У Влада был шикарный английский. У меня тоже, но когда меня однажды пригласили пройти собеседование на позицию ведущей новостей на английском, я его провалила именно потому, что мой акцент слишком заметен.

Мы свернули с центральных улиц в какие-то дворы. Заехали на парковку, чистую, большую и аккуратную. Вышли. Я застегнула пальто, чтобы не было видно, что на мне самая простая одежда — красный свитер с оленями и брюки.

Мы вошли в лифт и начали подниматься… куда-то.

— Главное, молчи, Марин. На каком бы языке ни разговаривали, не стоит упражняться ни в английском, ни в немецком, не говоря уж о наших языках.

Сбитая с толку происходящим, я лишь пробормотала:

— Влад, а тебе не кажется, что после угроз человека нужно оставить одного, чтобы он проникся важностью момента и подумал о вечном?

Он притянул меня к себе.

— Ты уже и так прониклась и успела подумать о вечном. Вижу, как вся дрожишь от страха, — и настойчиво, неприятно поцеловал меня в губы.

Лифт пиликнул, и двери распахнулись.

Нас встретил мужчина в черной накидке и маске и вручил нам две такие же маски. Они были черные, имитировали паутину и ничего не скрывали. Зачем они нужны — я не понимала.

Коридор, еще коридор — и мы оказались в большой комнате с множеством кресел у стен, установленных на достаточно далеком расстоянии друг от друга, как на шахматной доске.

Некоторые места были уже заняты. Люди были самые разные — кто в спортивном костюме, кто во фраке, кто почти голышом.

Девушка в коротком переднике, надетом на голое (голое!) тело, подошла к нам и провела к двум свободным креслам, которые сразу были подвинуты ближе друг к другу. Сдвигал массивные кресла мужчина в маске и черном плаще. Под плащом — черное белье… и больше ничего.

Я бы могла пошутить об их костюмах, но у меня было не то настроение, чтобы веселиться.

— Садись, — сказал Влад. — И чтоб в ближайшие полчаса вставать и не думала. Поняла?

— Да.

Я села, он тоже.

Вскоре все свободные места (их было около двадцати) были заняты. Я видела, что публика возбуждена и пребывает в нетерпении. Такие вещи сложно не заметить.

Свет погас, и на площадку в центре комнаты двое мужчин выволокли два кресла и… связанную девушку.

— О Боже…

— Сиди! — Влад схватил меня за руку и стиснул ее до боли.

Девушка была полностью одета, и одежда была простой, я бы даже сказала — школьной: юбка, капроновые колготы, черный гольф без рукавов и поверх — синяя кофта. Тушь на лице размазалась, во рту кляп, руки за спиной зафиксированы наручниками. Двое мужчин в черных брюках и в масках (у одного синяя, у другого белая) сняли с нее наручники и зацепили ее руки за крюк, который был спущен откуда-то сверху, и с абсолютно нейтральными лицами начали медленно снимать с нее одежду. Одежды было много, снимали ее медленно, делая продолжительные театральные паузы.

Влад наклонился ко мне.

— Запомни этот момент на всю жизнь, а потом используй в книгах, и твои тексты станут намного более правдоподобными. Посмотри на лица этих людей, внимательно посмотри. Ты ведь узнала некоторых?

Я не была уверена: маски казались полупрозрачными, но кое-что все-таки скрывали. И все же… да, некоторых я узнала. У некоторых из них я брала интервью, шутила.

— Что ты видишь, Марин? — шептал Влад мне на ухо. — Именно сейчас ты видишь, какова природа людей на самом деле… Почему, по-твоему, последние несколько лет так популярны темы насилия в сексе, БДСМ? Многим людям этого хочется, потому что такова человеческая природа — совокупляться, как дикие звери. Но раньше мы скрывали такие желание, а сейчас общество понемногу пытается к ним привыкнуть. Смотри, как внимательно все они наблюдают. Утром эти люди пойдут на работу, будут отдавать приказы, провозглашать так называемые «новые ценности»: равенство, честность, терпимость, — а сами будут вспоминать, как у них встает на сцены насилия.

— Не всем хочется такого… — Я в ужасе смотрела на разворачивавшуюся передо мной сцену, в то время как Влад спокойно наблюдал за мной.

— Не всем. Но девушка, которую сейчас раздевают, добровольно пошла на это. Хозяин клуба в этом плане строг. К ней тоже присмотрись — за деньги она позволила, чтобы с ее телом обращались подобным образом. Кто она, Марин? Беспринципная дешевка или просто пытается выжить в этом жестоком мире, в котором ей не повезло родиться в достойной семье с материальной защитой? Вполне возможно, что она выбрала не такую уж плохую тактику, и через год ты увидишь ее на обложке журнала или будешь брать у нее интервью. Потому что на коне оказываются не самые умные и даже не самые смазливые, а те, у кого есть цель — выбраться из дерьма.

Я смотрела. Либо связанная была прекрасной актрисой, либо ей претило то, что происходит. Девушка была напугана.

Она осталась полностью обнаженной, и тогда двое мужчин начали раздеваться. Связанное тело дернулось.

