Однако он воевал и честно служил Англии – как и сам Симон. Следовательно, они должны были понять друг друга.

– Что ж, Джексон, с основными обязанностями камердинера вы справитесь без труда, а в случае необходимости вам в помощь можно обучить другого слугу. Но давайте вернемся к вопросу о том, хотите ли вы им стать. Будучи денщиком, раздражались ли вы, когда приходилось выполнять приказы тех, кто уступал вам умственными способностями?

Несколько эмоций сменились на лице Джексона, после чего он с едва заметной усмешкой произнес:

– Да, бывало. Но вас я к таким не причисляю.

– Поскольку я служил главным образом в военной разведке, надеюсь, что так и есть, – сухо заметил Симон. – Я никогда не принадлежал к числу военных, которые не прочь покрасоваться в Гайд-парке или блеснуть в высшем лондонском обществе, так что мне не нужен камердинер, владеющий искусством зеркальной чистки сапог.

– Я умею чистить сапоги как полагается, – отозвался Джексон. – Такому человеку, как я, нужна работа, чтобы выжить.

Симон внимательно вглядывался в лицо собеседника, стараясь понять, что это за человек. Джексон неловко поерзал на стуле и пробормотал:

– Сэр, вы смотрите так, будто живьем сдираете с человека кожу.

Его левая рука, лежавшая поверх правой, начала ритмично сжиматься и разжиматься – как будто он все-таки пытался сжать ее в кулак.

– Мне уже говорили об этом, – криво усмехнулся Симон. – Очень полезное свойство, когда допрашиваешь неприятеля. Или испытываешь чью-нибудь выдержку. – Он перевел взгляд на левую руку Джексона. – Вы тренируете ее, чтобы действовала лучше?

Джексон покраснел и опустил левую кисть.

– А что, нельзя?

– Нет, напротив: вы поступаете очень разумно. Один мой друг получил подобное ранение и восстанавливал подвижность руки так же, как сейчас делаете вы. А недавно он написал мне и сообщил, что с рукой стало значительно лучше.

– Отрадно слышать.

Джексон возобновил свои упражнения. На Симона решимость собеседника произвела впечатление: уж он-то прекрасно знал, как больно разрабатывать поврежденные конечности.

Немного помолчав, Симон проговорил:

– Мне кажется, вы способны на многое, Джексон. Скажите, а вы хотели бы занять должность, в которой обязанности камердинера сочетаются с некоторыми другими? Возможно, со временем я найму личного секретаря, но сейчас он мне не нужен. Если хотите, можете пока что попробовать себя и в этой должности.

Джексон нахмурился.

– Как вы узнали, что я умею читать и писать?

– Но я не ошибся?

– Нет, сэр. Я научился грамоте у одного сержанта, который был не прочь подзаработать деньжат. А каковы тогда будут мои обязанности помимо чистки ваших сапог?

– Ведение переписки и организаторская работа. Хороший денщик не просто заботится об одежде того, кому служит, но и берет на себя более широкий круг обязанностей. Ему, например, необходима здравость суждений, а вы, Джексон, кажетесь мне вполне здравомыслящим.

– А если вы ошибаетесь и у меня нет способностей к секретарскому делу? Уволите меня и не дадите рекомендаций?

Симон решительно покачал головой.

– Нет, разумеется. Я выясню, чем еще вы могли бы заняться.

– Я думал, вам нужен просто камердинер… Почему вы даете мне шансы на большее?

Судя по голосу, Джексон не очень-то понимал, что происходило, и потому не торопился принять неожиданное предложение. «Еще один признак ума», – отметил Симон.

– Мои предки считали, что образование необходимо для всех, поэтому открывали школы в нашем фамильном поместье, – объяснил Симон. – Способным юношам предоставлялась возможность продолжить учебу. Их успех шел на пользу и им самим, и их семьям, и всему обществу. Один из них стал местным лекарем, другой открыл в деревне торговую лавку, чтобы никому не приходилось ездить в город за покупками. Я убедился, что на свете много одаренных людей, которым нужен лишь шанс, чтобы их способности раскрылись. Вот я и продолжаю семейные традиции.

– Тогда я с радостью соглашусь. И буду стараться изо всех сил для вас, сэр. – Улыбка Джексона была искренней. – И, конечно, ваши сапоги всегда будут начищены до блеска!


Сюзанна с нетерпением ждала, когда они с Симоном улягутся в постель, особенно потому, что день выдался хлопотный и после возвращения от Киркланда они не успели толком поговорить. Едва Симон скользнул к ней под одеяло, она перекатилась к нему в объятия и умиротворенно вздохнула.

– Вот теперь у нас полный штат прислуги. Как только я узнала, что Дженни раньше служила камеристкой, мне стало ясно: она вполне нам подойдет. Очень хорошо, что и вам подошел мистер Джексон. В момент знакомства он показался мне не слишком дружелюбным.

– Он чувствовал себя неловко, но после разговора со мной немного успокоился. Умный и дисциплинированный, Джексон наверняка будет трудиться на совесть. – Симон привлек жену поближе к себе. – Мое сообщение о скором отъезде в Брюссель он выслушал не моргнув глазом.

