Все мои слова, заготовленные для этого странного типа, исчезли. Осталось лишь полное недоумение.

   - Тебя зовут Рита?

   - Рита.

   - А я Димитрий. Дай мне свой номер, хочется тебя увидеть еще раз.

   Он снова провел рукой по моей щеке.

   - Иначе потеряю сон, если не смогу опять увидеть это лицо.

   Ничего не понимая, я проговорила все цифры. Он записал их, пожелал спокойной ночи и с поклоном удалился.

   Я подождала, пока входная дверь за ним закроется. Вернее, не могла двинуться с места, пока не услышала ее хлопок.

   - Ну не фига ж себе!

   Протяжно выдохнула и вошла в квартиру.


   Родной дом встретил меня привычными запахами - табака, жареной картошки и дешевых духов. Подкопченные обои, отклеившиеся на стыках, хранили следы всего этого с потрясающей верностью. Уже много лет они напоминали мне о каждом прожитом дне. Словно смеялись над тем, что я провела их в этой ветхой квартире.

   Грустно. Обыденно.

   Я поставила на тумбу пакет и стала разуваться.

   - Риточка, это ты? - донесся дребезжащий голос бабушки из зала.

   - Да, бабуль.

   - Мы тебя уже заждались.

   - Я на работе была.

   - Поздно что-то, - посетовала Анна Васильевна.

   - Дополнительный заказ был, бабуль. За него, кстати, вдвойне заплатили.

   - Риточка, ты там на кухне картошку бери. Я пожарила.

   - А ты, бабуль, ела? Я тут купила кой-чего.

   - Сейчас посмотрю. Реклама только начнется.

   Я мельком взглянула на часы. Полдевятого. Время бабушкиного сериала. Не знаю, что она находит в этих мексиканских запеканках, но оторвать ее от экрана, как только начинается "Любовь и обман" просто невозможно.

   Окунув ноги в домашние тапки, хоть они уж и порядком стоптаны, ощутила блаженство. После целого дня на ногах это настоящее счастье - переобуться.

   Из дальней комнате доносилось тарахтение маминой швейной машинки. Квартира у нас угловая и она решила расположиться со своим рабочим инструментом именно там, чтобы не раздражать излишне нервных соседей.

   - Мам, я пришла! - крикнула я, как только ее железный монстр затих - наверное, она перевернула ткань.

   - Да, Рита, слышу.

   На кухне было очень накурено. Пепельница дяди Семы наполнилась доверху и окурки уже вываливались на белую бабушкину скатерть. Ох, и расстроится она, когда увидит.

   - Добрый вечер, - кивнула я.

   Отчим многозначительно оторвал глаза от книги.

   - Привет. Что принесла? - он скосил глаза на пакет и чуть сдвинул очки.

   Небритый, в растянутой домашней тельняшке, с очками в дешевенькой оправе и сигаретой в зубах, Семен очень напоминал алкоголика. Только вот он капли в рот не брал за свои пятьдесят с хвостиком. Наверное, поэтому мама его и выбрала пять лет назад.

   - За сегодня зарплату отдали. Вот решила продукты купить.

   Я стала выкладывать содержимое пакета на стол. Семен с интересом наблюдал за мной и брал каждый предмет в руки. Пару минут он крутил его, выискивая срок годности, затем проверял состав и кивал - то одобрительно, то осуждающе.

   - Ритуль, ты зачем этот сыр купила? В нем же сплошные консерванты, - он брезгливо отодвинул баночку с плавленым продуктом. - Вредный он.

   - Зато недорогой, - ответила я. - И по вкусу ничего.

   - Легкомысленная ты девица, Рита, - покачал головой отчим. - Совсем о здоровье не думаешь. Вот все вы такие, молодежь. Я помню, когда студентом был...

   Дальше я не слушала. Поучительные речи моего отчима можно было записывать на диктофон и продавать на радиорынке, как лекции для тренировки терпения. Выслушать его не представлялось возможным. Семен считал себя, кандидата философских наук, умнее всех на свете. Ему было плевать, что у кого-то может быть свое мнение. Он считал непосредственным долгом учить всех и каждого, дабы внести истину в этот потерянный мир.

   - ...привыкли вы сейчас есть пестициды и консерванты, оттого и внутри все гнилые. Знаешь истину "ты - то, что ты ешь"? Так вот нынешняя молодежь...

   - Дядь Сем, а вы чего читаете? - решила прекратить эту словесную диарею.

   Отчим словно спохватился. Мотнул головой и поправил очки.

   - У меня лекция завтра. Вот, готовлюсь. Хочешь послушать?

   - Нет-нет, - поспешно отказалась я. - Знаете, так устала. Поужинаю и спать.

   - Жаль. Тема очень интересная. "Осознание бытия в маргинальных слоях общества".

   Я хмыкнула.

   Это у нас что ли? Мы самые, что ни на есть маргиналы. И сильно сомневаюсь я, что подобные нам, которых сотни в стране думают, что же такое их бытие. Я, например, совершенно не думаю, когда по несколько часов стою с листовками в переходе. И мама не думает, когда сутками сидит за швейной машиной. И бабушка, когда ей приходится мести двор за полставки.

