— Ее нашли в этом браслете. — Женщина всхлипнула. — Хоть я знаю, что она никогда не надела бы его подарок. Никогда, понимаешь?!

— Что… что вы хотите сказать?

Кто бы знал, сколько смелости мне понадобилось, чтобы задать этот вопрос… и какую боль я испытывала в тот момент.

— Она бы не надела этот браслет сама, разве непонятно?! — огрызнулась женщина, раздраженная моей недогадливостью. — Он хотел, чтобы мы знали, что это он сделал… этот малолетний извращенец. Он хотел, чтобы мы знали, но не могли ничего доказать.

— Вы не можете быть уверены…

— Дура, я знала свою дочь! Мы браслет продать хотели. Матильда лишь потому его сразу не выбросила. Она требовала, чтобы я как можно скорее продала браслет, и эта мерзость не валялась у нас дома. А я искала, где бы повыгоднее…

— Но этого недостаточно, чтобы обвинять человека в убийстве! Из-за глупого браслета! — закричала я, взволнованная и напуганная услышанным. Я встала с лавки и непроизвольно отступила назад, пока подол моего длинного коричневого пальто не зацепился за завитушку на железном заборе.

Женщина посмотрела на меня, как на вылупившуюся из яйца змею — мерзкую, скользкую, способную укусить.

— Недостаточно?! А как тебе такое: когда я уходила на работу, а ее сестры в школу, Матильда запирала дверь изнутри. А в день ее смерти входная дверь была открыта, понимаешь?

— Ну и что?! — взревела я, потрясенная правдой и не желающая верить в то, что говорила эта женщина. — Матильда могла открыть дверь, чтобы ее скорее нашли! Она хотела себя убить, ее действия могли быть непредсказуемыми, нелогичными!

— У нас всех были свои ключи. Зачем ей оставлять дверь открытой? Да и не хотела она себя убивать, разве тебе непонятно?! Господи, моя девочка…

Женщина уткнулась в ладони и горько зарыдала. Я смотрела на нее и не знала, что делать — злиться на нее или успокаивать, поэтому сделала то, чего требовали инстинкты: резко рванула к выходу с кладбища. Меня трясло от страха и от того, что я поверила словам этой женщины.

Самое страшное то, что, даже узнав правду, я продолжала думать о Владе, пытаться оправдать дорогого мне человека. Я проклинаю себя за то, что мечтала, чтобы он меня разубедил, рассказал свою версию событий.

Глава 13

Я приехала домой ближе к одиннадцати. Вошла в душ, включила горячую воду и наконец-то дала волю слезам. Перед глазами стоял подаренный Матильде браслет.

До трех часов ночи я, размазывая по лицу слезы, искала в Интернете точную копию увиденного в руках матери Матильды украшение, а когда нашла, скинула изображение на флешку и по дороге на работу зашла в салон и распечатала десятки фото этого браслета.

Работать было тяжело. Я делала глупые мелкие ошибки и не могла дождаться шести, чтобы поехать к Владу. На его звонки в тот день я не отвечала и сообщения «Что-то случилось?» и последовавшее за ним «Какого черта ты молчишь?» проигнорировала.

Я знала, что Влад, если у него нет дополнительных встреч, возвращается домой ближе к восьми. Ключи у меня были. Я вошла в квартиру и, не медля ни секунды, развесила во всех комнатах фото браслета. Три в гостиной на шкафу и на кресле, шесть в спальне, в прихожей — около десяти фото.

Покончив с этим, я заварила крепкий чай, добавила туда коньяка и просто сидела в ожидании Влада, прихлебывая напиток.

Послышалась трель телефона.

— Да, Влад.

— Марина, какого черта? Ты не отвечала со вчерашнего вечера.

— Извини, у меня были причины.

— Что случилось? — Его голос звучал настороженно. — Что-то серьезное?

— Нет, дома расскажу… у тебя дома. Я жду тебя здесь.

В трубке молчали.

— Хорошо, скоро буду.

Через полчаса ключ повернулся в замке. Влад пришел.

Грудь сдавило от сдерживаемых с трудом рыданий. Мой друг, мой Влад, что же мне делать с этой любовью?

Я не знала, правильный ли выбрала способ начать разговор, но хотела, прямо-таки жаждала видеть его лицо, когда он заметит фото браслета. Его реакция скажет мне намного больше, чем слова.

В прихожей он снял ботинки, пальто и медленно вошел в кухню, где я ждала его, сидя за столом.

Остановившись в дверном проеме, он сказал мне в спину:

— Должен признать, намеки ты делать умеешь. — Потом подошел ко мне, наклонился и поцеловал в уголок губ. — Ты могла просто сказать, что хочешь браслет. Не обязательно было фото развешивать… Марина, да что с тобой?

Он наконец-то понял, что я не реагирую на его слова. Я сидела прямо, с ровной спиной, и на стеклянной поверхности духовки, напротив моего кресла, отражалась молодая женщина с длинными светлыми волосами, собранными в низкий хвост, и в объемном фиолетовом свитере.

