Она безвольно опустилась назад в кресло.

— Отпусти меня, — прошептала она.

Медленно, нехотя, пальцы Виллема ослабили хватку, и боль пронзила его грудь от вида, как Серенити тут же отдёрнула руку от его прикосновения.

Когда-то… когда-то она слепо доверяла ему.

«Но это было тогда», тупо подумал он, и это была только его вина, что она больше не смотрит на него с прежним восхищением.

— Больше никогда не хочу вспоминать прошлое.

Он медленно кивнул.

Она шумно сглотнула.

— А теперь, хочу знать правду, почему ты здесь?

Он тихо ответил:

— Потому что я осознал, но видимо слишком поздно, что всегда любил тебя.

***

Уже несколько часов Серенити лежала без сна.

Чтобы она не делала, не могла забыть случившегося, не могла перестать проигрывать одну и ту же сцену.

— Ты любишь меня, — её голос дрожал.

Миллиардер не мог отвести взгляда от её лица.

— Да, люблю.

— С самого начала? — Её голос сорвался.

— С самого начала, — его голос был непоколебим, лицо стало серьёзным, и Серенити захотелось плакать. Ей хотелось смеяться и кричать. О, Боже, она желала быть сумасшедшей. Потому что тогда, быть может, это не было бы так больно.

— Ты вообще понимаешь, что говоришь? — Потребовала она. — После того, какую боль причинил, что заставил меня пережить, ты имеешь смелость являться сюда, и заявлять, что всегда любил меня?

— Да, — всё тот же непреклонный тон, хотя его лицо и побледнело от слов Серенити.

— И ждёшь, что я вот так просто тебе поверю?

— Я готов сделать всё, чтобы доказать тебе, что это так.

Она покачала головой.

— В этом нет надобности, я могу сейчас же дать тебе ответ, — она поднялась с места, он повторил её движение. — Спасибо, что уделили ваше время, мистер де Конаи, но боюсь, что это была наша последняя встреча.

Боль разочарования отразилась на его лице, но так быстро исчезла, что Серенити решила, что ей всё привиделось. «Показалось. Показалось». Твердила она себе.

— Я не люблю его, — прошептала она себе, хотя эти слова звучали, как полная ложь, которой они и являлись. Горло сдавило, а она всё пыталась сквозь слёзы повторять. — Я не люблю его. Я не. Я не.

Но всё равно, звучало, как полная ложь.

Она вспомнила времена, когда между ними всё было так замечательно. Когда Виллем подарил ей первую пару туфель, сделанных специально на заказ, когда держал её в своих руках.

Но за этими моментами из памяти всплыли те, которые ранили, которые как саднящие раны никак не хотели затягиваться. Она вспомнила холод его губ, когда она впервые отважилась его поцеловать, вспомнила то, как умоляла его, как бежала за ним, не смотря на боль в ноге.

Слёзы медленно катились по её щекам.

И как только она начала плакать, уже не было шанса остановиться.

Миллиардер сказал, что любит её.

Но чтобы он не говорил, она знала, что это не может быть правдой.

Истинная любовь не знает предательств. Истинная любовь не знает лжи. Истинная любовь не причиняет боли.

И в своей невинности и нехватке опыта, Серенити верила, что так оно и есть. Она так свято в это поверила, что её слёзы высохли, обращаясь в желание мести. Она заставит миллиардера заплатить за содеянное. Она отплатит ему той же монетой.

***

— Привет, — сказала Уиллов Сомерсем - Манолис сонно поприветствовала подругу, которая неловко переминалась с ноги на ногу. Она была голубоглазой брюнеткой, миниатюрной с аппетитными формами, и по предписанию врача соблюдала постельный режим.

— Привет, — голос Серенити был тихим, и, не сдвигаясь с места она продолжила, — просто хотела сказать, что уже приехала.

Уиллов закатила глаза.

— Хватит быть такой формальной, и заходи уже скорее, — она заняла сидячее положение, и пока Серенити входила, Уиллоу отметила печаль на лице подруги. И ей это совсем не понравилось.

Серенити неподвижно сидела на краешке кровати, боясь своими движениями причинить неудобства беременной подруге. Когда их взгляды встретились, она тут же выпалила:

— Ты становишься всё больше с каждой нашей встречей.

Уиллов изобразила гримасу.

— И почему ты должна быть бестактной только со мной?

Серенити залилась румянцем.

— Прости, просто… — Она покачала головой. — Но ты действительно огромная.

Уиллов не могла удержаться от улыбки над обеспокоенным тоном Серенити.

— Успокойся. Сколько раз тебе повторять? Это нормально для того, кто носит двойню, тем более, учитывая, что Ставрос совсем не маленький.

Серенити поморщила нос при упоминании имени греческого миллиардера.

— Я всё равно считаю, что он слишком рано обременил тебя беременностью. Это всё ради того, чтобы привязать тебя к себе, чтобы, когда ты одумаешься, и поймёшь, что он тебе не подходит, было слишком поздно и ты не сможешь покинуть его, — даже сейчас, спустя время, Серенити не могла забыть всё то, что пришлось пережить подруге во имя любви. По её мнению, Ставрос Манолис всегда не заслуживал её подругу, и Серенити не собиралась скрывать это от миллиардера.

