— Ты счастлива, Чейси?

— Я счастлива, — солгала она. — У меня прекрасная работа, моя бабушка наконец поняла, что со мной все в порядке, и поверила в меня, и я могу приступить к тому, о чем мечтала еще с колледжа.

— К чему?

— Изменять мир к лучшему.

Дерек вздохнул. Когда-то и он об этом мечтал, много лет назад. Потом понял, что человеку под силу изменить лишь небольшой кусочек этого мира, и то лишь на очень короткий срок.

Но миру нужны идеалисты и романтики с чистыми голубыми глазами. А ее глаза сияли ярче, чем звезды.

— Удачи тебе, — пожелал он.

Она понимала, что должна отпустить его. Чейси разжала пальцы и отошла от него, проводя рукой по перилам.

Мелодично и гулко зазвонили колокола Собора Святого Иоанна.

— Моя долгая служба стране закончилась, задумчиво произнес Дерек, глядя в небо. — А теперь…

Он подошел к Чейси, поставил бокал на каменный парапет и обнял ее.

— Весь месяц мне этого хотелось, — сказал он. — Всегда хотелось сделать это как следует.

И он поцеловал ее, поцеловал одновременно нежно и горячо. Он прижимался к ее губам со всевозрастающей страстью. Он наслаждался вкусом ее губ, проникая все глубже и глубже. Чейси отвечала ему с таким же самозабвением. Но, как ни прекрасен был этот поцелуй, все же и он закончился.

Медленно-медленно Дерек отстранился от нее.

Она приникла к его плечу, всей душой желая того, чтобы он вечно держал ее в объятиях, и в то же время понимая, что должна отпустить его.

— Ты заслужила это, — сказал он. — Ты столько для меня сделала.

— Это ты много сделал для меня, — ответила Чейси, стараясь, чтобы голос не выдал ее чувств.

— Прощай, Чейси. Навести меня как-нибудь, если решишь расслабиться в домашней обстановке.

— Обязательно, — тихо отозвалась она. Так просто. Так легко. Посторонний мог бы подумать, что она очень довольна тем, что напряженный месяц остался позади.

Она поправила ему галстук, но он никак на это не отреагировал. Пробормотав какие-то извинения за излишнюю горячность, Дерек исчез в Восточной гостиной.

Вот и прошел месяц. Он закончился слишком быстро, и она не нашла времени сказать ему…

— Постой, Дерек, постой!..

Она пробиралась сквозь толпу, двигавшуюся ей навстречу и направлявшуюся смотреть фейерверк. Она бежала по малиновому ковру Приемного зала, не обращая внимания на вежливые оклики морских пехотинцев:

«Мадам, вам помочь? Мадам!»

Она нарушала все нормы приличий: чтобы не снижать скорости на лестнице, подняла подол платья почти до колен.

Чейси выбежала из здания в тот момент. когда такси с обозначением «Федеральный округ Колумбия» отъехало прочь. На открытой веранде Уинстон Файрчайлд Третий беседовал с госсекретарем.

— Чейси, — обратился он к ней, целуя воздух около ее щеки, — секретарь хочет поздравить тебя с повышением.

Бэнкс Бейли почти не отреагировала на приветствие, все еще надеясь догнать Дерека. Она думала только о нем, но голос Уинстона остановил ее:

— Сегодня днем я проверял поступившие сообщения. Одно из них было от отца Дерека; он называл себя папашей. Он просил тебе напомнить о твоем обещании. Что он имел в виду?

Чейси остановилась. Она подумала о старом человеке, пережившем известие о гибели единственного сына, его возвращение и новый отъезд. Они так долго были в разлуке!

Старик так долго ждал!

— Если он позвонит снова, передайте, что я его не обманула, — спокойно произнесла она.

Чейси получила все, о чем когда-либо мечтала. Все ее дни от рассвета до заката были заполнены… очень многим. Она преподавала правила этикета дипломатам, членам кабинета министров и даже самому президенту. Она планировала важные дипломатические встречи, которые могли реально изменить мир.

Ей приходилось работать по четырнадцать часов в сутки. Ей нравилась работа. Она была слишком занята, чтобы заметить перемены в отношении к ней членов семьи. Кузины, ранее приглашавшие ее в гости только из чувства долга, теперь стали уважать ее. Дяди спрашивали у нее советов при планировании международных сделок. Даже ее бабушка сменила гнев на милость, заметив что «очень гордится» ею.

— Ты почти обручена с тем приятным молодым человеком из Госдепартамента, — сказала она Чейси.

Естественно, она имела в виду Уинстона. Он часто навещал Чейси в ее кабинете, иногда заходил просто поболтать, иногда приносил ей различные блюда из ресторана, если случалось засиживаться допоздна. При этом он никогда не делал попыток заговорить о чем-то личном или поцеловать ее. Но Чейси понимала, что это только вопрос времени. Они бы составили прекрасную молодую вашингтонскую пару.

Еще месяц назад Чейси порадовалась бы такой перспективе, но сейчас она ее не слишком привлекала.

Как-то августовским вечером Уинстон вошел в ее кабинет и принес с собой тяжелую сумку, полную писем. Эту сумку поставил ей на стол.

— Все для тебя, — объяснил он, — почтовое отделение насобирало.

Удивившись, Чейси взяла одно письмо и посмотрела на адрес.