   А он думает! Великий мыслитель! Читает по три-четыре лекции в неделю, кичится своей ученой степенью и ходит в засаленной рубашке.

   Я остановилась, бездумно глядя в холодильник с тем самым вредным сыром в руке.

   Хватит, Рита. Еще немного и сорвешься. Глубоко вдохни и иди ужинать. Тебе еще курсовой писать.

   Холодильник захлопнулся, оставляя меня в раздумьях по поводу ужина. Аппетит как-то пропал после лекции о нравах современной молодежи. Семен углубился в дальнейшее чтение своего талмуда. Видимо, чтиво производило на него глубочайшее впечатление, так как отчим то и дело хмыкал и сдвигал брови.

   Я вышла из кухни и заглянула в мамину комнату.

   Ее швейная машинка бойко отбивала свое "тра-та-та" и больше напоминала автомат Калашникова. Как эта развалюха до сих пор работает, уму непостижимо.

   Мама сидела спиной ко мне в простом ситцевом халате. Ее волосы, чуть тронутые сединой, небрежно заколоты на затылке, а подол весь обсыпан тоненькими желтыми ниточками, падающими с кромки ткани. Она внимательно следила за стежком и постоянно поправляла его.

   В моей комнате было душно. Старые занавески плотно закрыты, а форточка задвинута на защелку.

   - Дашка, ты чего окно не откроешь?

   Сестра повернулась ко мне и шмыгнула носом.

   - Бабушка запретила. Сказала, что я заболею. И так чихаю весь день.

   - А будешь в непроветренной комнате с микробами сидеть, заболеешь быстрее.

   Я открыла окно, и поток свежего воздуха хлынул в нашу тесную комнатку. С улицы донеслись песни и веселые крики. Интересно, а тот парень еще там? Я посмотрела вниз и тут же отпрянула назад. Какая мне разница?

   Дашка сидела, сгорбившись над тетрадью. Под ослепительным светом старенькой настольной лампы она старательно выводила свои ровные буковки и обдумывала каждое слово.

   - Рит, а как будет - презентация или призинтация?

   - Ого, - присвистнула я. - Это кто детям такие слова в третьем классе задает писать?

   - Галина Петровна. Она задала сочинение.

   - На тему?

   - Про наш поход в музей.

   - И зачем тебе там эта "презентация"?

   Дашка невинно пожала плечами.

   - Она в музее как раз и проходила.

   - Ясно. Тогда пиши через "е".

   Дашка снова углубилась в свое творения, а я намотала пару кругов по комнате. Как ни странно, даже при всей усталости, мне не сиделось. Хотелось что-то делать, чем-то себя занять. Но только не курсовым и не ужином с Семеном.

   - Рита! Риточка! - спасительно позвала бабушка из кухни. - Ты чего не кушаешь?

   Я опустилась на стул и вздохнула.

   - Не хочется чего-то...

   Анна Васильевна улыбнулась и поставила чайник на огонь.

   - Ну, хоть чайку со мной выпей. Без мяты мне, старухе, не уснуть.

   - А Семен где?

   - Семочка читать в зал пошел. Закрыл дверь, сказал - мы ему мешать разговорами будем. А у него завтра лекция.

   Я скептично хмыкнула. Тоже мне гигант мысли.

   - А мама чего?

   - Мама шьет. У нее заказ срочный, до завтра. В общем, будет работать. Знаешь, Риточка, я так за нее переживаю. День и ночь сидит и сидит за этой машинкой, - бабушка перешла на шепот: - И хоть бы заработок был? А то ведь все деньги то на коммунальные, то на еду. А себе ничего и не оставляет. Загубит она себя.

   - А Семен?

   Бабушка махнула рукой и отвернулась.

   - Пользы с него, как с козла молока, - прошептала она. - Оооох...Ладно, сейчас чайку попьем и спать. Мне завтра в четыре вставать.

   - А мне еще курсовую делать, - прошептала я, глядя на закопченную полоску бумаги, что осталась от поклейки окон. Весна уже, пора ее снимать...


   Не помню, во сколько я уснула. То ли в три, то ли в пять, то ли вовсе засветло. Помню только семь утра, будильник и топот младшей сестры.

   Желание укрыться одеялом с головой и просто спать дальше пришлось загнать в самый темный угол. Я села на кровати и нехотя спустила ноги на пол. Линолеум сразу захолодил кожу и пришлось обуть тапки.

   В моей квартирке советского типа и самой, что ни на есть старой планировки, творился настоящий апокалипсис. Семен, облаченный в темно-серый костюм, тот, что являлся ровесником мне по годам, торопливо завязывал галстук. Мама помогала ему в этом.

   - Лида, ну не получается ничего! - возмущался отчим.

   - Дай, я сама.

   - Нет, ты делаешь слишком большой узел.

   - Так он же самый модный. Тебе ж не триста лет в обед.