— Не доводи меня, — отчеканил Влад. — Иди в комнату!

— Я хочу с ней поговорить!

— Зачем? Не видишь, что она не в себе? За ней скоро приедут и заберут отсюда. А до тех пор… просто уйди, мать твою, в комнату!

Он сорвался. И это было еще одно подтверждение того, что все, сказанное Д., — правда. Но разве их было мало, этих подтверждений?

— Ты действительно подставил эту девочку, чтобы получить государственный тендер, — сказала я, стараясь сдержать подступающую истерику. — Ты шантажировал ее отца до тех пор, пока он не согласится на твои условия, и лишь после этого позволил доказательствам ее невиновности появиться.

Повисла пауза. Влад долго на меня смотрел, а затем низко склонил голову. Мне показалось, что он задумался, но затем из его горла вырвался смех. Страшный это был смех, нездоровый…

— Что ж, думаю, больше не имеет смысла скрывать… — И посмотрел мне в глаза открыто, не таясь. — Допустим, я это сделал, — усмехнулось мое чудовище. — Что дальше?

Он подошел ко мне и положил руки мне на талию, тем самым посылая по телу электрический заряд. Стук о дверь прекратился. Видимо, девушка выбилась из сил. Прозвучал последний, отчаянно сильный удар, потом настала тишина.

— Да, я шантажировал ее отца. Что дальше, Марин?


Я не могла поверить, что он наконец-то во всем сознался.

— Ты с ней встречался лишь потому, что хотел получить государственный тендер, а когда отец отказался — подставил его дочь…

— У тебя есть доказательства?

— Я заглянула во все кадастры, декларации, проверила сделки компании твоего отца. Информация на поверхности, если знать, где искать: вы боретесь за тендер на строительство *** дороги, но последнее слово за отцом Д.

— Все правильно, — прошептал Влад, сильнее сжимая руки на моей талии. — В одном ты ошибаешься: ее отец отказался лишь тогда, когда я перестал встречаться с его дочерью. Напомнить тебе, почему я это сделал? — Влад бережно убрал прядь волос с моего лица. — Помнишь, ради кого я ее бросил?

— Я тебя не просила.

— О таком не просят. Я хотел быть с тобой и сделал выбор, о котором с тех пор ни разу не пожалел.

Он был тем, кем был: мужчиной, который знал, что и когда говорить.

— Ты подстроил эту аварию…

— Я уже сказал: да, подстроил. Зачем ты повторяешь одно и то же?

— Пытаюсь поверить.

— Мариночка, — Влад нежно провел рукой по моей спине, — ты видела, как я насиловал юную девушку, когда мне самому было всего семнадцать. Неужели ты пытаешься убедить меня или, что еще хуже, себя, что не знала, кто я?

— Я думала, ты изменился…

Эта фраза — жалкая, как та бедняжка, которая плакала под дверью у Влада, — наконец-то прорвала плотину, и я всхлипнула.

Влад наблюдал за мной, как, наверное, наблюдали за своими пациентами врачи в Освенциме: с любопытством, но ни в коем случае не сопереживая.

— Я не давал тебе поводов так думать.

Самое страшное, что в тот момент я ему почти поверила: разве он мне врал, разве я не знала, кто он? Но потом я вспомнила, как виртуозно он убедил меня в том, что не причастен к смерти Матильды. И лишь появление Д. как будто что-то переключило в моей голове, расставив все по своим местам.

— Влад…

— Тебе нужно просто смириться, — сказал он ровно. — Я не пытаюсь изменить тебя, и ты, будь добра, поступай так же по отношению ко мне.

Смириться? Неужели он действительно это сказал?

Мне вдруг перестало хватать воздуха. Я вцепилась в ручку двери, потому что та была ближе всего, и навалилась на нее. Влад всполошился.

— Марина, тебе что, плохо?

— Влад, что же ты за скотина такая…

— Марина, перестань изображать истерику!

Влад обхватил меня за плечи и повел в гостиную. Усадил на диван и сам сел рядом.

— Матильду ты так же успокаивал?

— Возьми себя в руки!

Я всхлипывала и смеялась, потому что, даже несмотря на плакавшую у его двери девочку, несмотря на его признания, я до сих пор не обулась, не надела пальто и не ушла прочь из его квартиры. Но я знала, что рано или поздно должна буду так поступить, и это понимание убивало меня.

— Влад, что ты же за чудовище такое! — плакала я.

— Марина, тебе нужно успокоиться! — повторил он строго, а у самого в глазах отразилось самое настоящее беспокойство.

Знаю, он меня любил! Он был жестоким, мерзким, мстительным и даже подлым, но я помню этот страх в его глазах. Он видел, что я нахожусь на грани, и во мне борются два голоса: голос разума, требующий уйти сию же секунду, и голос сердца, умоляющий остаться. Он боялся, что я прислушаюсь к первому голосу.

Он погладил меня по плечам, но я вырвалась. И начала кричать, что ненавижу его, что желаю ему смерти и что он не заслуживает права жить.

Влад молча терпел мою истерику, и тогда мне показалось этого мало. Я начала бить его кулаками в грудь.

