Вскочив на ноги, Лика резко обернулась по сторонам, пытаясь понять, откуда прилетело это письмо.

— ТЫ!!! — задрав голову к небу закричала она на весь двор, задыхаясь от ярости. — Не смей вмешиваться в мою жизнь! Слышишь? НЕ СМЕЙ!!! Я тебя ненавижу!!! Ты мне всю жизнь испортил!!! — вновь разрыдалась она.

Швырнув в сторону горячо любимый шоколад, она закрыла лицо руками и быстро забежала в подъезд — лишь бы подальше от вездесущего взгляда ненавистного «поклонника».

Каро, молча наблюдавший за всем с балкона, просто оцепенел, увидев к каким последствиям привела его «гениальная» идея. Он вовсе не ожидал такой бурной реакции Лики, и с горечью подумал, что похмелье — не лучший советчик в любовных делах.

«Не обижай её никогда…» — вспомнил он вдруг слова Барона, сказанные напоследок. — «Даже словом не обижай — она уже НЕ ПРОСТИТ…» В его взгляде было столько горечи и боли, что Каро внезапно понял: парень по собственному опыту знал, о чём говорит.

У Каро появилось нехорошее предчувствие, предупреждающее о том, что впереди нелёгкий период, когда придётся «платить по счетам»…

Она никогда не была актрисой. Лика просто не умела притворяться, открыто выражая всё, что она чувствует — или же напрочь замыкалась в себе, переставая замечать окружающий мир. После разрыва с Васькой, она быстро уволилась с теплиц и проводила всё время дома…

Присев на пустые перевёрнутые ящики, мужики молча курили, греясь в лучах утреннего солнца.

— Так тихо… — задумчиво заметил Сергей. — Как на кладбище…

Мужики тяжко вздохнули, соглашаясь с его словами. С тех пор, как Лика уволилась, на теплицах поселилась непривычная тишина. Оставшиеся работать девчонки тоже могли посмеяться и повеселиться, но это был уже не тот смех, что словно колокольчик звенел в воздухе, заставляя мужчин улыбаться. Им не хватало лукавого взгляда Лики и её дерзких насмешек, не хватало её эмоциональности и порывистости — они очень скучали по тому «хаосу», что она вносила в их тихую размеренную жизнь…

— Улетела наша Птица-счастье… — снова вздохнул Серёга.

— Я говорил, что так будет… — грустно улыбнулся Яша, задумчиво глядя куда-то вдаль перед собой. — С Жар-птицей всегда так: улетит в другие края — а на душе шрам от ожога оставит… И тоску зелёную…

— Ты уже встречал таких? — с любопытством посмотрели на него мужики.

— Встречал… — кивнул Яша. — До сих пор помню, как обожгла…

Спустя несколько дней, мужчины не сговариваясь написали заявления об увольнении или переводе на другое место работы — они так и не смогли привыкнуть к висящей в воздухе тишине, от которой мурашки по коже бежали. (Вокруг стояло такое безмолвие, будто все умерли).

Барон остался работать на теплицах: он вернулся к Ларисе, окружившей его женской лаской и заботой. Лариса была очень хорошей женщиной: можно было не сомневаться, что жизнь с ней будет спокойной, без скандалов и измен. Немного подумав, Барон сделал ей предложение, (ему на самом деле хотелось «прибиться к берегу» и завести крепкую семью). Он был благодарен жене за любовь и заботу, и честно исполнял роль главы семьи: их дом был — полная чаша, но… Он всю жизнь вспоминал, как одно необдуманное слово разрушило доверие любимой девушки — и навсегда изменило его жизнь…

Это был самый тяжёлый месяц в жизни Каро: Лика закрылась как улитка в раковине, совершенно не реагируя на происходящее вокруг. Она с утра до вечера лежала в кровати, уткнувшись в стену равнодушным апатичным взглядом, и горько плакала, когда думала, что её никто не слышит…

Но Каро всё слышал. Конечно же, он не сдержал данное в хмельном угаре слово, и приходя в гости к Орифу, слышал каждый вздох, каждый всхлип, доносившийся из комнаты Лики. Её тихий безмолвный плач, без рыданий и стенаний, пронзал душу сильнее любого ножа — и причинял такую боль, что хоть пулю в лоб пускай!

Ни Ориф, ни Хельга, ни кто-либо из домочадцев даже не догадывались об истинных причинах такого странного поведения Лики. Все были абсолютно уверены, что всё дело в гибели двух кроликов, проживших не более нескольких дней, и она просто тоскует по своим маленьким питомцам.

Лишь Каро с Максом знали правду, и от этого на душе было ещё более мерзко и пакостно. У Каро словно пелена с глаз упала: он увидел себя и свои поступки совсем с другой стороны — ведь это ОН заставил её плакать. Это ОН заставил её страдать, возомнив себя Богом, решающим чужие судьбы. Он ведь не о ней думал, когда запугивал Ваську: он беспокоился О СЕБЕ — так какая тут, к чёрту, любовь?! Это чистый эгоизм: любовь предполагает нечто другое — внимание, заботу, (без требований и ожиданий чего-то взамен!), а он всегда думал только о себе и о том, что хочет видеть эту девочку СВОЕЙ женой…

Каро чувствовал себя самым отъявленным мерзавцем и негодяем на всей земле и, (как мог), пытался загладить свою вину перед Ликой. Каждый день она получала очередной конверт с запиской, где было написано лишь одно слово: «ПРОСТИ…»

Она даже не читала эти письма. Выйдя на балкон, Лика демонстративно — медленно разрывала эти послания на мелкие кусочки и бросала их вниз. После чего снова возвращалась на кровать и плакала.

