Амелия Грей - Мой любимый герцог

– Спрашивай, – разрешил Рат и сделал глоток. – Мне нечего скрывать.

Гриффин прищурился и нахмурился.

– Ты действительно думаешь, что Эсмеральде следовало купить ту шелковую синюю сорочку?

Рат вздрогнул и пролил бренди не только на свои идеально начищенные сапоги, но и на пол.

В следующее мгновение библиотека содрогнулась от дружного мужского хохота.

Хоть это и было для нее необычно, Марлена очень нервничала, и причин тому было несколько. А виной всему герцог. Он занимал все ее мысли. Марлена не могла выбросить его из головы с тех самых пор, как в момент тревоги из-за перспективы такого запретного деяния, как поцелуй, просунула платок между их губами, чтобы избежать того, чего так хотела.

Она постоянно продолжала спрашивать себя, почему не позволила их губам соприкоснуться, хотя стремилась к этому всем сердцем. Марлена и раньше думала о поцелуях, но только с неким безликим джентльменом, не имевшим определенных черт, а теперь это был вполне реальный мужчина, причем необыкновенно привлекательный, сильный и дерзкий – герцог Ратберн.

Определенно не было бы ничего ужасного, если бы их губы встретились. Это сразу приоткрыло бы завесу тайны. Все стало бы ясно, как тогда, в лесу с кузенами, когда они подняли засохшую ветку дерева, чтобы узнать, кто под ней живет, или когда она исследовала чердак в доме мистера Олингуорта. Не может быть ничего плохого в желании удовлетворить свое любопытство, изведать неизведанное. Она бы узнала, что чувствует женщина, когда к ее губам прижимаются губы мужчины. Марлена постоянно спрашивала себя, почему избежала этого поцелуя. Как все же не вовремя ей попался под руку носовой платок герцога!

Была и другая причина для нервозности. Мисс Гонора Труф. Сегодня утром увидел свет ее новый скандальный листок, первый с тех пор, как герцог стал ее опекуном. Евгения как раз направлялась в книжный магазин, в котором они с Марленой были постоянными покупательницами, чтобы купить листок и, как бы между прочим, спросить, как продаются «Мудрые советы», если вообще продаются.

Марлена в ожидании возвращения Евгении мерила шагами комнату – эта самая привычка безмерно раздражала ее в Джастине, – ходила взад-вперед перед камином и что-то бормотала себе под нос.

Марлена, Евгения и Вероника, когда начали свое предприятие, решили, что Марлена никогда не должна сама покупать скандальный листок, чтобы никому не пришло в голову связать с ним ее имя. Евгения тоже редко его покупала. Но сегодня Марлена очень хотела его получить.

Она ни разу так не волновалась с тех пор, как свет увидел третий или четвертый номер, тот самый, в котором говорилось о слухе, пущенном мистером Брамуэлом в «Уайтсе». После этого продажи листка взлетели.

После того как герцог ушел из их дома – это было пару дней назад, – она точно знала, о чем будет писать. Когда решение принято, исполнить его довольно легко. Раньше она никогда не писала о себе, а теперь увидит свое имя напечатанным в газете – свое, не чье-то другое. Марлена никогда не подозревала, что у нее появится повод писать о самой себе.

До того как познакомилась с герцогом, она никогда не писала о тех, кого знала или хотя бы видела. Теперь, когда повеса герцог Ратберн обрел лицо и стал реальностью, все связанное с еженедельным листком изменилось. То, что представлялось вымышленной историей о людях, которых она не знала, неожиданно обрело реальные черты.

В тот день она быстро закончила работу и передала листок Евгении, а та – своей горничной, и с тех пор Марлена места себе не находила. Ей пришлось упомянуть себя и герцога в этом номере, поскольку через неделю эту потрясающую новость уже будет знать весь город, Джастина позаботится. Если не сообщить новость немедленно, позже ее сочтут неактуальной, пусть и любопытной. Продажи снизятся, и очередная выплата Евгении и Веронике уменьшится. Марлена не могла этого допустить.

Делать было нечего. Едва убедившись, что письмо мистера Олингуорта – правда, Джастина не смогла сдержать радость и уже на следующий день после обеда отправилась с визитами. Начала с леди Уэстербрук, потом посетила миссис Барнес, заехала даже к сестре герцога Гриффина леди Вере. Они иногда встречались на светских мероприятиях, хотя кузина и признавала, что знает эту леди плохо. Просто ей хотелось поведать сестре герцога, что Марлена дебютирует в этом сезоне, а также пригласить на чай в любое удобное для нее время.

