Амелия Грей - Мой любимый герцог

– Я никому ничего не скажу.

– Благодарю вас.

– Это еще не все, ваша светлость, – заговорил и мистер Брамуэл, явно взволнованный.

– Продолжайте, – кивнул Рат.

Спутник мисс Эверард встал, одним глотком допил бренди, поморщился, поставил пустой бокал на стол и сказал:

– Мисс Фаст не сказала вам – и я благодарен ей за верность слову и честность, – но ради ее блага должен открыть всю правду. Это я распустил тогда слух в «Уайтсе» о сестрах герцога Гриффина и не жалею: при необходимости сделал бы это снова.

Герцог медленно поднялся, стиснув в руке бокал, но, к счастью, тот оказался крепким.

– Мне неприятно это слышать, мистер Брамуэл.

– Я сказал бы вам раньше, но не мог нарушить слово, данное мисс Эверард. – Он взглянул на свою бледную как смерть спутницу и улыбнулся. – Она мне очень дорога. Но как только она сочла необходимым открыть вам истину, я решил, что тоже должен во всем признаться.

Рат уставился на до смерти перепуганного юношу: у него, казалось, даже глазные яблоки дрожали.

– Вы же, насколько мне известно, занимаетесь торговлей. Как вы попали в «Уайтс»?

– Меня провел мистер Портингтон, которого я попросил, сославшись на то, что всегда мечтал побывать в этом клубе. Он сам там бывал редко, но согласился. Когда мы уходили, я громко, так чтобы слышали окружающие, сказал: «Сент-джеймсские повесы всегда выходят сухими из воды: никогда не платят за свои выходки, – зато теперь пришло время». Мистер Портингтон пробормотал, что мне следует выбирать слова и говорить тише. Я, напротив, повысил голос и добавил: «Разве не будет справедливо, если кто-нибудь испортит первый сезон сестрам герцога Гриффина?»

Брамуэл забрал бокал из рук Евгении и поставил на стол. Она испуганно поднялась и, словно опасаясь лишиться чувств, придвинулась к нему.

– Теперь вы знаете все, ваша светлость. Можете поступать со мной, как пожелаете: я готов, – но извиняться за то, что помог Евгении и мисс Фаст, не стану.

Рат подался вперед, схватил юношу за шейный платок и притянул к себе. Мисс Эверард ахнула и закрыла рот рукой.

– Ты подверг двух юных леди опасности, – медленно, едва слышно, процедил герцог голосом, который вселял страх в окружающих. – И речь идет не только о репутации.

– Мне жаль, – выдавил юнец.

– И кто знает: возможно, леди Вере до сих пор что-то угрожает.

– А вам не приходило в голову, что ваши дурные шутки тоже могут иметь последствия? Тем юным леди ваши письма тоже причинили вред, пусть и не физический, насколько мне известно.

– Это единственная причина, по которой ты еще жив.

– Ваша светлость! – воскликнула мисс Эверард.

Рат оглянулся на эту невинную жертву, разжал пальцы и отступил от юноши.

– По словам Вероники, в обществе сказали лишь одно: повесы останутся повесами. Благодаря своему положению в обществе вы продолжили жить как жили, вас никто не призвал к ответу, а Веронике пришлось выйти замуж без любви, а теперь она еще и лишилась надежды иметь детей, потому что ее супругу ничего, кроме окаменелостей, костей и других реликвий, не нужно.

Евгения выплеснула всю боль, что была у нее в душе. Рат никогда не видел ее такой решительной.

Потом она неожиданно заявила:

– Вы должны как следует подумать, ваша светлость, от чего отказываетесь. Я говорю о Марлене. Вы ее не заслуживаете, но она вас любит.

Рат смотрел на этих отважных юнцов и видел последствия своих необдуманных поступков.

– Мисс Эверард, мне искренне жаль, что ваша сестра пострадала от того письма. Теперь я понимаю, что это был ужасный поступок, но тогда мне казалось, что мы просто пошутили.

Евгения кивнула.

– Теперь вы все знаете. Как вы поступите с Марленой – ваше дело, но мне не хочется, чтобы она была несчастна, как моя сестра.

Рат обернулся и позвал дворецкого, который, похоже, стоял у двери:

– Снидс! Проводите мисс Эверард и мистера Брамуэла.

Когда парочка удалилась, он налил себе щедрую порцию бренди, хотя и понимал, что еще слишком рано для выпивки. Плевать! Ему многое предстояло обдумать.

Вероятно, иногда полезно вспомнить некоторые истины, которые пытался донести до него отец. Все эмоции: злость, возмущение, жажда мщения, – переполнявшие его на протяжении нескольких дней, исчезли без следа, и Рат даже не думал их вернуть. Осталось лишь одно чувство, большое и чистое: любовь к Марлене, – которое прочно обосновалось в его душе, и с этим надо было считаться.

Итак, сейчас важнее всего вернуть Марлену. Он не остановится, и неважно, сколько на это потребуется времени.

– Очень странно, что герцогиня Гриффин не пригласила на чай и тебя, – удивилась Джастина, уже одетая к выходу, заглянув в гостиную.