На разговоры она тоже не реагировала. Как ни пытался Каро с ней заговорить — она его просто не слушала. Она никого не слушала, полностью погрузившись в своё горе…

Каро уже совершенно отчаялся, когда вдруг в начале августа Лика появилась на пороге зала и тихо попросила:

— Дядь-Каро, мне нужно с тобой поговорить…

Она сильно исхудала и была похожа на бледную тень от привидения. Молча кивнув, Ориф знаком дал понять, что будет очень рад, если Каро удастся «вправить мозги» не в меру разгоревавшейся «по погибшим кроликам» дочери.

— Конечно… — кивнул Каро, поднимаясь из-за стола.

Она привела его в свою комнату и плотно прикрыла дверь, чтобы их никто не подслушал. Забравшись на кровать, Лика подождала, пока он присядет рядом и достала из-под подушки белый конверт.

— Вот… — протянула Лика до боли знакомое письмо и тихо попросила: — Найди его… Найди — и УБЕЙ!!!

У Каро сердце остановилось от этих слов. В её голосе было столько ненависти: лютой, непримиримой ненависти — и боли…

— Не надо, Лик… — покачав головой, тихо сказал он. — Ты потом всю жизнь жалеть будешь…

Он знал, о чём говорит: Каро хорошо помнил всех, с кем так или иначе ему пришлось расправиться, и не хотел, чтобы на душе Лики был подобный груз.

— НАДО… — посмотрела она на него и вдруг передумала: — Хотя нет, ты прав: не трогай его — просто найди! Я его САМА УБЬЮ… — пообещала она и, уткнувшись лицом в колени, снова расплакалась. — Он мне всю жизнь испортил…

Каро молча смотрел, как она плачет, и мучительно раздумывал, что ему делать дальше. Признаться, что это он стоит за всеми письмами? Она его просто возненавидит! Но она и так его ненавидела, просто не знала, что это ОН, так пусть хоть выплеснет на него свою ненависть. Пусть выплеснет на него все эмоции, всю свою ярость и гнев — только не молчит, уткнувшись в стену равнодушным взглядом, и не рыдает вот так: молча, без звуков и всхлипов…

— Он Ваську так запугал, что тот меня бросил… — не поднимая головы, прошептала Лика сквозь слёзы. — А мы пожениться хотели…

— Ты любишь его… — заметил Каро, вспоминая растрёпанного Ваську, и грустно усмехнулся: вот уж действительно — любовь зла…

— Нет! — резко мотнула головой Лика.

Этот ответ был более чем неожиданным. Зачем так плакать и убиваться по человеку, к которому ничего не чувствуешь? Каро искренне не понимал и слегка растерялся.

— Объясни, — тихо попросил он. — Если Васька тебе не нужен, то, что…?

— Мне обидно очень… — прошептала она, продолжая плакать. — Он даже бороться за нас не стал… ПРЕДАТЕЛЬ…

И Каро понял. Он понял, почему она плакала. Это было разочарование — горькое разочарование в человеке, которому она доверяла и которого считала куда лучше, чем он оказался на самом деле. Это всегда больно, когда приходится в ком-то разочаровываться, а у Лики это был первый столь болезненный опыт ошибки в людях.

— А знаешь, что самое обидное? — перестав плакать, неожиданно посмотрела она на него и кивнула на письмо. — Он прав: Васька не стоит моих слёз. Когда любишь — никого не боишься! А он… Он не любил меня, понимаешь? Просто НЕ ЛЮБИЛ…

— Зато этот тебя, наверное, очень любит… — мягко заметил Каро.

— Ну и что! — недовольно фыркнула Лика. — Это не даёт ему права вмешиваться в мою жизнь и решать за меня!

— Не даёт, — согласился Каро. — С другой стороны, если бы он этого не сделал — ты так и не узнала бы, каков твой Васька на самом деле. Потом ещё больнее было бы.

— Может мне ему ещё «спасибо» сказать?! — вновь фыркнула Лика.

— «Спасибо» не надо, — грустно улыбнулся Каро. — Но и убивать тоже как-то не очень честно будет… — усмехнулся он. — Тебе так не кажется?

Задумчиво нахмурившись, Лика молча размышляла над его словами.

— Ладно, пусть живёт… — недовольно проворчала она. — Но ты всё равно его найди! Скажи, чтоб больше не лез в мою жизнь: я сама буду решать с кем дружить — а он пусть не вмешивается!

— А если он мне не поверит…? Он может решить, что я лгу или запугиваю его, (так же, как он запугал твоего Ваську). Глупо как-то получится… — слегка улыбнулся Каро. — Будет лучше, если ты сама обо всём с ним поговоришь. Как ещё он узнает, что это действительно твои слова?

Лика снова недовольно насупилась и начала размышлять. Каро молча ждал, к каким выводам она придёт, ведь от этого решения зависело, сумеет ли он сохранить статус друга в качестве «тайного поклонника» — или придётся раз и навсегда покончить с перепиской.

— Ладно, сама разберусь… — тяжко вздохнула Лика, соглашаясь с доводами Каро, и впервые за всё последнее время улыбнулась: — А Васька пусть жалеет, что оказался таким трусом…