— Влад, разве ты не узнаешь этот браслет?

— А должен? — спросил он сконфуженно.

Влад всматривался в мое лицо, как будто действительно ничего не понимал.

— Точно такое же украшение ты подарил Матильде, — пояснила я, допивая чай с алкоголем. — И в точно таком же украшении ее нашли мертвой.

Он выпрямился. Идеально сидящий костюм, широкие плечи, жесткая улыбка. Поведение Влада всегда неуловимо менялось, стоило заикнуться об этой части его прошлого. Но я не могла в очередной раз сделать вид, что прошлое осталось в прошлом.

— Она считает, что это ты убил Матильду. — Я почувствовала, как глаза сами по себе увлажняются, хотя мой тон оставался холодным. — И самое страшное, что какая-то часть меня в это верит.

— Кто считает?

— Мать Матильды. — Я назвала имя.

Влад отошел в сторону, прислонился к барной стойке и, сложив руки на груди, спросил:

— Ну и как бы я это провернул? В перерыве между экзаменами приехал бы из Лондона на час-другой и перерезал ей вены? Ты ведь помнишь — меня не было в стране, когда это произошло.

— Ты мог нанять людей.

— Мне было семнадцать! Где бы я нашел таких людей?

Когда он говорил вот так — насмешливо и уверенно, мне начинало казаться, что мои подозрения и гроша ломаного не стоят.

Он взъерошил рукой волосы и сказал устало:

— Давай начнем сначала. Почему ты думаешь, что я причастен к смерти той девушки, и при чем здесь какой-то браслет? И самое важное: где именно ты пересеклась с ее матерью?

— Это получилось случайно.

— Ну, в этом я не сомневаюсь! Такие случайности происходят на каждом шагу.

— Влад, — возмущенно сказала я, раздраженная его саркастичным тоном. — Ты приходил к ним домой, деньги им предлагал, чтобы они забрали заявление! Ты посмел явиться в дом девушки, над которой надругался!

Меня снова накрыло осознание того, в какой передряге я оказалась. Влад подошел ко мне и опустился передо мной на корточки.

— Мариночка, родная, — сказал он ласково, и я разрыдалась от такого обращения. — Ну, не плачь, не плачь, пожалуйста. Что бы ты ни услышала, уверен, что могу все объяснить. — Он заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос и приложил ладонь к моей щеке. — Я не могу исправить прошлое, но чего я точно не делал, так это не убивал. Что бы она ни говорила, я не причастен к смерти Матильды. А к ним домой приходил, потому что пытался загладить свою вину.

— Ты за себя боялся! — обвинила я, плача и прижимаясь к его руке.

— Да они к тому времени уже написали заявление, насколько мне помнится. И поверь, эта бумажка не могла нанести никакого ощутимого вреда никому, а мне — точно.

— Тебя могли посадить!

— Нет, не могли.

Влад сказал это уверенно, без тени сомнений. Казалось, его беспокоит только, как заставить меня перестать плакать.

— Хорошо, — я постаралась справиться с дыханием, — расскажи, зачем ты к ним приходил?

— Прощения попросить, Марин, не более. Я предлагал ее матери деньги, так как считал, что это универсальный способ утешения.

— Вот как!

— Она могла бы на эти средства отправить Матильду учиться в хороший университет, но они отказались. И я ушел.

Он запустил руку мне под свитер и погладил кожу — не эротично, но бесконечно нежно.

— Почему твой отец этим не занимался?

— Почему же? Еще как занимался! Он к ним тоже приходил, но я полагал, что у меня лучше получается убеждать, чем у него.

— Ты издеваешься?

— Нет, тогда я действительно так думал.

В квартире было светло — Влад всегда любил яркое освещение. Он уделял много внимания тому, как, под каким углом свет падает на предметы, различал холодные и теплые оттенки теней.

Перечитывая свои книги, я не раз замечала, насколько серьезно отношусь именно к освещению, и каждый раз убеждалась, что за этими «совпадениями» скрывается личность Влада.

— А браслет?

— Что не так с браслетом?

— Мать Матильды утверждает, что ты преследовал ее дочь, угрожал, и что…

— И что? — перебил он холодно. — Что я ее убил? Ты понимаешь, в чем меня обвиняешь?

Он засмеялся и по привычке взъерошил рукой волосы. Я так любила этот его жест.

— И какие она находит подтверждения?

— На ней был браслет.

— О, да, это, несомненно, доказательство!

— Мать Матильды считает, что это ты надел на нее браслет, чтобы они знали… Потому что Матильда никогда не надела бы его сама.

Я понимала, что говорю сбивчиво, и у меня, журналиста и рассказчика по призванию, не получается внятно выразить свои мысли.

Влад это видел.

— Влипла ты, Марина, не так ли? — засмеялся он. — Встречаешься с насильником и убийцей.


— Что?!

— Разве ты думаешь иначе? Ты почему-то не веришь, что я не имею никакого отношения к ее смерти, что жалею о том, как поступил с Матильдой.

— Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу тебе верить…