Подтягивается съемочная группа, болтаются без дела, пока не приходит Барни. Он, как обычно, неторопливо и обстоятельно рассматривает съемочную площадку, потом поднимает скандал из-за кувшина для молока, отвергнув свой собственный предыдущий выбор. Я знала, что так будет, и, очень довольная собой, приношу несколько других на выбор, хоть он и говорил, что это пустая трата времени. Мое самодовольство, однако, быстро исчезает, когда он говорит, что они все бредовые, что у рыбака не может быть кувшина для молока белого китайского фарфора, любому идиоту понятно. Я уже собираюсь запихать кого-нибудь в такси и послать срочно в магазин купить несколько других, стараюсь заставить Барни сказать мне, каким должен быть, по его представлению, такой кувшин у рыбака, но тут он замечает старый голубой, с отколотым краем кувшин на подносе с кофейными чашками, которыми мы пользуемся в студии. Барни говорит, что это то, что надо, слава богу, мир восстановлен.

За время этого кувшинного кризиса вся команда устала, фактически уже время обеденного перерыва, и все ноют, что умирают от голода. Когда я говорю об этом Барни, он отвечает, чтобы я заткнулась. Ворчание команды усиливается. Это опасный момент, потому что, если я не начну действовать быстро, они от слов перейдут к делу, совсем как младенцы, которые, устав, вдруг кусают тебя в самый неожиданный момент. Я спрашиваю Барни, действительно ли он не голоден, проделав уже столько работы с утра; к счастью, он не замечает сарказма и соглашается сделать перерыв на обед. Вся команда заметно обрадовалась, за исключением электрика, который не может найти свои сигареты, потому что их спрятал Кевин. Я разбираюсь с этим, пригрозив Кевину отшлепать его, если он не будет себя хорошо вести. Это была ошибка с моей стороны, теперь все включаются в игру «отцы и дети» и умоляют, чтобы их отшлепали.

Барни смотрит на все происходящее сквозь пальцы и вдруг заявляет, что он не прочь и поработать, если все прекратят дурачиться. Команда быстро заканчивает обед, и все приступают к работе, продолжая, тем не менее, то и дело хихикать и называть меня Мисс Хлыстик. Заказчик так и не появляется, слава богу, и актера не тошнит — ну, почти. Нам все же приходится добавить немного бренди в кашу, чтобы ослабить его рвотный рефлекс. Это срабатывает, и, по счастью, мы заканчиваем прежде, чем он начинает терять координацию движений и его глаза становятся стеклянными. Мы делаем перерыв на чай, а потом еще долго снимаем саму упаковку миски с кашей, что страшно наскучивает Барни, он то и дело выходит на некоторое время.

Мы снова делаем перерыв на ужин и быстро стараемся закончить со съемками упаковки, чтобы успеть до волшебного часа — полуночи, тогда группе придется платить по двойному тарифу. Съемочная группа теперь старается работать как можно медленнее, все не прочь получить «двойную халтуру». Но я уже знаю все их уловки, да и Барни тоже. В конце концов нам удается сделать такое количество кадров, которое удовлетворит любого заказчика, и группа начинает расходиться, все надутые. Барни говорит, что позвонит мне завтра и что мы встретимся на следующей неделе в офисе, чтобы обсудить поездку в Корнуолл[8], где придется снимать сложные эпизоды. Я с нетерпением жду этого: сочетание лодок, британской погоды и актера, который не любит кашу, должно быть восхитительным.

Возвращаюсь домой и застаю Эдну заснувшей у камина. Она говорит, что Чарли сегодня опять вел себя как овечка и что она подписала согласие на организованный поход. Очень хорошо. Но не кажется ли мне, что пять миль[9] многовато для похода? Конечно, кажется. Я впервые слышу об этом походе и утром звоню Кейт; она говорит, что поход назначен на ближайшие выходные, организован родительским комитетом и явка обязательна. Вероятно, мисс Пайк забыла дать мне бланк раньше. Мы встречаемся в семь утра у паба, взять с собой резиновые сапоги и плащи. Блестяще.


Субботнее утро, мы все собрались около паба, в резиновых сапогах и куртках, с рюкзаками, полными еды для нашего эпического путешествия. Появляется миссис Хэррисон-Блэк и говорит, что она очень рада, что мы все так постарались, и что не нужно беспокоиться, если мы не сможем пройти весь маршрут, просто пройдем, сколько сможем. Роджер шепотом говорит, что, по его мнению, это наглость: с такой попой, как у нее, лучше воздержаться от лекции на тему физической подготовки. Сэлли говорит, что взяла с собой бренди во фляжке на тот случай, если у Роджера наступит упадок сил. На это Роджер отвечает, что если сарказм — это все, что он заслуживает, то он бы лучше остался дома и почитал газеты.

Они всегда так пререкаются, но делают это по-дружески, не так, как другие пары в отвратительном духе «уж лучше бы ты умер». Они познакомились в университете и с тех пор вместе. Они никогда по-настоящему не ссорились, никогда не переживали «трудные времена» и никогда не меняли своих решений. Достаточно для того, чтобы начать их ненавидеть. Роджер — адвокат местной фирмы, но он не зарабатывает много денег, потому что он всегда помогает людям выбраться из трудных ситуаций и при этом никогда не назначает высокую цену. Сэлли работает неполный день в местной средней школе, выматывается полностью. Совмещение воспитания Вильяма и Рози с углубленным преподаванием истории ершистым подросткам — дело нелегкое. Мы с Кейт уже сказали ей, что, если она хоть еще раз расскажет нам историю о трудных подростках, мы и стоять рядом с ней на школьной площадке больше не будем. Как говорит Кейт, лучше вообще не знать. Зато потом, когда Джеймс с Чарли перекрасят волосы в синий цвет и начнут говорить на детройском диалекте наркодилеров, для нас это будет сюрприз.

