскоре согрели ее и успокоили.

– Я ведь не хотела… – прошептала она. – Но он был так похож на Гюркана. То же телосложение, а главное – душа: жестокая, полная злобы…

Симон осторожно коснулся синяка у нее на щеке. Сержант ударил ее без причины – просто хотел показать, насколько он силен, а она – беспомощна.

– Он был скотиной, ma petite. Он больше… ничем тебя не обидел?

Догадавшись, о чем он, Сюзанна ответила:

– Нет, он меня не изнасиловал. Не успел. Ему… сначала хотелось другого.

Симон поморщился. Она вздохнула и, словно размышляя вслух, пробормотала:

– Жаль только, что мне так и не представилось случая собственными руками прикончить Гюркана. Мне и в голову не приходило, что я смогу совершить такое… А ведь смогла…

– Он довел тебя до такого состояния своим поведением – как древнего воина-берсерка в пылу сражения, – будничным тоном объяснил Симон. – Когда вскипает такая ярость, теряешь всякую власть над собой.

Так все и было, – признала Сюзанна.

Безудержная ярость, забурлившая в ее жилах, ярость, обжигающая, как лава, заставила ее уничтожить врага. Что она и сделала.

Объяснения Симона не умаляли ужаса, вызванного собственным поведением, но помогли осмыслить содеянное. Она тихо расплакалась, уткнувшись лицом в плечо мужа и чувствуя, как он гладит ее по спине, успокаивая.

Когда слезы, наконец, иссякли, она спросила:

– Как же это ты понял?.. Как ты понял, что со мной происходило?

После долгого молчания Симон с мрачным видом проговорил:

– Мне тоже довелось испытать нечто подобное. Я не жалею о том, что сделал, но не хотел бы, чтобы такое произошло еще раз.

– Что же случилось? – шепотом спросила Сюзанна, хотя и сомневалась, вправе ли.

Симон тяжело вздохнул.

– Это произошло на Пиренейском полуострове. Мне случайно попался дезертир, который незадолго до того изнасиловал и убил двух детей, брата и сестру.

– О нет!.. – в ужасе воскликнула Сюзанна, прекрасно понимая, что чувствовал Симон, узнав о таком злодеянии.

– Тела несчастных еще не остыли, но было уже поздно… Они погибли. А у меня был штык… и ярость, не знающая границ. – Симон тихо вздохнул. – Я не жалею, что избавил мир от чудовища, но не могу смириться с тем, что и сам тогда стал чудовищем.

– Ох, как же я тебе сочувствую… – прошептала Сюзанна, без труда представляя себе сцену, подобную той, что разыгралась сегодня днем. И поскольку ей надо было знать это, спросила: – После этого тебе случалось… убивать так?

– Нет. – Рука мужа, лежавшая на ее плечах, дрогнула. – Я солдат, и порой я убивал, когда это было необходимо, но с той же сокрушительной яростью – больше ни разу. Хватило одного.

– Да, понимаю… – кивнула Сюзанна.

Симон усмехнулся:

– Сомневаюсь, что с тобой когда-нибудь повторится такое, ma chérie. Просто гнев, который копился в тебе всю жизнь, вырвался на волю. Есть люди, кому не место на земле, и Фаброн был одним из таких. Теперь он – частица твоего прошлого, как и Гюркан, но не позволяй им больше жить в твоих мыслях и мучить тебя.

– Совет ценный, но мне понадобится время, чтобы перестать думать о них. – Сюзанна положила голову на плечо мужа и попыталась расслабиться. Она пережила ужасы плена и Гюркана, переживет и это. Да, она повела себя по-варварски, но мысленно дала себе клятву, что не даст этим воспоминаниям отравить ей жизнь. «Не вздумай увязнуть в этом!» – сказала она себе.

– Мне казалось, что война для меня уже закончилась, однако я ошибся, – пробормотал Симон. – И я буду делать то, что обещал Веллингтону: ведь должен же кто-то этим заниматься, – но впредь мне следует действовать в одиночку.

Сюзанна вздохнула.

– От меня одни неприятности, да?

– Нет-нет, – покачал головой Симон. – Но сегодня я осознал: когда ты со мной, я слишком поглощен заботами о твоей безопасности. Беспокойство затуманивает рассудок, и это очень опасно.

– А будь ты один, неужели сумел бы справиться с тремя французскими солдатами?

– В такой ситуации никогда не знаешь наверняка, – отозвался Симон. – Но из подобных ситуаций мне уже удавалось выходить невредимым, и не раз.

– Прости, что я стала для тебя обузой, – со вздохом сказала Сюзанна. – Мне казалось, я тебе помогаю…

– В этой поездке к нотариусу твое присутствие было необходимо. И мы никак не могли предвидеть, что наткнемся на пьяных солдат, алчущих насилия. А способ, которым ты отвлекла сержанта Фаброна, был блестящим, хотя и неожиданным, – в задумчивости проговорил Симон. – В конечном счете значение имеет лишь то, что мы оба сравнительно легко отделались. – Он еще крепче обнял Сюзанну. – Но в поездки исключительно с целью военной разведки мне лучше отправляться одному.

Несколько дней назад Сюзанна поспорила бы с мужем, но сейчас согласилась: у нее не было, конечно, такого армейского опыта и чутья, как у него.

– Ладно, хорошо: я не стану напрашиваться с тобой в поездки, где буду только помехой.

Симон с облегчением вздохнул.

– Вот и хорошо.

– А ты думал, я заупрямлюсь?

Муж усмехнулся и коснулся губами ее лба.

– Да, был почти уверен. Но одно из множества качеств, которые мне в тебе нравятся, – это благоразумие.

– Такое со мной бывает далеко не всегда, – с грустной улыбкой заметила Сюзанна.

– Возможно. Но такова человеческая природа. – Симон зевнул, прикрывая рот ладонью. – Сейчас впаду в спячку – как медведь зимой. День был беспокойный.

Сюзанна промолчала, потом вдруг спросила:

– А звуки, означающие опасность, смогут мгновенно вывести медведя из этой спячки?

– Да, конечно. Это одно из качеств, которые приобретаются в армии. К счастью, здешние места выглядят спокойными и мирными. Надеюсь, и вы сможете поспать, миледи, – сказал Симон, снова зевнув.

Он уснул почти мгновенно, и его тихое дыхание успокаивало. Сюзанна ничуть не удивлялась, что муж так быстро уснул: ведь столько всего произошло за этот день… Он заслужил отдых. Но сама Сюзанна, взбудораженная беспокойными мыслями хоть и была измучена, никак не могла уснуть. Сначала она заставляла себя расслабиться – постепенно, мышца за мышцей; потом принялась вспоминать всю безобразную и страшную сцену с Фаброном, не упуская ни единой подробности; затем представила, как разводит огромный костер, швыряет в него этот мучительный опыт – и пламя пожирает каждое гнусное прикосновение сержанта, каждую каплю ее ярости и чувство стыда, последовавшее за этой вспышкой безумия. Эти мысленные упражнения вызывали дрожь, но помогли немного успокоиться. Этот способ она придумала еще давно, чтобы не сойти с ума от жизни в гареме.