— Это для Дерека, — поправила она.

— Вскрывай, — подсказал Уинстон. — Государственный департамент не станет разглашать его адрес.

— Я не могу. Это не мое.

— Собираешься отправить ему? Она вспомнила слова лейтенанта о том, чтобы ему не присылали рождественских поздравлений или других писем.

— Нет, пересылать не буду.

Но конверт все же вскрыла.

«Дорогой лейтенант, Вы вряд ли помните меня. Мы общались в Албани, в Нью-Йорке. Я рассказала Вам о своем сыне, больном раком. Рак положил конец его мечтам об армии. Вы согласились встретиться с ним и повезли его на военную базу, познакомили со своими друзьями, многое рассказали».

Чейси вспомнила непредвиденную задержку в аэропорту в Албани. Тогда она прождала его часа три.

— Продолжай читать, — попросил Уинстон. — Подумать только, какая доброта!

«Мой сын Джоуи умер на прошлой неделе. Я хочу, чтобы Вы знали, что день знакомства с Вами был счастливейшим в его жизни».

Чейси прослезилась и отложила письмо в сторону.

— Ну и ну, — пробормотал Уинстон.

— Я ничего такого не знала, — прошептала она, — да, это не «леди из коробки»…

— Леди из коробки?

— Просто такое выражение. Уинстон кивнул, не понимая смысла сказанного.

— Чейси, ты никогда не задумывалась, почему я такой черствый?

— Ты вовсе не черствый, — подобная самооценка удивила Чейси.

— Нет, я такой. Каждый день я изменяю судьбы миллионов людей. Я вношу пункт в список, и страна выделяет средства на интернациональную помощь. На следующий день я вношу в повестку дня делегации посещение лагеря беженцев. Голодающие люди получают помощь. Но я никогда не делаю ничего хорошего тем, кто окружает меня каждый день. Я никогда не помогу соседу, если только он не иностранец и не беженец. Я не могу по-доброму отнестись к человеку, если он не находится в тысяче миль от меня. Я грублю уборщицам, я никогда не здороваюсь со швейцарами, я не даю почтальону чаевых.

— Ты хочешь сказать, что Дерек лучше тебя?

— Он из тех людей, которые изменяю! мир вокруг себя, а не просто читают новости или смотрят телевизор. Он из тех, кто помогает ближним, тем людям, с которыми сводит его судьба.

— Но и ты делаешь людям добро!

— Назови хоть кого-нибудь.

— Я. Ты позвонил президенту и попросил его объяснить моей бабушке, что я выполняю свою работу, сопровождая Дерека.

Уинстон поправил очки.

— Чейси, я позвонил ему потому, что Дерек Маккенна пригрозил мне: если я этого не сделаю, он первым же рейсом прилетит в Вашингтон и набьет мне морду.

Девушка удивленно захлопала глазами.

— Честное слово, деточка, для Бэнкс Бейли ты на удивление непрозорлива. Этот человек любит тебя, Чейси. Он может с тобой не соглашаться, не делать того, что ты хочешь от него, может вести себя, словно мальчишка или как дикарь, и сам себе противоречить. Но он любит тебя. А это что-нибудь да значит в нашем несовершенном мире.

— Вы оба упертые, — бормотал папаша, нахлобучивая на нос очки с толстыми стеклами, чтобы изучить меню недавно открывшегося кафе в Браунсвилле. — Оба слишком упертые, чтобы признаться, что влюблены.

Дерек отрицательно покачал головой.

— Это не любовь. Увлечение. У меня просто давно не было женщины.

— Тогда почему ты ни с кем не встречаешься? Телефон вот-вот разорвется от звонков. Дамы всего штата готовы отдаться тебе.

— Меня они не интересуют.

— Вот и я говорю…

Дерек скорчил недовольную гримасу. Он не собирался обсуждать с отцом собственные слабости, но он действительно тосковал по Чейси. Тосковал так сильно, что временами был готов цепью приковать себя к дому, дабы не сесть на самолет и не отправиться в Вашингтон, чтобы просить ее выйти за него замуж.

Можно найти решение. Он мог бы продолжить службу в армии: начальник службы персонала предлагал ему место в Пентагоне.

Дерек наморщил нос.

Еще он мог поехать в Вашингтон: телевизионщики называли его имя в числе возможных кандидатов на различные посты.

Фу! Политика… Какое грязное дело…

Он мог бы предложить ей переехать в Кентукки. Но мысль о том, что Чейси обломает ногти, занимаясь тяжелой работой, представлялась ему достаточно верной.

Он тряхнул головой. Невозможно. Они были из разных миров. У них были разные представления о жизни. Уставившись в тарелку, он приказал себе забыть Чейси Бэнкс Бейли.

И тут Дерек недоуменно нахмурился.

— Пана, это что такое? — удивленно спросил он, беря тарелку в руки. Она была из китайского фарфора, с изящным орнаментом в центре и золотым ободком. — Раньше мы пользовались простой белой посудой.

— Именно, — согласился старик. — Я возьму себе гамбургер с картофелем-фри.

— Картофель фри? — удивился Дерек. — Что это?

— Жареный картофель, — отозвался папаша, взглянув на официантку. — Дерек, мальчик мой, подумают, что тебя в коровнике вырастили.