Герцог снял шляпу.

– Мисс Фаст.

Она сделала реверанс.

– Ваша светлость.

– Могу я войти? – поинтересовался он, и в глазах его опять блеснули смешинки. – Или предпочитаете сначала поговорить здесь, на ступеньках, как в прошлый раз?

Значит, он любит посмеяться и не держит зла. Это хорошо. Только Марлена не знала, сумеет ли справиться с отчаянно колотившимся сердцем, равно как и с женскими желаниями, пробуждавшимися всякий раз, когда она видела его.

– Сегодня удивительный день – солнечный, – заметила она таким же беззаботным тоном, улыбнулась и подняла глаза к небу, на котором не было ни облачка. – Скоро весна. В саду уже, наверное, летают пчелки. Не вижу причин спешить в дом. Вот только кузина будет недовольна, если я не приглашу вас в гостиную.

– Тогда приглашайте.

Марлена распахнула дверь и отошла в сторону, чтобы герцог мог войти, и только тогда заметила у него в руках весьма необычную вещицу – как если бы буханку хлеба завернули в цветную бумагу с белыми кружевами и перевязали синей ленточкой.

Закрыв за ним дверь, она сказала:

– Позвольте я возьму ваш плащ и шляпу.

– Сам справлюсь.

Он положил шляпу и то, что держал в руке, на столик у стены и туда же небрежно пристроил шерстяной плащ – судя по виду, очень дорогой, – оставшись в темно-коричневом сюртуке и более светлого тона жилете. Шейный платок был завязан так же небрежно, как в прошлый раз, но, похоже, именно эта легкая небрежность и добавляла ему очарования. Большинство джентльменов относились к завязыванию шейного платка едва ли не с благоговением, но только не герцог. И ей это нравилось.

– Я думал, что у дверей меня встретит ваш песик, – сказал Рат, оглядываясь. – Он в саду?

– Нет, – улыбнулась Марлена. – Он вместе с кузиной отправился к соседям.

Герцог взял ту вещицу, что принес, и протянул ей.

– Это вам, мисс Фаст.

Марлена в недоумении уставилась на сверток. Цветы, сладости и книги – вот, пожалуй, и все, что может принять от джентльмена молодая леди. Но здесь, судя по внешнему виду, явно что-то другое. Только, что бы там ни оказалось, Марлена была убеждена: это нельзя заворачивать в такие замечательные кружева, – поэтому взяла пакет неуверенно.

Он оказался совсем легким – значит, не книги. Сладости, наверное, подумала она, но все же спросила:

– Что это?

– Почему бы нам не пройти в гостиную? Там вы сможете сами посмотреть.

– Да, простите. Прошу вас.

Коридор был короткий, но широкий, и герцог шагал рядом с ней. Хоть их плечи и не соприкасались, Марлена чувствовала исходившее от него тепло и силу, уверенность и решительность.

У дверей гостиной она остановилась:

– Прошу меня простить, ваша светлость, но я должна послать миссис Додл за кузиной, которая ушла к соседям. Она жаждет опять увидеться с вами и поговорить.

– Опять? – удивился герцог. – Но мы с ней вроде бы так и не встретились в прошлый раз.

– Нет. Она говорит, что вы знакомы. И даже танцевали несколько лет назад.

Рат задумался.

– Не уверен, что помню ее. Мистер Олингуорт только сказал, что вы живете с недавно овдовевшей кузиной. Как ее зовут?

– Миссис Джастина Абернати.

Герцог пожал плечами:

– Нет, мне это имя ни о чем не говорит. Но если мы действительно встречались, то уверен, что вспомню ее, когда увижу.

– Располагайтесь, ваша светлость. Чувствуйте себя как дома. Я сейчас вернусь.

Направляясь в кухню, Марлена все гадала, что в пакете, и решила: должно быть, фруктовые тарталетки. Что же касается кружевной упаковки, то, вероятно, у герцогов принято так заворачивать подарки, хотя это и кажется странным.

– Миссис Додл!

Служанка, которая все это время энергично месила тесто на столе, подняла голову.

– Да, мисс? Я вам нужна?

– Я прошу вас сходить к Портингтонам и передать миссис Абернати, что нас навестил герцог. – Чуть помедлив, она, сама не зная почему, добавила: – Но вы можете сначала закончить с тестом.

– Спасибо, мисс. Я вот только переложу тесто в миску, чтобы подходило, и сразу же отправлюсь.

Марлена кивнула и направилась обратно в гостиную. Ей казалось, что она сделала что-то неподобающее, но почему-то угрызений совести не испытывала – скорее наоборот: ощущала странную легкость и даже радость. Она намеренно дала себе больше времени, чтобы побыть наедине с герцогом до возвращения Джастины. Возмутительно! Только Марлена никак не могла заставить себя возмутиться.

По правде говоря, чем меньше времени она проведет с герцогом, тем лучше для нее. Не следует забывать, что он главный персонаж ее скандальных историй, а значит, нужно вести себя с ним очень осторожно и уж точно не изыскивать возможность остаться наедине.

Выговор, сделанный самой себе, не помог: радость никуда не делась.

Когда Марлена вошла в гостиную, герцог стоял у камина, и – да поможет ей Бог! – сердце опять перевернулось в груди. Она и понятия не имела, что сердце способно совершать подобные кульбиты. Как он красив! Невероятно… божественно привлекателен! От него просто невозможно оторвать глаз. Да ей и не хотелось.

