— Ты чрезвычайно догадлив, — заметила я тихо.

— В Дижоне твой Мюрат каждую ночь проводил с другой женщиной, — улыбнулся Наполеон, склонив голову набок. — В Италии будет то же самое. Захочешь ли ты после этого спешить к нему?

Его слова потрясли и глубоко задели, но полностью не разочаровали.

— Мюрат ничем не лучше других мужчин.

— А ты ничем не лучше других женщин, покорных и снисходительных.

— Покорная! Как только поправлюсь, я лягу в постель с первым же попавшим в мои сети мужчиной!

То была пустая угроза, и Наполеон это знал, но примерно через неделю, когда я полностью выздоровела и могла вновь вести обычный образ жизни, он со слугой, самым старым и безобразным, прислал мне короткую записку:

«Вот тебе первый мужчина. Наслаждайся, если сможешь».

Я засмеялась и послала за одной из моих служанок; это была молодая хорошенькая одинокая женщина, которая даже не знала имени отца своего ребенка. Желая тоже ответить шуткой, я приказала старому слуге Наполеона отвести ее в Тюильри.

— Передай первому консулу, — сказала я, — Селеста — вот мой ответ на его записку.

Наполеон прислал ее обратно на следующее утро, сияющей (какой высокой чести она удостоилась!), с несколькими побрякушками и такой кучей франков, которой она вовсе не заслужила. В подобных случаях Наполеон всегда проявлял чрезмерную щедрость. Селеста принесла мне от Наполеона еще одну записку. Он разрешал мне отправиться к Мюрату, когда я пожелаю. Однако он, вероятно, был уверен, что после его сообщения относительно других женщин я уже не захочу ехать в Италию.

Тем временем специальный курьер привез мне письмо от Мюрата. Он выражал свой восторг по поводу рождения сына и пребывал в веселом, игривом настроении. Помимо прочего он писал:

«Я надеюсь и страстно желаю, чтобы весной мы вновь были вместе. Когда ты опять будешь резвиться, как в тринадцать лет. Говорят, что молодые матери сами ощущают себя детьми, пока не передадут это чувство своим детям. Теперь, когда ты сложила груз, который носила перед собой девять месяцев, тебе, должно быть, кажется, что ты вновь вернулась к мадам Кампан, очнувшись ото сна, странного для девушки твоего возраста».

Далее он сделался более серьезным и сентиментальным:

«Однако вовсе не сон та мучительная нежность, которую я испытываю к тебе и нашему ребенку. Скажи Ахиллу, чтобы он поцеловал за меня свою маму, которую я тоже крепко обнимаю».

Письмо немного смягчило меня, но неверность Мюрата по-прежнему приводила в ярость. Он действительно был не лучше других мужчин! И я тут же решила при первой же встрече устроить ему ужасную, потрясающую сцену, достойную самой Жозефины.

Глава четвертая

Наступила весна, но Мюрат все еще не получил разрешения вернуться в Париж. Более того, Наполеон приказал мне выехать к мужу в Италию. Он принял это решение в связи со скандальными толками, которые внезапно возникли в Париже относительно меня и брата Люсьена. Я хорошо помню, как я пришла к Наполеону возмущенная и недоумевающая.

— Наполеон, меня освистали, когда я каталась в экипаже сегодня утром. Ответь мне, что произошло? Я ничем не обидела людей, абсолютно ничем!

Наполеон взял с письменного стола измятый листок.

— Вот, прочти, Каролина.

Я начала читать, и ужас стеснил мне грудь. То был злобный выпад против меня и Люсьена, обвинение в кровосмешении, Автор утверждал, что Люсьен и я сожительствовали еще в период моего пребывания в пансионе мадам Кампан, что у меня родился ребенок, которого мы тайно отдали на воспитание в деревню какому-то фермеру.

— Наполеон, но ведь это ужасно!

Он оставался удивительно спокойным.

— По городу разбросаны тысячи подобных листков. Фуше старается как можно быстрее их изъять, но они уже сыграли свою грязную роль.

— Чья это работа? Жозефины?

— Ты несправедлива к ней, — строго заметил Наполеон. — Жозефина очень тебя любит. И какая ей от всего этого выгода?

— Она могла таким способом попытаться очернить меня в твоих глазах.

— И настроить против провозглашения твоего сына моим преемником? — закончил Наполеон.

— Да, именно! — проговорила я, чувствуя, что мой гнев утихает. — У тебя действительно есть подобные планы в отношении Ахилла?

— Я пока не думал ни о ком конкретно. Еще не принял окончательного решения, хотя Жозефина несколько раз говорила об Ахилле.

— Невероятно! — едва выговорила я.

— Ради укрепления собственного положения, конечно. Бедняжка постоянно опасается развода. Если я объявлю Ахилла своим преемником, этот страх уменьшится. А тебе, Каролина, придется какое-то время не появляться в обществе. И я решил отправить тебя к мужу, в Италию. Люсьен в безопасности в Испании.

— Но, Наполеон…

— Не бойся, Каролина, — слабо улыбнулся он. — Жозефина, помня об Ахилле, будет заботиться о твоих интересах в Париже.

— Разумеется, с пользой для себя.

