Амелия Грей - Мой любимый герцог

Он овладел ею с такой нежностью, что она была потрясена до глубины души. Его движения были медленными, чувственными, осторожными. Он целовал и ласкал ее тело, каждый его дюйм, и Марлена почувствовала, как в ней накапливается нечто странное, но удивительно приятное. Это нечто зародилось в нижней части живота и между ног и постепенно разлилось по всему телу. Ее бедра словно сами по себе стали двигаться ему навстречу, сразу уловив ритм. Он не останавливался, и Марлена тихо стонала, наслаждаясь происходящим чудом. Она была не в силах осознать, что с ней произошло, да и не желала этого. Когда ощущения стали слабеть, она удовлетворенно вздохнула и всем телом прижалась к нему, любимому, и почувствовала себя абсолютно счастливой.

Они долго лежали так: без движения, обнявшись. Марлена была слишком переполнена эмоциями, чтобы думать о будущем. Что ей делать теперь, лишившись невинности? Она медленно покачала головой. Невинность? Какой смысл обманывать саму себя? Она лишилась ее уже давно, когда взяла псевдоним мисс Труф.

Рат удивленно взглянул на нее.

– Кажется, я слышал смех?

Как же он хорош: невероятно, неправдоподобно, – даже со спутавшимися волосами и каплями пота на лбу.

– Возможно. Видимо, это был момент, когда я говорила себе, что о завтрашнем дне подумаю завтра.

– Ну уж нет, – возразил Рат и нежно поцеловал ее в губы. – Давай поговорим об этом сегодня, прямо сейчас. Для начала позволь сообщить, что я больше не желаю быть твоим опекуном.

Марлена почувствовала комок в горле. Эти слова хоть и стали для нее шоком, но она его поняла: теперь он действительно не мог оставаться ее опекуном.

– Но ты же никогда и не горел желанием им оставаться. Разве не так?

Рат убрал с ее лица непокорную прядь и нежно улыбнулся:

– Нет. Я подумал и решил, что мне больше нравится называться мужем.

Марлена вздрогнула:

– Шутить изволите, ваша светлость?

– В постели я не «ваша светлость», Марлена. И да, я улыбаюсь, но при этом совершенно серьезен. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и сегодня позволил себе лечь с тобой в постель только по одной причине: не желаю, чтобы ты искала себе мужа. Ты единственная, на ком я готов жениться.

Марлена, не в силах пошевелиться, не могла отвести глаз от его лица, но это не помешало ей почувствовать болезненный укол в самое сердце. Неужели он действительно произнес те самые слова, которые ей больше всего на свете хотелось услышать, признание, на которое она не могла ответить?

– Я не ожидал от тебя молчания, – произнес Рат, явно обескураженный.

– А я не ожидала от тебя предложения, – ответила Марлена и отвела глаза. – Я не могу выйти за тебя замуж.

Он нежно, но твердо повернул ее голову к себе.

– Ладно. Наверное, я не с того начал. Прежде всего я должен был сказать, что люблю тебя, Марлена. Да, это так. И еще, как выяснилось, я чертовски ревнив. Не желаю, чтобы другие джентльмены танцевали с тобой, приносили тебе шампанское, но пока был вынужден это терпеть. Впервые увидев тебя, я понял, что не смогу относиться к тебе как к другим женщинам, но упрямо не желал в это верить. Я и сейчас не верю, что ты безраздельно завладела моим сердцем.

Ей очень хотелось уткнуться лицом ему в грудь и признаться во всем, надеясь на прощение: она даже была готова умолять его о прощении, – но вина перед ним не позволяла посмотреть ему в глаза, и она не желала, чтобы он об этом узнал.

– Не говори больше ничего, прошу тебя, – выдавила она с трудом, чувствуя, как усиливается боль в сердце.

Она попыталась встать, но герцог удержал ее, поэтому просто отвернулась.

– Посмотри на меня, Марлена.

Это было трудно, но она справилась. Он сказал, что любит ее, хочет на ней жениться. Она должна чувствовать себя самой счастливой на свете, но вместо этого ощущала, как сердце ее разрывается на части.

– Я бы не просил тебя стать моей женой, если бы не любил и не хотел с тобой идти по жизни рука об руку. Я люблю тебя, и когда мы были там, внизу, колебался вовсе не потому, что не был уверен в своих чувствах.

Марлена почувствовала, как к глазам подступили слезы, и собрала волю в кулак, не давая им пролиться, потому что категорически не желала, чтобы Рат увидел ее плачущей. Кузены всегда говорили о ней: «Она, может, и плачет, но никто этого никогда не видел».

– Прошу тебя, ничего больше не говори: я не могу выйти за тебя замуж, – повторила Марлена и до боли закусила губу.

– Но ведь ты же любишь меня, я знаю! – в отчаянии воскликнул Рат.

– Да, люблю больше жизни, но ты совсем меня не знаешь.

Рат усмехнулся.

– Ты тоже не все обо мне знаешь, и слава богу.

– А я не смогу с тобой жить, если между нами не будет полного доверия. Я же не могу открыть тебе свою тайну, потому что она принадлежит не только мне.

– Тебе и не придется. – Рат помолчал, пристально глядя ей в глаза, полные слез, и вдруг сказал: – Я и так знаю, кто такая мисс Гонора Труф.

В спальне воцарилась тревожная тишина. Марлена молча смотрела в глаза любимому мужчине и была спокойнее, чем он ожидал. Ему казалось, что его признание вызовет больше эмоций.