Надо принять самые решительные меры, чтобы избавиться от этих неожиданных желаний и совершенно неуместных чувств. Марлена подошла к герцогу и протянула ему пакет:

– Я очень вам благодарна, ваша светлость, но полагаю, что не могу принять от вас подарок. Это неприлично.

Герцог нахмурился, так что лоб перерезала морщинка.

– Я ваш опекун.

– И все равно я не могу это принять.

Рат заглянул ей в глаза, явно не намереваясь сдаваться без боя.

– Это не лично вам, мисс Фаст, а просто необходимые вещи.

Слова показались Марлене странными.

– Необходимые? Что это значит?

Герцог скрестил руки на груди и одарил ее дерзкой улыбкой – такие она видела на картинках в книгах про пиратов, – дразнящей и волнующей.

– Думаю, вам просто следует посмотреть, и все станет ясно.

Марлена вздохнула.

– Ну хорошо.

Раскрыв упаковку, она увидела простую жестяную коробочку, сняла крышку, но ощутила такой резкий запах, что перехватило дыхание. В коробочке лежало несколько маленьких сатиновых сумочек и три флакончика.

Ошеломленная, она подняла глаза.

– Вопреки тому, что вы думаете на этот счет, духи не являются предметом первой необходимости для леди. Это неприлично. Я не могу принять от вас такой подарок, и вы должны сами это понимать.

Морщинка между бровями стала глубже. Тень улыбки исчезла.

– Единственным неприличным моментом, связанным с этим подарком, была моя прогулка с ним от магазина до экипажа, но я это сделал. Между прочим, это не духи, мисс Фаст, а нюхательные соли. Я подумал, что вам будет удобно иметь их под рукой на случай, если мисс Эверард опять лишится чувств.

– Нюхательные соли продаются в маленьких прозрачных или коричневых пузырьках с простыми пробками, а не в изящных хрустальных флаконах с серебряными крышечками.

Герцог пожал плечами.

– Полагаю, все зависит от того, где их покупать: в аптеке или… – Герцог на секунду замолчал, потом продолжил: – …или в другом магазине. Впрочем, это не важно. Уверяю вас, это действительно нюхательные соли.

Он взял один из флакончиков, открыл и поднес к носу Марлены.

Она почувствовала острый запах и отшатнулась, закашлявшись, из глаз потекли слезы.

– О боже! Что это?

– Полагаю, в основном нашатырный спирт. Теперь вы мне верите, что это не духи?

Ратберн закрыл флакон и вернул в коробку.

Марлена опять закашлялась.

– Вы доходчиво объясняете, ваша светлость, но здесь три флакона и еще саше. Как по-вашему, сколько их нужно одной даме?

– Понятия не имею, – честно ответил герцог.

Он невозможен!

– Тогда позвольте просветить вас. Этого количества достаточно, чтобы привести в чувство каждый дом на этой улице.

Герцог рассмеялся: похоже, беседа доставляла ему удовольствие.

– Мисс Эверард часто падает в обморок.

– Вовсе нет. – Марлене хотелось затопать ногами от злости на саму себя: слишком уж сильные чувства вызывал он в ней. – Я вам говорила, что ей это, в общем, не свойственно. На моей памяти она лишилась чувств только однажды.

– Дважды, – напомнил Рат, и уголки его рта опять приподнялись в насмешливой улыбке. – Она дважды лишилась чувств, и я тому свидетель.

– Ну хорошо, – согласилась Марлена и поневоле тоже улыбнулась. – Только второй раз она лишилась чувств, когда очнулась на руках у незнакомого джентльмена. Уверена: в такой ситуации любая девушка ощутила бы… неловкость.

– Это слишком мягко сказано: была бы в ужасе.

Герцог прав, но это признание Марлена была готова унести с собой в могилу.

– Скорее – ошеломлена.

– Тогда, возможно, ей просто надо больше есть, мисс Фаст. Она выглядит худой как тростинка. Взяв ее на руки, я не почувствовал веса. Ей полезно иногда сопровождать вас в сад, чтобы на ее лице появились естественные краски, как у вас, независимо от того, модно это или нет.

Марлена поднесла руки к лицу и тронула подушечками пальцев щеки.

– Да, – тихо сказал Рат, вглядываясь в ее лицо своими темными горящими глазами, и подошел чуть ближе. – Мне кажется, что некий живописец окунул кисть в золотую пыль и нанес ее на ваши щеки.

Странное, но восхитительно приятное чувство охватило Марлену. Она ощущала покалывание в груди и жар внизу живота, отчетливо чувствовала, как в ней что-то расцветает. Ей казалось, что герцог смотрит на нее и думает, что она самая красивая девушка в мире.

Почему ее так тянет к нему?

Она даже не предполагала, что с радостью останется с ним наедине и будет наслаждаться их болтовней. Он не имел права заставлять ее испытывать такие удивительные ощущения. Он известный повеса. Своей безобразной выходкой он сломал жизнь Веронике, а значит, и Евгении, поскольку та жила с сестрой и каждый день видела, как та несчастна. Зная все это, Марлена должна была прийти в ужас при одном только взгляде на герцога, и всегда считала, что так и будет, если они когда-нибудь встретятся. Только вот вышло все иначе. Она почему-то не рассердилась, когда он подшутил над ней, заставив поверить, что у нее на щеке насекомое, а, напротив, поддалась его обаянию.