Как и сейчас.

Серенити услышала, как открывается дверь и, обернувшись, увидела Ставроса, который так же скривился при виде неё.

— Вижу, львёнок уже прибыл, защищать тебя, — пробормотал Ставрос, входя в комнату. Она уже рассказала о моём последнем проступке, не так ли?

— Как ты мог? — Выдохнула Серенити.

Уиллоу покачала головой от умиления.

— Ставрос, когда ты перестанешь её подтрунивать? Она не…

Остальная часть её реплики потерялась в поцелуе, с которым Манолис опустился на её губы.

Когда он оторвался, Серенити залилась густой краской так же, как и его жена.

— Ненавижу тебя, — проворчала Уиллоу. — Знаешь ли, тебе бы не помешало быть немного консервативнее, — но её фиалковые глаза были полны любви и желания, когда она смотрела на Ставроса.

— Это всего лишь поцелуй мужа и жены, — с притворной невинностью произнёс он, присаживаясь на стул около её кровати. — Даже, если я и провинился.

Серенити скорчила рожицу.

— Ха. Ха. Ха, — но она всё равно сдерживала себя не реагировать на шутки греческого миллиардера.

Закинув ногу на ногу, он взял руку жены, и обратился к Серенити:

— Внизу тебя ждёт посетитель мужского пола.

Голова Уиллоу дёрнулась в сторону подруги.

— Одногруппник?

Сердце Серенити бешено загрохотало. «Этого не может быть... Определённо, это не мог быть…»

Одарив девушку многозначительным взглядом, Ставрос ответил жене:

— Это Виллем.

Серенити побледнела. Это был он.

Уиллоу подскочила на месте, и завизжала от радости.

— Я же говорила, что он примчится за тобой, и будет молить о прощении, — но к её удивлению, Серенити яростно начала качать головой.

— Всё совсем не т-так, — она прикусила губу, борясь с чувством возмездия, от одного упоминания его имени. Серенити сжимала и разжимала пальцы, пока не уловила взгляд Уиллов на себе. Она сбивчиво продолжила. — Я р-рассказала т-тебе не всю историю, — тяжело вздохнув, она продолжила. — Мы с ним не просто поссорились из-за Ш-Шейн. Он заставил меня думать, что мы в-вместе. Но однажды ночью, я увидела его… — мысли стали колотить её голову, словно боксёрскую грушу, поэтому Серенити сделала успокоительный вдох. — Уиллоу, я видела, как он выходил из комнаты моей сестры.

Уиллов сдерживала слёзы, а Ставрос сильнее сжал её руку, словно передавая часть своей силы. Она пережила нечто схожее с тем, что описала Серенити в их истории со Ставросом. Но даже, когда она слышала, как человек, которого она любила, трахал другую в соседней комнате, она знала это только потому, что думал, что она предала его.

Но с Серенити и её Голландским миллиардером всё было по-другому.

— Серенити, мне жаль, — беспомощно прошептала она.

Серенити быстро утёрла глаза.

— Всё в порядке. На самом деле, он никогда не говорил мне, — её голос сорвался, — никогда не говорил, что любит меня, — она проглотила рыдания. — Но… заставил поверить, что я единственная. Знал, что я считаю с-себя особенной, к-когда это было… не так.

***

Как только дверь в гостиную открылась, Виллем тут же встал. Но вместо Серенити в комнату вошёл сам владелец дома, который пришёл лично встретиться с ним, чему Виллем совсем не удивился.

— Виллем.

— Ставрос.

Их рукопожатие было кратким, а глаза греческого миллиардера излучали холод.

— Не предполагал, что наша очередная встреча состоится при таких обстоятельствах, — тон Ставроса был мрачным.

«Он знает». Виллем не был уверен, как много Ставросу известно о них с Серенити, но он прекрасно понимал, что друг достаточно осведомлён, чтобы принимать его с недоверием и осуждением.

— Я был глупцом, — откровенно признался Виллем.

Ставрос ничего не отвечал. Вместо этого, он пристально смотрел на друга, и Виллем открыто встретил его взгляд, ничего не тая. Ставрос шумно вздохнул. Боль и сожаление – вот что он видел во взгляде Виллема, но всё равно не мог забыть признание Серенити.

— Как ты мог так поступить с ней? — Потребовал он на одном дыхании. — Ей ведь всего девятнадцать, Боже ты мой.

Жевалки заиграли на лице Виллема.

— И сам прекрасно знаю. По-твоему, я это мог забыть? Думаешь, не думал о том, что лучше бы мне оставить её, исчезнуть без следа из её жизни…

— Тогда почему не исчез? — Обвинил Ставрос.

— Потому что, я задолжал ей, — выплюнул Виллем. И в эту самую минуту, даже не закрывая глаз, он увидел её на полу, умоляющую его.

Пожалуйста.

Пожалуйста, подожди.

Пожалуйста.

Воспоминания разрывали его сердце, но мысль о том, что впоследствии Серенити страдала ещё больше, заставила его вернуться в реальность.