— Безусловно, — вновь улыбнулся он. — Но она забывает — вы все забываете, — что, когда речь идет об очень важных делах, лишь один человек в состоянии оказать на меня влияние.

— И этот человек — Наполеон?

— Кто же еще? Только Наполеон Бонапарт.

Тем не менее во время прощального ужина в Тюильри я старалась быть особенно приветливой с Жозефиной. Ужинали мы втроем; было очень уютно и царила по-настоящему душевная атмосфера. Вспоминая прошлое, Жозефина рассказывала о молодых годах, проведенных на острове Мартиника, где жизнь в сравнении с теперешними условиями была беднее, но зато беззаботнее и где она и ее две младшие сестренки наслаждались свободой, которой им никогда бы не видать во Франции. Она даже говорила о своем первом замужестве, и Наполеон был удивительно хорош.

— Моя тетушка Мария, проживавшая во Франции, решила выдать одну из нас за виконта Александра де Богарнэ, младшего сына маркиза де Богарнэ. Тетушка именовала себя другом и компаньоном семьи маркиза, но на самом деле она была его любовницей. Заочно Александр остановил свой выбор на младшей сестре Катрин-Дезире. Когда тетушка Мария написала о своих планах и попросила отца сообщить, когда Катрин-Дезире сможет приехать во Францию, я чуть не лопнула от зависти. Мне страстно хотелось самой отправиться во Францию и выйти замуж за молодого аристократа.

— И как же ты поступила? — спросил Наполеон, подбадривая. — Ты, вероятно, уже в шестнадцать лет была замечательной интриганкой.

— Тогда я еще ничего не знала об интригах, — усмехнулась Жозефина, — какое извращенное представление! В действительности случилось так, что Катрин-Дезире умерла от лихорадки прежде, чем завершились переговоры. Однако тетушка Мария не отступила и была твердо намерена женить Александра де Богарнэ на мне или Марии-Франсуа. Сам Александр пребывал в нерешительности, и тетушка предоставила решать моему отцу. Вот и вся интрига! От меня потребовалось лишь немного хитрости и слезы ручьем.

— Ах эти слезы! — весело рассмеялся Наполеон.

Жозефина бросила ему один из своих обольстительных взглядов.

— Безудержно рыдая, я убедила отца, что Мария-Франсуа еще слишком молода для замужества и чересчур болезненна, чтобы выдержать тяжелое и длительное плавание до Франции. Вскоре мы все были в слезах: отец, мать, малышка Мария-Франсуа и я. И, разумеется, выбор остановился на мне. — Жозефина улыбнулась, вспоминая. — По словам матери, я рыдала с грацией, способной растопить сердце любого мужчины. Однако она предупредила не использовать это оружие слишком часто и с одним и тем же человеком.

— Она, должно быть, имела в виду мужчину с таким сильным характером, как у меня, — уверенно заявил Наполеон.

— Да, конечно, — согласилась Жозефина вполне серьезно.

— Раз вы пользовались большой свободой на Мартинике, — сказала я приветливо, — у вас к шестнадцати годам несомненно был хотя бы один любовник.

— Перестань, Каролина! — одернул меня Наполеон.

— Был один, только один, — ответила Жозефина также приветливо. — Молодой лейтенант по фамилии Терсир. Нам больше всего нравилось купаться совершенно нагими.

— Это не рвать вишню ранним утром, — заметила я, искоса взглянув на Наполеона.

— Несомненно они были так же чисты, как их нагота, — проговорил Наполеон резко.

— Я — да, — подтвердила Жозефина, — но не Терсир. Однако он с уважением относился ко мне и даже просил выйти за него замуж.

— Итак, ты прибыла во Францию, — напомнил Наполеон.

— Да. Но прежде, чем покинуть остров, я посетила старую негритянку, знаменитую гадалку. Она сразу же сказала, что мне суждено стать королевой Франции.

Суеверный Наполеон внимательно посмотрел на нее.

— Ну, кто знает?

«Жозефина, — подумала я, — верна себе в своем неизменном лукавстве».

Недвусмысленно дав понять, что если она останется женой Наполеона, то он будет королем Франции, Жозефина возобновила свой рассказ об Александре, который, по ее словам, оказался порядочной свиньей.

— На первой же встрече он выразил надежду, что меня не успели испортить колониальное воспитание и тамошняя среда. При нем я чувствовала себя очень жалкой. Однако хватит об этом! Александр мертв и забыт, а Франция приняла меня хорошо.

Наполеон поднялся и заявил, что сегодня ему хочется пораньше лечь спать. Я отлично поняла его намерения. С некоторых пор камердинер Наполеона служит ему иногда послушным постельным партнером. Жозефина знала об этом, и выражение страдания на мгновение промелькнуло в ее глазах. Затем Наполеон достал из кармана запечатанный документ и вручил мне.

— Здесь особый приказ Мюрату, в порядке вознаграждения. Дай честное слово, что не вскроешь печати. Мне известна твоя любознательность, в этом тебя перещеголяла только Жозефина. Я кое-что делаю для Мюрата, но главным образом через него для тебя. И помни, Каролина, я принял данное решение по просьбе Жозефины, твоего хорошего друга.