Марбери шумно отхлебнул из своей кружки и нарочито медленно вернул взгляд своих прищуренных поросячьих глазок к Грегори.

– Вероятно, тебе захочется подольше погостить у своих друзей в Пламвэлли.

– Пламтри, – поправил его Грегори.

Марбери махнул рукой:

– Я слышал, прием в Тарстон-Мэноре обещает быть жуткой скучищей.

Грегори чуть заметно приподнял бровь:

– А я слышал другое.

О, в самом деле? И что же он слышал? Пиппа вскипела. Собирается вступить в кампанию по соблазнению какой-то другой, ничего не подозревающей юной леди – или сразу нескольких?

– Леди Тарстон считается мастерицей на всякого рода сюрпризы, – заметил Грегори. – Никогда не знаешь, кого ожидать в числе гостей.

Марбери издал противный смешок.

– Не секрет, что там будет леди Дамара. Слышал, она горит желанием тебя видеть. Чего бы я только ни отдал, чтобы…

И тут он начал описывать, что сделал бы с леди Дамарой, если б оказался с ней наедине. У Пиппы глаза полезли на лоб и тошнота подкатила к горлу, когда она мысленно представила, как этот мерзкий, жирный Марбери лапает леди.

– Довольно, – резко оборвал его Грегори, и слава Богу. У Пиппы чуть пар из ушей не пошел. – Ты говоришь о леди.

Марбери вскинул брови:

– Раньше это тебя не останавливало. Я слышал слухи. Говорят, что первенец новоиспеченной леди Морган – твоя точная копия.

Новоиспеченная леди Морган – это Элиза! В ушах у Пиппы зазвенело от этих неожиданных слов, а сердце… сердце забилось так быстро, что пришлось схватиться рукой за спинку стула.

Но Грегори пошел дальше. Он схватил Марбери за грудки и дернул вверх и на себя.

– Советую тебе, – процедил он сквозь зубы, – не повторять слухов. – И затем оттолкнул толстяка.

Марбери чуть не потерял равновесие, но успел схватиться за стойку.

– Бог мой, старик! Я же не сказал, что это факт.

– Пошли, Харроу, – отрывисто бросил Грегори и направился к входной двери.

Молодец! Пиппа поневоле испытала малую толику удовлетворения, глядя, как он шагает уверенной походкой, плечи широкие, внушительные, вид неприступный. В этой походке не было даже намека на нечистую совесть. Ни малейшего.

Пиппа не могла поверить в то, что он… что он сделал Элизе ребенка.

Абсурд. Этот ребенок никак не может быть ребенком Грегори. Разумеется, у него были женщины, он же не святой, в конце концов, но это обвинение переходит все границы.

Марбери получит по заслугам.

Пиппа почувствовала облегчение, что никто в обеденном зале, похоже, не заметил вражды, которая вспыхнула между двумя джентльменами. В помещении было довольно шумно, и жизнь шла своим чередом. Слава Богу. Чем дальше она от конфликта в каком бы то ни было виде или форме, тем лучше. Никто не заметит слугу…

Итак, это ее новая цель. Да, и еще сбежать от Грегори.

Марбери неприятно скривился, дернул своим заостренным подбородком и отхлебнул эля.

– Я всегда в лицо называл его заносчивым дураком, – пробормотал толстяк Пиппе, – просто чтобы позлить его, хоть он, говоря по правде, не такой. Хотелось бы мне, чтобы работать на него было сущим адом, да только сомневаюсь, что это так.

– Случается, – поведала ему Пиппа, – но только когда ему приходит блажь пострелять двумя руками сразу. Он – меткий стрелок. Только за последний месяц мы извели не меньше сотни винных бокалов. Вот уж морока мне потом за ним убирать.

Марбери фыркнул, но Пиппа видела, что он не уверен, шутит она или говорит всерьез.

Пусть себе гадает. Пиппа ни разу не видела Элизиного малыша, только один раз написала своей школьной подруге после ее замужества, и то в ответ на письмо Элизы. Пиппа послала небольшой подарок – несколько пар вязаных детских носков, – но предпочитала, не слишком явно, насколько это было возможно, охладить их дружбу. И только потому, что Элиза так и не извинилась за то, что сделала, – использовала Пиппу, чтобы в тот день в саду отвлечь Грегори.

Если бы извинилась, Пиппа, конечно, простила бы ее.

Грегори приостановился, положив ладонь на ручку двери.

– Харроу? Ты идешь?

Пиппе отчаянно хотелось последовать за ним и задрать нос, проходя мимо лорда Марбери. Но потом она вспомнила, что удовольствие находиться в союзе с лучшим джентльменом, с джентльменом-победителем будет кратковременным.

У нее более важная и значительная цель: сбежать от этого самого джентльмена и из Англии.

Париж ждет, как и месье Перро, хотя он пока даже и не догадывается, что его лучший ученик уже на подходе: ученик, о котором он давно мечтал, который разделяет его видение и его страсть, который горячо желает стать мастером по изготовлению скульптур из сахара.

И она непременно станет таким мастером, чего бы это ей ни стоило.

– Буду через минуту, – крикнула она Грегори своим самым низким, самым «мужским» голосом и ткнула пальцем себе за плечо. Наверняка где-нибудь на заднем дворе таверны должна быть уборная. – Мне надо сходить… кое-куда.