Марлена нисколько не переживала по этому поводу, скорее напротив: была рада, что сможет несколько часов спокойно поработать. Она писала свое последнее обращение к читателям, но Джастина всегда находилась рядом и говорила без умолку, не давая сосредоточиться. В ее отсутствие в доме воцарится благословенная тишина.

– Ты, наверное, сказала или сделала что-то не так, и герцогиня обиделась, хотя… Нет, все-таки странно, что ты не получила приглашение!

Марлена почувствовала боль в сердце. Если герцог Ратберн рассказал друзьям, их женам и сестрам, кто разносил под псевдонимом мисс Труф сплетни по Лондону, двери их домов закроются перед ней навсегда. Впрочем, пусть будет что будет. Она устала от постоянной тревоги. У нее была мысль посетить леди Веру и леди Сару – и других, о ком писала на протяжении трех лет, – и извиниться перед всеми, но их оказалось слишком много.

– Возможно, она мне скажет, в чем причина. А сама ты припоминаешь, чем могла оскорбить герцогиню?

«Конечно».

– Скорее всего сказала что-то не подумав. Ты же знаешь, я не всегда тщательно подбираю слова, да и сезон слишком утомителен.

– Да как можно утомиться от балов, обедов и шикарных вечеринок! – воскликнула Джастина. – Отныне и впредь посещение светских мероприятий и танцы с джентльменами станут неотъемлемой частью твоей жизни, так что привыкай.

Марлена улыбнулась. Для нее существовал только один джентльмен, с которым она хотела бы танцевать. И не только. О других и думать не хотелось. Каждый день она ждала сообщения, что герцог отказался от опекунства и передал ее кому-то другому.

– Что-то я давно не видела герцога Ратберна, – заметила Джастина, словно умела читать мысли. – Ты о нем что-нибудь слышала?

– Нет, – ответила Марлена, в полной уверенности, что и не услышит. – Я вижу, экипаж уже готов. Ты не опоздаешь на чаепитие к леди Гриффин?

– Нет. Если тебе станет одиноко без меня, можешь помузицировать или продолжить работу над той чудесной вышивкой, которую мне показывала.

– Я ее уже закончила, – со вздохом сообщила Марлена. – И сразу стало нечем заняться. Наверное, начну другую.

– Ты не должна киснуть, моя дорогая. Приглашения на чай, карточные вечеринки, прогулки в парке – тебе это необходимо. Ты раньше постоянно гуляла, даже в холодную погоду, а теперь все больше сидишь дома.

– Я погуляю, – успокоила кузину Марлена. – Обязательно.

Джастина наконец ушла. Марлена села за стол, приготовила бумагу, чернильницу и перо. Надо приступать к работе. Можно начать, к примеру, так: «Зима наконец закончилась, за окном весна. Нет больше голых деревьев, заснеженных пейзажей, покрытых льдом прудов. Время летит; весна закончится, начнется лето – так и проходит жизнь».

Громкий стук дверного молотка заставил Марлену вздрогнуть. Тут же залаял Тат и послышались шаги миссис Додл.

Когда экономка проходила мимо открытой двери гостиной, Марлена окликнула ее и предупредила:

– Кто бы ни пришел, отсылайте всех. Я сегодня не принимаю.

– Да, мисс.

Марлена вернулась к работе: «Все имеет начало и конец. И сегодня я должна с вами попрощаться», – перечитала написанное, и оно ей не понравилось. Придется начать заново. «Сезон всегда приносит нам новые слухи и сплетни, о которых вам неустанно сообщала мисс Гонора Труф в своем скандальном листке. Сегодня она тоже намерена сообщить вам важную новость: этот листок последний».

Марлена прочитала написанное и невесело рассмеялась.

– Вижу, ты не скучаешь.

Услышав знакомый до боли голос, она так резво вскочила, что опрокинула стул.

– Я тебя испугал? Прости, не хотел.

Он был возмутительно красив – в темно-синем сюртуке, песочного цвета панталонах, начищенных до зеркального блеска сапогах и с Татом на руках, который пытался лизнуть его в подбородок. Это несправедливо! Он обнимает песика, а не ее! Ей так хотелось броситься в его объятия, но она понимала, что это невозможно. Каковы бы ни оказались последствия, она ни за что не выдаст мистера Брамуэла.

Марлена взглянула на лежавший на столе листок бумаги и на мгновение напряглась, но сообразив, что ей больше не надо ничего прятать, положила перо и спросила:

– Похоже, это вошло у тебя в привычку.

– Просто совпадение.

Марлена расправила плечи, стараясь не думать, с какой целью он пришел: пусть сам скажет. Рат же, опустив песика на пол, молча смотрел на нее. Интересно, он уже рассказал всем о ней? Может, и от опекунства отказался?

– У тебя ко мне какое-то дело? – наконец не выдержала она.

Герцог медленно подошел к ней и остановился. Она понимала, что должна отстраниться, но не могла: ей так не хватало его близости.

– Я рад видеть тебя, Марлена.

Девушка отвернулась и уставилась в окно, чтобы он не видел, как рада… нет, счастлива она сама.

– Ты же знаешь, чем я был занят в последнее время.

– Не уверена, что мне хочется слышать то, что ты собираешься сказать.

– Нет, сегодня ни о чем неприятном говорить не будем.