— Контрактницам, — я догадалась, что речь идет о девушке, — никогда не сообщают подробностей, в какой сцене они будут играть: спать с другими женщинами, с футбольной командой или животными. Но суммы приличные, так что девушки соглашаются. А те, кто здесь сидит, получают еженедельную рассылку с «меню»: расценки, какие сцены будут разыгрываться, даже присылаются фото участников… хм… спектакля. Конечно, получить доступ к такому «меню» непросто.

Голый мужчина подошел к подвешенной на крюк девушке и начал ее целовать: губы, шея, живот, ноги, между бедер. К нему присоединился второй. Тот опустился на колени, зарылся в женские ягодицы. Встал, отошел к креслу, на котором лежала смазка, выдавил немного на руку. Подошел к девушке и начал смазывать ей анальное отверстие.

— Я хочу уйти! — прошипела я.

— Не хочешь! — возразил Влад негромко, но твердо. — Когда я вел себя в постели грубо — тебе же нравилось.

— С тобой было по-другому!

— Почему? Ведь я тоже на твоих глазах кого-то насиловал.

Я посмотрела на него и встретила насмешливый взгляд. Влад был красив: прямой нос, высокие скулы, но лицо не худое — породистое. И это выражение: будто он меня препарирует, понимает и предвидит все, что случится дальше.

Я в который раз спрашивала себя, как попала в такую ситуацию и как мне из нее выбраться.

— Еще немного, — усмехнулся Влад. — Совокупление — недлительный процесс.

Мужчина вошел в девушку сзади, другой минуту спустя толкнулся в нее спереди. «Веселье» началось, но молчаливая публика не издавала ни звука.

Мне вспомнился мультик про короля-льва. Когда гиены хотели наброситься на Симбу, героя мультика, у них были такие же голодные морды, как у зрителей «спектакля».

Влад прикоснулся к моей руке.

— Знаешь, у тебя такое выражение лица, что мне хочется…

— Заткнись.

— Хочешь, я скажу тебе, что в этой ситуации самое пикантное? На каждом кресле сзади есть кнопка. Если ее нажать — действие прекратится, но тому, кто нажал кнопку, придется заплатить за это немалую сумму. Это просто игра, Марин. — Влад заправил мне прядь волос. — Люди, которые здесь сидят, знают, что могут в любой момент прекратить страдания этой бедной девочки, но еще никто ни разу не воспользовался этой возможностью.

— И где эта кнопка?

— Тебе ни к чему. У тебя нет столько денег, а платить за тебя я не буду, даже если попросишь.

Девушка кричала. Синяя маска доставал из ящика разного рода игрушки. Это была настоящая игра в жертву и маньяка. Ее не били. Задание было напугать до состояния загнанного животного.

Да, я смотрела на людей. Одного мужчину я узнала — он в университете когда-то читал лекцию о новых энергетических стратегиях. Кажется, это было так давно.

Передо мной словно открылся занавес, вот только заглянула я не за кулисы, а в бездонный колодец, из которого несло сыростью, и не было видно дна.

Как только все закончилось, свет погас, зато зажглась лампочка над дверью у выхода. Едва живая, я поднялась с кресла и направилась к двери. Влад шел за мной.

На стоянке, едва сев в машину, я не выдержала — опять заплакала.

Я представила, что Влад — это картина, написанная в семнадцатом столетии. Картина очень ценная, но лишь потому, что была первой в своем роде в то время, когда была создана. Влад был драгоценной картиной, на которой мне впервые стали заметны трещины и следы времени.

— Это было то, чего ты хотел, верно? Чувствовать власть.

Он включил печку — в машине стремительно теплело.

— Да, Марин, это всегда было то, чего я хотел.

— Но ты выбрал не равного по силе противника, а беззащитную девочку. Матильда, в отличие от сегодняшней жертвы, согласия не давала.

— Она была прирожденной жертвой.

— Она была доброй. — Я вытерла слезы и теперь смотрела прямо перед собой. — Она просто была доброй, не такой, как ты, и не такой, как я.

— Да, и хотела стать писательницей, стишки сочиняла. Ты ведь терпеть не можешь поэзию, правда? — Я молчала. — Ну, а ты, Марин?

— Что я?

— Тебе разве не нравится ощущать власть? Почему тебя привлекает только тип мужчин, похожих на меня?

— Тот, с кем я была раньше, не был похож на тебя.

— Внешне — похож.

— Только внешне.

— Согласен, он скорее исключение из правила, вот у вас и не заладилось.

— Зачем ты начал этот разговор?

— У меня пистолет в бардачке. Я могу начать любой разговор, и ты будешь его поддерживать. Когда я повез тебя к друзьям, разве тебе не нравилось чувствовать себя моей? Тебе нравится видеть, как на меня заглядываются другие женщины, и знать, что я выбрал тебя. Для тебя это всегда было важно.

— Для тебя тоже!

— Для меня тоже, — согласился Влад. — Тебе завидовали, мне завидовали, нам завидовали. Мы друзья детства, которые выросли и полюбили друг друга. Чем не прекрасная история любви, которую ты почему-то постоянно пытаешь испортить?