Пиппа надеялась, Грегори понял, что она имела в виду.

– Жду тебя во дворе, – сказал он, посмотрев на нее в упор, и во взгляде его ясно читалось что-то вроде: «Только попробуй не приди». Сделав ей это безмолвное предупреждение, он вышел в дверь, не потрудившись закрыть ее за собой.

Пиппа оглянулась в поисках пути побега, но лорд Марбери стоял, поправляя свой сюртук, и сверлил взглядом переднюю дверь, закрывая ей обзор задней половины комнаты.

– Давай топай за своим хозяином, будь он трижды неладен, – велел он Пиппе.

– Я… я пока не могу. – Возможно, за постоялым двором есть лес, где можно спрятаться. За стеной дождя было трудно что-либо разглядеть из окна той комнаты, где они обедали, но она должна попытать счастья, так ведь?

– Если ищешь, где помочиться, найди дерево. – Марбери загоготал над собственной грубостью. – Убирайся немедленно, не то скажу, что ты отпускал непристойные шуточки в адрес дочки трактирщика. Видишь ее вон там, в углу?

– Да, вижу. – Ничего не подозревающая девушка по-прежнему мыла стаканы и кружки. – Не очень-то это любезно с вашей стороны.

– Да кому нужна эта любезность? – Марбери смерил ее презрительным взглядом. – Сюртук у тебя помятый. Ты просто жалкая пародия на камердинера.

Пиппа посмотрела на себя и одернула полы сюртука. «Пф, – подумала она, – а ты жалкая пародия на джентльмена». И оглядела Марбери не менее презрительно.

– Сними эту расплющенную шляпу, деревенщина, – продолжал глумиться Марбери. – Неужели до тебя не доходит, что так ты только привлекаешь внимание к своей плешивой макушке? Ведь наверняка именно поэтому ты носишь ее в помещении.

– Я просто собирался уходить, потому и надел шляпу. – Она с отвращением скривила губы. – По крайней мере я не такой волосатый, как вы. В ушах, я имею в виду.

Он попытался схватить ее за руку, но Пиппа проворно отскочила за стол.

– Ох, и всыплю я тебе, – пригрозил он.

– Сначала попробуйте поймать. – Она быстро развернулась и кинулась к двери, для верности надвинув шляпу поглубже. На улице все еще было очень ветрено.

– Мой тебе совет: следи за своими манерами, – прокричал ей вслед Марбери. – И оглядывайся!

Пиппа оставила его угрозу без внимания и замедлила шаг, не только чтобы позлить его, но и потому что чувствовала, будто прыгает с пиратского корабля в кишащее акулами море. Даже несмотря на заверения Грегори, что он со всем разберется и обо всем позаботится, когда они прибудут в Пламтри, она знала, что он опять уедет.

И она снова вернется к тому, с чего начала.

Он дожидался ее в гостиничном дворе, и его черные локоны трепал крепкий ветер.

– Пожалуйста, полезай в карету. – Тон Грегори не допускал возражений.

Она просверлила его сердитым взглядом, но в карету забралась. В глубине души, несмотря на то что злилась на него, Пиппа понимала, почему Грегори возвращает ее домой, и не могла винить его за это. Общество сказало бы, что это совершенно разумно.

Но мечты не всегда разумны, подумалось ей. Горячие слезы обожгли веки, и она заморгала, прогоняя их, пока Грегори давал указание Оскару ехать обратно в Пламтри. Она принюхалась, заметив, что, к счастью, в карете больше не пахнет сыростью, поскольку Оскар убрал из нее все ее мокрые вещи. Но вдруг в нос ударил сильный и резкий запах одеколона Марбери.

Он просунул голову в дверцу кареты.

– Забудь о том, что я тебе наговорил, – сказал он без предисловий своим скрипучим, холодным голосом. – Ты мне нужен.

– Для чего? – отнюдь не вежливо спросила Пиппа.

Марбери сузил глаза.

– Чтобы начистить сапоги мистера Доусона, и ты это сделаешь. Все остальные здесь либо старики, либо женщины, либо сопливая детвора, либо пьяные – и это включая конюхов.

– Я отказываюсь, – ответствовала она, закинув ногу на ногу решительно мужским жестом, который придал ей смелости и безрассудства. – Вы не умеете вежливо просить, а я считаю это крайне важным.

Он опять подозрительно сощурился.

– Что ты за слуга такой?

Когда Грегори появился у дверцы экипажа, глаза его были ледяными, а челюсть – квадратная и твердая.

– Что тебе надо от моего камердинера?

– Я отказываюсь помогать ему, милорд. – Пиппа затаила дыхание и устремила взгляд прямо перед собой, натянутая, как струна. – Он сказал, что у меня плешь. И назвал вас заносчивым ду… – Она повернулась, посмотрела на Грегори, потом опять на стенку. – Я не могу это повторить.

– В чем дело, Марбери? – Грегори подбоченился. – Ты что, устроил в таверне перепалку с моим камердинером?

– Нет, – заявил Марбери. – Ну, то есть да. – Он почесал висок. – Послушай, Уэстдейл, – проговорил он тоном, который, по его мнению, вероятно, был просительным, но, на взгляд Пиппы, больше походил на педантичный. – Там, в таверне, я вел себя как неотесанная деревенщина. С вами обоими. И был не прав. Не стоило мне повторять тот слух. Или грозиться поколотить твоего слугу.