Люди начинают выдвигаться, держа в руках маршрутные карты. Некоторые из них Настоящие Энтузиасты. Они пришли целыми семьями, в тщательно подобранных походных костюмах и с таким количеством оборудования, что, похоже, смогут взойти на Эверест.

— Боже мой, посмотри на того мужчину, он только что пробежал мимо. У него измеритель — ты знаешь, такой приборчик, который измеряет пульс и начинает издавать сигнал, если приближается сердечный приступ.

— Роджер, дорогой, мне кажется, это измеритель скорости.

— Так вот, оказывается, как он выглядит. Я-то думал, что его нужно пришивать к одежде на груди, а не носить, как часы. Мне тоже нужен такой, раз уж он такой клевый.

— Замолчи, Роджер!

— Ну посмотри, какой он бодренький, бегает без остановки. Полный дурак, во время школьного похода. Ну правда!

Мы соглашаемся, особенно потому, что этот марафонец все время кричит на своих двоих маленьких мальчиков, чтобы они не отставали. На них жалко смотреть.

— Когда мы будем обедать?

Мы только что начали движение от парковки при пабе, и мне приходится объяснять Чарли, что нужно пройти немного подальше. Это сообщение встречено бурей негодования. Кейт открывает пачку жвачки с привкусом вина, и мир восстанавливается. Джеймс, Чарли и Вильям заявляют, что они опьянели от винной жвачки, и начинают идти качаясь. Разрыв между нами и остальной группой неумолимо увеличивается, и Настоящие Энтузиасты, которые начали резво, теперь превратились в маленькие точки на горизонте. Маршрут заворачивает в лес. Под ногами становится все грязнее. Похоже, этот день никогда не кончится.

У мальчиков на сапогах налипло столько грязи, что они едва могут оторвать ноги от земли, и мы останавливаемся, чтобы помочь им очистить обувь. Мальчики начинают ныть, все больше и больше. Роджер предлагает игру в шпиона, жульничает страшно; говорит, что видит тигра и краснокожего индейца. Ребята, похоже, поверили, внимательно всматриваются в деревья. Мы принимаем решение сделать привал, но земля такая мокрая, что не сесть, и мы по-цирковому размещаемся на поваленных деревьях и пьем кофе, пока дети едят. Мы прикладываемся к фляжке Кейт и сходимся во мнении, что сельская природа очень красива. Роджер соскальзывает вниз и теперь сидит в луже грязи; дети считают, что это самое-самое уморительное зрелище, какое они когда-либо видели. К счастью, Роджер не относится к тем мужчинам, которые впадают в ярость, когда над ними смеются пятеро детей и три женщины. Ну очень редкий тип мужчин.

Он говорит, что у него даже брюки мокрые, и на нас нападает очередной приступ смеха. Сэлли наконец перестает смеяться и целует его. Дети считают, что это отвратительно, и изображают, как их тошнит. Мы с Кейт обмениваемся завистливыми взглядами. Теперь, став намного счастливее, мы продолжаем поход и выходим на открытую местность. Проходим мимо одной из семей Энтузиастов, у них в полном разгаре ссора. Родители очень громко выясняют, кто виноват в том, что они забыли кофе, а дети выясняют, чья очередь нести карту. Один из детей, совершенно очевидно, упал в лужу и теперь весь, с головы до ног, в грязи. Мы уже видим основную группу и обогнали еще одну семью, где тоже что-то не так.

Вильям говорит, что, может быть, все закончится, как в сказке про черепаху и зайца, и мы окажемся победителями. Мы хвалим его за умное суждение, но наши шансы победить очень призрачные, потому что, скорее всего, бригада Энтузиастов уже прошла маршрут и принимает дома холодный душ. За умную мысль я награждаю Вильяма маленьким батончиком «Марса». Чарли дуется.

Начинается дождь. Следующие полчаса — сплошной кошмар: все едва сдерживают слезы и ругательства, и конфеты кончились. Я нахожу пакетик мятных леденцов на дне сумки, но, к сожалению, то, что нам действительно сейчас нужно, — это пара четырехместных экипажей. Тем не менее на некоторое время леденцы совершает настоящее чудо. Вильям сообщает, что зубной врач сказал, что они — самые ужасные конфеты в мире, и ему нельзя их есть. Джеймс с Чарли смотрят на него, как будто он — сирота из зоны военных действий, а не ребенок, чьи родители придерживаются определенной политики по поводу потребления сахара. Роджер говорит, что однажды, когда был маленьким, укусил своего зубного врача, и дети смотрят на него с восхищением. Роджер поспешно начинает объяснять, что это было много лет назад, а теперь все зубные врачи хорошие и раздают наклейки. Для детей это звучит не очень убедительно. Сэлли говорит, что Роджер может взять Вильяма с собой, когда в следующий раз пойдет к дантисту. Интересно, у них есть наклейки с надписью «Я сегодня укушу дантиста» наряду с их обычными с «Томми Зубная Щетка»?