Они выехали утром, простившись дружескими объятиями с семейством Моро, которое приглашало их в гости снова. И все они долго махали им вслед. Морис правил лошадьми, запряженными в карету, Джексон восседал рядом с ним на козлах, Симон и Сюзанна ехали верхом, а Мари приглядывала за мужем в карете.

Поездка была ничем не примечательной, пока они не приблизились к окраинам Брюсселя, где проезжавшие мимо люди стали попадаться значительно чаще – и в элегантных экипажах, и в крестьянские повозках. В город же они въехали вместе с отрядом голландских и бельгийских солдат.

Симон заметно помрачнел. Придерживая своего коня рядом с конем Сюзанны, он заметил:

– Должно быть, пришли вести о возможной войне.

– Пожалуй, даже вероятной войне, – сказала Сюзанна.

Симон кивнул. И все же услышанное по приезде домой стало для них неожиданностью. Едва карета и двое запыленных всадников остановились перед особняком, Дженни, явно встревоженная, выбежала встречать их и воскликнула:

– Герцог Веллингтон только что прибыл в Брюссель и занял дом всего в квартале отсюда!

Симон вполголоса чертыхнулся. Вероятная война вмиг превратилась в неизбежную. И он полагал, что в Брюсселе разместится штаб объединенных британских и голландско-бельгийских войск.

Глава 26

Разговор, которого уже давно ждал Симон, состоялся на следующее утро после возвращения в Брюссель. За завтраком Мари робко сказала:

– Месье, Филипп хотел бы поговорить с вами, когда вам будет удобно.

– В таком случае после завтрака, – ответил Симон. – Хотите еще кофе, Мари?

– Да, будьте любезны. – Она намазала джемом теплый круассан. – Я всегда такая голодная!..

– И неудивительно, – заметила Сюзанна. – Насколько я понимаю, у Филиппа намечается мужской разговор с моим супругом, так что присутствие дам нежелательно, верно?

Мари утвердительно кивнула.

– Да, мадам. Но потом я его как следует расспрошу.

– А я – Симона, – решила Сюзанна, и обе женщины рассмеялись.

Симон же с удовольствием отметил, что они подружились. Сюзанне явно недоставало подруг. Допив кофе, он встал.

– Что ж, пойду наверх, к Филиппу. Если услышите крики, не обращайте внимания.

В его словах была лишь доля шутки. Филипп очутился в положении, которое свело бы с ума любого мужчину. Но этим утром он по крайней мере был безоружен.

Симон вошел в просторную спальню, отведенную Дювалям, и застал молодого человека в халате – он сидел в кресле у окна, и его ноги были тщательно укутаны пледом. Симон протянул руку.

– Доброе утро. Судя по всему, вам полегчало.

С видимым усилием Филипп ответил на рукопожатие.

– Спасибо. Я все еще слаб как котенок, но чувствую себя намного лучше, чем несколько дней назад. – Он поморщился. – Полагаю, вам уже известно, почему я попросил вас о разговоре наедине.

Симон занял соседнее кресло.

– Вы благодарны нам за помощь, а злитесь, потому что были вынуждены принять ее. Но вы слишком хорошо воспитаны, чтобы винить нас в том, что эта помощь была необходима.

Филипп невольно рассмеялся.

– Коротко и в самую точку, месье! Я ненавижу себя за то, что не в состоянии даже обеспечить мою жену, и… и я не знаю, когда буду в состоянии. – Филипп нервно теребил край пледа у себя на коленях. – И еще хуже представляю себе, когда смогу расплатиться с вами.

– Когда наступают трудные времена, помощи обычно ищут в семье, а мы и есть ваша семья, – разъяснил Симон. – Но вы и впрямь в сложном положении. Даже если некому оспаривать ваше право на поместье, понадобятся немалые средства – для покупки семян, скота, инвентаря, найма работников.

Филипп болезненно поморщился.

– Да, знаю… Когда мы возвращались в Шато-Шамброн, я думал, что увижу ухоженное поместье, каким оно мне запомнилось. А вместо этого… – Он прерывисто вздохнул. – Не знаю даже, за что хвататься, чтобы поместье снова начало приносить доход.

– Вам известно, кто занимался юридическими делами вашего отца? Полагаю, при составлении всевозможных контрактов и купчих граф обращался к нотариусу. Вот он и поможет вам определить ваше финансовое положение. Может, завещанных вам средств вполне хватит на то, чтобы привести поместье в порядок.

– Хотелось бы надеяться. Но такая удача маловероятна. – Филипп явно был настроен пессимистически. – Отцовский notaire – месье Морель из Сен-Дени, это к северу от Парижа. Но я с ним ни разу не виделся. Отец собирался указать в завещании, что оставляет поместье мне, но я не знаю, сделал он это или нет. Мне говорили, что его бегство было внезапным. – Филипп пожал плечами. – Надеюсь, когда император снова воссядет на трон, суд поддержит меня в моих притязаниях.

– Он уже на троне, но не знаю, долго ли просидит на нем. Армии союзных держав вот-вот вторгнутся во Францию и свергнут Наполеона. Уже навсегда.

– Император не раз совершал невозможное – вопреки всем ожиданиям! – с горячностью выпалил Филипп. – Сможет и на этот раз!