– А Дженни обрадовалась предстоящему путешествию. Тем более что и Джексон едет с нами. – Сюзанна вздохнула. – Интересно, чем увенчаются наши поиски – и Лукаса, и Шамброна…

– По крайней мере Шамброн мы непременно найдем на прежнем месте – там, где вы его оставили. А вот с Лукасом гораздо сложнее.

– В этих местах должно быть множество религиозных орденов. Что, если друг вашей семьи обознался и то был вовсе не Лукас? Но мы хотя бы предпримем попытку…

Симон провел ладонью по спине жены.

– Так вы не передумали насчет поездки в Брюссель? Ведь однажды вы сказали, что во Франции вам больше не на что рассчитывать. А Брюссель – самый что ни на есть французский город, хоть и относится к «нижним землям».

– Благодаря вам у меня прибавилось смелости, и я уже не так боюсь встречи с прошлым, – ответила Сюзанна. – Мало-помалу избавлюсь от страха. Хоть я и не желала бы снова жить во Франции, мне хочется побывать там и вспомнить прежнюю жизнь без боли. Брюссель – один из первых шагов по пути во Францию, и там я подготовлюсь к поездке в Шато-Шамброн.

– А вы готовы сделать еще несколько шагов к избавлению от других своих страхов? – Симон осторожно подхватил ладонью ее правую грудь.

Сюзанна замерла, сердце ее часто забилось, но муж больше ничего не предпринимал, и, сделав несколько глубоких вдохов, она сумела расслабиться и почувствовала, что прикосновение его теплой ладони доставляет ей удовольствие.

– А ведь неплохо… – заметила она. – Даже приятно.

– Можно мне сделать еще шажок?

Внутренний голос настойчиво советовал ей отказать, но она опять глубоко вдохнула и прошептала:

– Только совсем крошечный.

Симон передвинул ладонь так, чтобы касаться большим пальцем соска сквозь ткань ночной рубашки. От этой ласки взрыв ощущений пронзил ее до низа живота. Тихо ахнув, она отстранила руку мужа – и словно окаменела.

Придерживая ее за плечо, он спросил:

– Прикосновения такого рода вам ненавистны?

Она перевернулась на спину, пытаясь понять, что именно почувствовала.

– Это… сложно объяснить. Они отчасти доставляют удовольствие и напоминают о Жане-Луи, который гордился своим искусством в любви, хотя и мало думал о моих предпочтениях. Но к этим воспоминаниям примешиваются другие, мучительные – о Гюркане. Сочетание этих чувств… вызывает тревогу.

Некоторое время Симон молчал. Наконец тихо сказал:

– Даже не знаю, что на это ответить.

Он хотел было отстраниться, но жена остановила его, накрыв его ладонь своей. Закрыв глаза, она попыталась успокоиться. «Это же Симон – не Жан-Луи и не Гюркан», – говорила себе Сюзанна. И этот человек всегда был добр к ней. Думая о нем, она слышала, как успокаивается тревожное биение ее сердца.

Не говоря ни слова, Сюзанна провела его ладонью по своему бедру. Ощущения оказались очень приятными и совершенно не внушали страха.

Подчиняясь ее руке, он продолжал осторожно ласкать ее, и она чувствовала, как тепло распространялось по всему телу, продвигаясь выше, к груди, и… к низу живота. А она ведь и забыла, каково это…

Наслаждаясь ощущениями, Сюзанна направила руку мужа к своей талии и, чуть помедлив, подтолкнула еще ниже, но вдруг заметила, что он приблизился к ее самому сокровенному местечку. Она замерла, потом прошептала:

– Это уже слишком. По крайней мере – пока.

– Согласен, – отозвался Симон.

Высвободив свою руку, он обнял жену и прижал к себе.

Заметив, как он возбужден, она воскликнула:

– Ох, простите меня! О вас я не подумала, только о себе.

– Ничего страшного. – Его голос потеплел. – Сегодня была ваша очередь.

– А теперь поменяемся. – Сюзанна отстранилась от мужа, но лишь для того, чтобы просунуть руку под его ночные одеяния.

Едва она достигла цели, он судорожно вздохнул, и его возбуждение усилилось. Она улыбнулась в темноте. Ей нравилось доставлять Симону удовольствие, а ему – позволять ей это.

Дальнейшее стало более чем удовлетворительной прелюдией к крепкому сну.

Глава 17

Брюссель


Сюзанна проснулась рано в незнакомой постели и тихонько выскользнула из теплых объятий мужа. Вчера они прибыли в Брюссель так поздно, что не успели даже осмотреть дом Киркланда; заметили только, что слуги содержали его в полном порядке и что он выглядел неплохо, но не привлекал излишнего внимания.

Распахнув окно, Сюзанна выглянула наружу и сделала глубокий вдох. Откуда-то доносился дивный аромат свежевыпеченного хлеба, и она испустила блаженный вздох.

Для середины марта утро выдалось теплым, с солнечным светом сквозь дымку и с нарциссами, цветущими в вазонах на подоконниках. Узкая улочка, на которой стоял дом, была безлюдна, но парк слева, на расстоянии нескольких кварталов, казался более оживленным.

– Доброе утро, ma belle. – Симон подошел и обнял жену за талию, привлекая к себе. – И каково это – вновь очутиться в Европе, не во Франции, но в городе, где все напоминает о ней?