Рат понимал, почему она не согласилась принять его предложение. Этого следовало ожидать. Как и она, он тоже не смог бы жить без полного доверия, поэтому и признался, что ему все известно.

– Как ты узнал? – спросила она наконец.

– Скажу честно, у меня были подозрения с самого начала, но окончательно я убедился в своей правоте в тот день, когда миссис Абернати увидела мышь.

Марлена нахмурилась.

– Почему же ты не сказал сразу?

– Не хотел, чтобы ты переживала. Я не мог понять, почему мисс Евгения Эверард при виде меня падает в обморок, пока не догадался, что она и есть мисс Труф.

– Евгения? Нет, что ты!

Марлена вскочила, но на сей раз Рат не пытался ее остановить: наблюдал молча, как ее длинные золотисто-рыжие волосы тяжелой копной упали на плечи и спину. Ему очень хотелось, чтобы эта роскошная женщина вернулась в постель, однако он понимал, что этого не произойдет, пока они не доберутся до истины.

Марлена подняла с пола сорочку и надела. Рат тоже встал и, натянув панталоны, заметил:

– Ты не могла не догадываться, что рано или поздно я узнаю. Или, во всяком случае, допускала такую возможность.

– Почему ты заинтересовался автором скандального листка только сейчас? Ему ведь уже три года. – Она разыскала корсет, надела и повернулась к Рату спиной.

– Мы пытались узнать, кто это, с тех самых пор, как она взялась за письма от тайных поклонников. А еще мы хотели выяснить, кто тот негодяй, который распустил слухи в «Уайтсе»: я бы лично позаботился, чтобы больше у него не возникло такого желания. Никогда.

Марлена хранила молчание и, стоя к нему спиной, старательно зашнуровывала корсет, стараясь затянуть как можно туже. Он вспомнил, как впервые вошел в этот дом. Тогда она, в точности так же отвернувшись от него, пыталась развязать ленту на шляпке.

Рат обошел ее и высвободил из рук шнурки. Марлена было воспротивилась, но он сказал:

– Я эту проклятую штуковину с тебя снял, так что вполне способен и вернуть на место. Стой спокойно.

Она послушно опустила руки, и Рат принялся зашнуровывать корсет, не переставая говорить.

– Не хочу, чтобы ты переживала из-за того, что я узнал правду о Евгении.

– Это не она, – тихо сказала Марлена.

– Я не собираюсь ей мстить, поверь, хотя наказания она, безусловно, заслуживает. Правда, она достаточно деликатна. Я видел ее писанину в ящике твоего стола, когда ты в спешке пыталась спрятать нюхательные соли, и теперь знаю, что ты, вероятнее всего, читала незаконченный труд мисс Эверард.

– Это не Евгения, – повторила Марлена.

– Сначала я ничего не понял, но потом, когда мисс Эверард упала в саду в обморок, скандальный листок оказался на траве, и я прочитал снова. Еще тогда я подумал: что-то знакомое, – но потом решил, что мисс Труф всего лишь в очередной раз перебирает старые сплетни. Были и другие мелочи.

Рат закончил шнуровать корсет, поднял с пола платье и протянул ей.

– Спасибо, но ты ошибаешься. Да, у Евгении была брошюра мисс Труф, был и скандальный листок, но они есть у многих леди, – заметила Марлена, расправляя платье. – Даже у леди Веры.

Рат застегнул панталоны, чувствуя, что теряет терпение: Марлена упорно отрицала очевидное.

– Тогда почему мисс Эверард каждый раз, когда меня видит, падает в обморок? – надевая сапог, спросил он раздраженно.

– Больше не падает, – упорно отрицала она очевидное. – Ты был у нее в доме, и все обошлось.

– В тот день обе сестры выглядели так, словно с радостью оказались бы в любом другом месте. Честно говоря, меня удивило, что они не сбежали. – Раздражение ее упрямством все росло. – Нет смысла ее защищать. Кроме того, мне известно, что ее сестра – одна из тех, кто получил письмо, вот она и мстит.

– Повторяю: Евгения здесь ни при чем.

Глаза Марлены опять наполнились слезами, и это удивило Рата.

– Тогда это Вероника Портингтон. Или они обе.

– И опять ты не прав. Это я. Мисс Гонора Труф – мой псевдоним.

Рат быстро натянул второй сапог и выпрямился. Она, конечно, всего лишь защищает подруг, что достойно всяческого уважения.

– Не пытайся взять на себя чужую вину: я не позволю.

– Я говорю правду. – Ее голос был спокойным и бесконечно усталым. – Это была с самого начала моя идея.

Рат поднял свою рубашку.

– Ты не получала письма от тайного поклонника, а миссис Портингтон получила. Ты всегда помогала сестрам, вот и пытаешься их выгородить.

– Только не в этом случае. – Марлена надела туфли, расправила плечи и высоко подняла голову. – Мне едва исполнилось семнадцать, когда я переехала к Джастине. Евгении нужна была подруга, и я ею стала. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять: сестры несчастны в доме мистера Портингтона. О письмах от тайных поклонников юным дебютанткам, одной из которых оказалась Вероника, мне действительно рассказала Евгения. Девушки подверглись осуждению, их добродетель была поставлена под сомнение. Веронике пришлось принять предложение и выйти замуж без любви. Зато с сент-джеймсскими повесами ничего не произошло. Мне показалось, что это несправедливо.