– Может быть. Но шансы против него стремительно растут. – Тут Симон наконец решил, что пора объявить, на чьей он стороне в этой затяжной войне. – Как я уже говорил, вы с Мари можете остаться здесь, пока не поправитесь и не решите, как быть дальше. Но вам следует знать: я был полковником британской армии и продал свой патент лишь недавно. Мы с Сюзанной не желаем превращать этот дом в поле политических баталий, но я пойму, если вы сочтете неудобным жить под этой крышей.

Филипп отпрянул в кресле.

– Зачем же вы впустили к себе врага? – изумился он. – Чтобы унизить? Или хотите уничтожить нас?

– Я не считаю вас своим врагом. И готов признать, что некоторые реформы Бонапарта были превосходными и весьма своевременными, например – реформа системы правосудия. Но его стремление завоевать весь мир и сами завоевания, которые привели к гибели целых армий, не говоря уже о разорении Франции… – Симон прикусил язык, чтобы не добавить еще чего-нибудь в том же духе. – Этого я ему не могу простить.

– Как бы я хотел, чтобы мы с Мари покинули этот дом! – взорвался Филипп. – Но, увы, мы здесь в ловушке. Я не могу обрекать ее на жизнь среди руин, да еще – в таком положении. А я сам… я слишком слаб даже для того, чтобы уйти, хлопнув дверью.

– Не воспринимайте нас как врагов, – примирительным тоном попросил Симон. – Считайте, что мы ваша родня. Сюзанна весьма озадачилась, обнаружив, что она ваша мачеха и скоро станет бабушкой, но они с Мари уже подружились. Обе достаточно благоразумны и не допустят ссоры родственников из-за политики.

– Жаль, что я на это не способен, – с тоской во взгляде пробормотал Филипп.

– Я и не прошу вас нарушать присягу и забывать о своей доблестной службе императору. Как уже было сказано, оставайтесь здесь, пока все не наладится. Прошу вас только не работать на Бонапарта, пока живете под этой крышей. – Симон едва заметно улыбнулся. – И обещаю не говорить о политике, если и вы воздержитесь от разговоров о ней.

– Обещаю, – нехотя отозвался Филипп. – Жаль, что вы настолько великодушны. В противном случае мне было бы проще презирать вас.

– Вот так жизнь и создает чертовски неловкие ситуации, – с усмешкой заметил Симон. – Одним из достойнейших людей, какие мне встречались в жизни, был майор французской армии, взявший меня в плен. Мне удалось бежать, и я не знаю, что с ним стало, но надеюсь, он жив и где-нибудь здравствует.

Филипп невольно улыбнулся.

– Постараюсь запомнить, что враг – это политическая сущность, а не отдельно взятая человеческая личность. – Он устало вздохнул. – Спасибо, что пришли. А теперь мне надо вздремнуть. Вернутся ли ко мне когда-нибудь силы?

– Непременно. В Испании я подцепил зловредную лихорадку вроде той, которая свалила вас. Прошло немало времени, прежде чем я поправился, но все же это произошло. Как видите, я вполне здоров и способен досаждать вам.

Филипп рассмеялся.

– Уходите лучше, а то как бы вы мне не понравились. – Со вздохом изнеможения он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. – Сюзанна – и бабушка? Удивительно…

– Верится с трудом, но я нисколько не сомневаюсь: бабушка из нее получится замечательная. Симон подумал, не предложить ли своему несговорчивому гостю помощь, чтобы он лег в постель, но отказался от этой мысли. Филипп и без того принял больше помощи, чем ему хотелось бы.

Тихо покинув комнату, Симон спустился по лестнице и застал Сюзанну и Мари в малой столовой.

– Обнажать оружие не потребовалось, – сообщил Симон. – Филипп был потрясен, узнав, что я служил в британской армии, но все же согласился принять наше гостеприимство на том основании, что мы родственники. По взаимному соглашению мы решили не говорить о политике.

Мари испустила вздох облегчения.

– Мое место – рядом с мужем, но мне так не хочется уходить отсюда. – Она приложила ладонь к животу.

– И мы не хотим, чтобы вы уходили, – заверила ее Сюзанна. – Мне нравится, когда меня окружают близкие люди. А как мне не терпится стать бабушкой!..

Все рассмеялись, потому что невозможно было вообразить бабушкой такую прелестную и молодую женщину, как Сюзанна. Но, как и сказал Симон Филиппу, она всерьез решила взяться за новую для себя роль.

Симон же продолжал:

– По словам Филиппа, нотариусом Жана-Луи был месье Морель из Сен-Дени. Сюзанна, это о нем вы упоминали?

Она кивнула.

– Да, верно. Но я виделась с ним только однажды, когда Жан-Луи повез меня туда подписывать какие-то бумаги. Сразу после того, как я их подписала, меня выпроводили в другую комнату, к чаю и пирожным, а мужчины заговорили о важных вещах, слишком сложных для слабого женского ума. И разговор этот был на редкость долгим и утомительным.

Симон улыбнулся ее язвительному тону.

– Этим утром мне надо побывать у местного банкира, так что я спрошу, не знакома ли ему эта фамилия – Морель. Возможно, тот по-прежнему ведет дела в Сен-Дени. Тогда я смогу написать ему и выяснить, не у него ли бумаги Жана-Луи.