— Зачем ты вообще вернулся! — кричала я, а он зафиксировал мои руки одной левой у меня за спиной и не позволял мне вырваться из его объятий. Я ревела, кричала, безрезультатно пытаясь освободить руки и нанести удар.

— Почему ты такой?! — вопила я, ощущая, как он немного послабил захват и правой рукой стал гладить меня по спине. — Что… что пошло не так, почему ты стал таким?!

— Тихо-тихо, Марина, успокойся, — нежно шептал Влад, целуя меня в макушку. — Тихо, моя хорошая, тихо.

Сквозь меня будто электрический заряд пропустили, когда я услышала это его «моя хорошая». Тряхнуло от того, как нежно он это сказал и как отреагировало мое тело. Это было не возбуждение, но бесконечная нежность по отношению к столь желанному мужчине.

— Марина. — Он по-прежнему гладил меня по спине и не позволял отстраниться от его груди. — Послушай, Марина, то, что я говорю, звучит не по-книжному, я знаю, но иногда, чтобы победить, нужно принимать жесткие меры. Отец Д. — взяточник, каких поискать. Мой проект лучший, я два года над ним работал, но К. не позволил бы нам получить тендер, так как хотел пропихнуть к кормушке своих людей. Мариночка, родная, мне пришлось так поступить. Понимаю, тебе страшно, но я обещаю: больше ты ничего подобного не увидишь.

— Что ты несешь? — плакала я, вдыхая запах его кожи. — Ты людей убил, тех, которые погибли в результате аварии…

— Это было не нарочно…

— Какая разница! У них семьи были, дети. Влад, ты убил их. Не Д. виновата, а ты. Пусти меня, я хочу уйти!

Я попыталась встать, наконец-то вырваться из его рук, но он не позволил.

— Марина, прошу тебя, успокойся!

Я начала вырываться еще сильнее.

— Я хочу уйти отсюда! Пусти меня немедленно!

Мне все-таки удалось встать, но он снова схватил меня за талию и толкнул на диван. Я упала на спину. Влад оседлал меня и прижал к дивану. Он ждал, пока я немного успокоюсь и перестану вырываться.

— Если бы я не послал Д. к чертям, ее отец сделал бы все добровольно. — Влад зафиксировал мои руки над головой и наклонился к моему лицу. — Но я, мать твою, из-за тебя порвал с ней, так что если ты думаешь, что сможешь просто так куда-то уйти, потому что тебе, видите ли, захотелось, — ты глубоко заблуждаешься.

Эти события происходили не так давно, но уверена, что и на старости лет, если доживу, буду помнить тот его сумасшедший взгляд, полный презрения, опасения и вожделения.

— Ты хоть понимаешь, как нелегко далось мне это решение? — спросил он, наклоняясь ко мне все ближе. — Я рискнул тендером, чтобы мы могли быть вместе, а ты мне устраиваешь этот цирк?

— Ты подстроил аварию, ты убил Матильду!

— Далась тебе эта Матильда! — взорвался Влад, встряхивая меня за плечи. — Она давно мертва, ее труп давно разлагается под землей, но ты никак не можешь забыть эту дрянь!

Я плакала. В тот момент мне почему-то отчаянно хотелось чем-то укрыться, надеть на себя больше одежды. Я как никогда ощущала, что на мне лишь легкий свитер на молнии и спортивные брюки, а Влад сидит на моих бедрах, и стоит ему потянуть за молнию…

Видимо, он пришел к тому же выводу.

— Марина, — прошептал он, запуская руку мне под свитер и лаская живот.

— Пусти!

Он взял меня за плечи.

— Посмотри на меня! Помнишь, как твоя мама уехала в командировку, и я, чтобы тебе развеселить, купил билеты в цирк? Мы с тобой тогда были знакомы всего ничего… Сколько нам было, когда мы познакомились? Сколько, Марин?

— Четырнадцать.

— Да, около того. Но мы с тобой сразу же нашли общий язык. Я мог с тобой разговаривать о чем угодно. — Влад усмехнулся, вспоминая. — А в тот день я сразу понял, что ты не в настроении. Помнишь, как долго я выпрашивал у тебя ответ? Ты всегда так охотно заводила со мной разговор, а в тот раз — ни в какую. А потом расплакалась. Помнишь, что я сделал?

Он слез с меня, сел на диван и усадил меня к себе на колени. Теперь моя голова была выше его. Он нежно обнимал меня за талию.

— Что я сделал, Марин? Марииин…

— Повел меня в цирк.

— Именно так. — Он разговаривал со мной, как с ребенком, которого нужно успокоить. — Думаю, время признаться, что мне тогда отец посоветовал куда-нибудь тебя сводить. Он позвонил не вовремя, я не хотел с ним разговаривать и пытался прервать разговор под предлогом того, что подруге плохо. Ты в тот момент как раз у меня в гостиной сидела. Я даже не помню, как ты там оказалась. У нас тогда еще не было привычки собираться у меня дома. Ты помнишь?

— Нет.

— Отец начал расспрашивать, что за подруга, думал, ты моя девушка, а когда вытянул из меня всю информацию— посоветовал на концерт сходить. Но я решил: нет, цирк намного лучше, ведь ты когда-то с мамой туда ходила.

— Ходила…

— Мы с тобой подростками были, но я четко помню одну вещь…