Марлена уже страшилась перспективы этой встречи, равно как и всех остальных, когда начнется сезон. Ей не хотелось даже думать о череде балов, карточных вечеров и прочих светских мероприятий. А о леди Вере и ее сестре-близняшке она писала до того, как леди Сара вышла замуж. Марлена никогда не писала о тех, чьи брачные перспективы уже определены, но и в их первый сезон лишь упомянула о сестрах герцога в связи с известными событиями.

Тем не менее Марлену мучили угрызения совести. Именно от нее пошел слух, что близняшкам могут мстить из-за прошлых проделок их брата. Этот слух, вероятнее всего, подпортил сезон обеим леди. Слава богу, ничего страшного не случилось. Впрочем, Марлена ничего плохого и не ожидала. Все же они сестры герцога. Кто рискнет причинить им вред?

Марлена не могла себе простить, что попросила мистера Брамуэла распустить этот слух, и всерьез собиралась прекратить писать свой листок после окончания первого сезона, но положение Евгении и Вероники только ухудшилось, а не улучшилось, как она надеялась, и пришлось продолжить, чтобы им помогать.

Теперь, когда ей предстояло выйти в свет, Марлена боялась встречаться с теми, о ком писала. Начиная скандальный листок, она не осознавала, что однажды выйдет в свет и встретится с теми самыми людьми, о которых сплетничала. И вот теперь это осознание легло на ее плечи тяжким грузом. Она все больше чувствовала себя виноватой.

Стукнула задняя дверь. Кто бы это мог быть? Определенно не Евгения и не Джастина. Тат выскочил из комнаты с лаем, но вполне дружелюбным, – значит, пришел кто-то свой. Марлена услышала быстрые шаги в коридоре, и через мгновение в гостиную вбежала Вероника, затравленно огляделась, рухнула на диван и зарыдала.

Марлена опустилась рядом с ней на колени.

– Что случилось?

Рыдания стали громче. Тат поставил передние лапы на диван рядом с головой девушки и завыл. Так случалось не единожды, и всякий раз собачка сильно расстраивалась. Тат еще немножко повыл, потом залаял.

– Тише, малыш! – сказала Марлена. – Я же пытаюсь ее успокоить.

Тат продолжал лаять, и через минуту в комнату вбежала миссис Додл, на ходу вытирая руки о передник, усыпанный гусиными перьями и мукой.

– Что случилось с миссис Портингтон на сей раз?

Марлена подняла глаза.

– Понятия не имею. Никаких ран – значит, просто из-за чего-то расстроена. – Марлена подхватила Тата и протянула миссис Додл. – Прошу вас, выведите его в сад, а я пока попытаюсь выяснить, в чем дело.

– Конечно, мисс. – Экономка забрала песика, но тот стал вырываться, понимая, что сейчас его выставят на улицу и он пропустит самое интересное. – Дайте мне знать, если бедняжке понадобится помощь. Ей в жизни столько пришлось испытать.

Марлена улыбнулась доброй женщине и кивнула.

– Спасибо.

Когда миссис Додл вышла, прижав к груди собачку, она погладила Веронику по плечу:

– Скажи наконец, что произошло.

Та не переставала рыдать, и пришлось ее слегка встряхнуть.

Зарывшись лицом в подушку, она пробормотала несколько слов, но Марлене удалось разобрать только одно: «Евгения».

Марлена похолодела.

– Что-то случилось с твоей сестрой?

Вероника кивнула, и по телу Марлены прокатилась волна дрожи. Неужели Евгению поймали? Кто-то обнаружил, что она причастна к скандальному листку мисс Гоноры Труф?

Ответа не было, и Марлена еще раз встряхнула рыдающую женщину.

– Она арестована? Ее увезли? Стукнули чем-то по голове? Вероника, прекрати рыдать и скажи толком, что произошло! Где Евгения?

Миссис Портингтон наконец-то понемногу стала успокаиваться, потом и вовсе затихла и села.

– Нет, с ней все в порядке. Я расстроилась из-за мистера Портингтона. – Вероника икнула, шмыгнула носом и вытерла свои огромные голубые глаза.

Марлена ничего не понимала.

– Но ведь когда я спросила, что случилось, ты сказала «Евгения». Так в чем дело? Что-то с мистером Портингтоном? Ты должна мне все рассказать, иначе я не смогу тебе помочь.

Она еще раз шмыгнула носом и выпалила: